– Нет. Когда я соберусь отдыхать, я хочу лежать под лучами горячего солнышка и покрываться темно-коричневым загаром. Катание с гор на лыжах никогда меня особенно не привлекало, как вам обоим хорошо известно. К тому же в январе мне надо быть в Нью-Йорке. Мы устраиваем в универмаге показ французской и итальянской моды, а потом мне предстоит открыть магазин «Деловая женщина» в нашем отделении на Пятой авеню. – Выходя из лифта, она язвительно им улыбнулась. – Должен же кто-нибудь в этой семье работать.

Со смехом мужчины подхватили ее, вынесли на улицу, усадили в такси и мигом домчали до отеля «Ритц».

Эмили уже ждала их за столиком в ресторане. Черный элегантный костюм очень шел к ее светлым волосам, но тем не менее во всем ее облике ощущалось что-то трагическое. Она посмотрела на брата, кузину и кузена грустными глазами.

– Скорей бы кончился сегодняшний день, – шепнула она Александру. – Мысль о необходимости заслушать завещание повергает меня в тоску.

– Ну ладно, Эмили, приободрись, – сказал Александр. – Филип и я только что обсуждали ту же тему с Полой. – Он пожал ей руку. – Бабушка не одобрила бы такого поведения. Наоборот, она разозлилась бы, как черт, если бы увидела, как мы сидим здесь с постными лицами. Помнишь, что она часто повторяла, когда у нас что-нибудь не получалось или складывалось не так? Тогда она говорила: «Забудьте о дне вчерашнем. Думайте о дне завтрашнем и идите вперед, не оглядываясь». Не кажется ли тебе, что нам надо последовать ее совету, особенно сегодня?

– Да, – призналась Эмили и улыбнулась брату уже более веселой улыбкой.

– Вот и умница, – заметил он.

– Я хочу заказать бутылку шампанского, – объявил Филип. – Мы выпьем в память замечательной женщины, которой мы обязаны жизнью, которая обучила нас всему, что мы знаем, и сделала нас теми, кто мы есть.

Он сделал знак официанту.

Пока заказ еще не принесли, Пола склонилась к Эмили.

– У Филипа появилась замечательная идея, как заставить Джонатана снять маску, – прошептала она – Когда мы выпьем за бабушку, он все тебе расскажет.

– Очень интересно, – воскликнула Эмили. Ее блестящие зеленые глаза сузились при мысли о грядущем падении Джонатана – Прекрасная дань памяти бабушки – раскрыть предательство по отношению к ней и расправиться с ним так, как это сделала бы она сама.

Джон Кроуфорд, адвокат Эммы и старший партнер в фирме «Кроуфорд, Крейтон, Фиппс и Кроуфорд», быстрым шагом вошел в просторный конференц-зал.

Он оглянулся и удовлетворенно кивнул. К двадцати четырем стульям, всегда стоявшим вокруг длинного стола красного дерева, пришлось добавить еще пять, которые его секретарша в спешке принесла из других кабинетов адвокатской конторы, так что теперь места должно хватить и ему самому, и тем двадцати восьми посетителям, которых он ждал с минуты на минуту.

Джон положил завещание Эммы Харт перед своим местом во главе стола. Несколько мгновений он задумчиво смотрел на внушительных размеров документ. Ему предстояло долгое собрание. «Ничего страшного», – подумал он и, слегка пожав плечами, подошел к окну, раздвинул занавеси и выглянул вниз на улицу.

Через несколько секунд он увидел, как к двери подъехало такси. Из него вышел Дэвид Эйнсли, а за ним Дэзи и Эдвина. Даже отсюда Дэзи казалась печальной, опустошенной, но все равно безумно красивой. Он тихонько вздохнул. Неудивительно, что его семья развалилась. Невозможно оставаться женатым на одной женщине и одновременно преклоняться перед другой. Казалось, он всегда любил Дэзи. Практически всю свою сознательную жизнь. Но надеяться ему было не на что. Она вышла замуж рано и никогда не замечала никого, кроме Дэвида. Какая она чудесная, милая, добрая и совершенно не испорченная своим невообразимым богатством. Они хорошие друзья, и каждый месяц по два дня проводят вместе, поскольку именно Дэзи руководит Фондом Эммы Харт, богатой благотворительной организацией. Дэзи часто требовалась юридическая консультация и по другим вопросам, и порой ему улыбалась удача, и он общался с ней еще по несколько лишних часов. Он ценил то время, что проводил с ней, и с нетерпением ожидал, когда ему вновь предоставится возможность встретиться с ней за деловым ленчем.

Джон отпрянул от окна при звуке голоса своей секретарши, которая сопровождала чету Эмори и Эдвину в конференц-зал. Улыбаясь, он вышел им навстречу, и его сразу же поразил ужасный вид Эдвины. Как и Дэзи, она была одета во все черное, и поэтому ее лицо казалось лишенным всех красок и безжизненным. Но и помимо этого, за последние несколько недель она буквально превратилась в старуху. Смерть Эммы явно глубоко потрясла ее.

Несколько минут он болтал с ними, а потом они уселись, и вскоре один за другим начали прибывать остальные. К двадцати минутам третьего собрались все, кроме Джима и Уинстона. Пять минут спустя вбежали и они, извинились и пояснили, что попали в пробку на Флит стрит.

Ровно в два тридцать Джон призвал всех к тишине.

– Сегодня нас собрало вместе печальное событие, но как сказала мне Эмма во время нашей последней встречи в начале августа: «Не стройте печальных мин, когда я умру. Я прожила замечательную жизнь, знала и радость, и горе, мне никогда не приходилось скучать. Так что не тоскуйте обо мне». Однако, прежде чем я перейду к делу, мне хочется сказать, что лично я искренне оплакиваю очень верного и дорогого друга, самую замечательную женщину – хочу поправиться – самого замечательного человека, которого я когда-либо знал. Мне ее очень не хватает.

Вослед его словам по комнате прошелестел шепоток одобрения. Затем Джон продолжил уже более деловым тоном:

– Завещание Эммы Харт Лаудер Эйнсли, которую в дальнейшем мы станем называть просто Эмма Харт. – Джон откашлялся и будничным голосом сказал: – Перед своей смертью миссис Харт сообщила мне, что ее близким родственникам известны основные положения настоящего завещания, которые она открыла им в апреле 1968 года. Однако поскольку распоряжение касается судьбы всего ее состояния, а также поскольку есть и другие наследники, я должен огласить завещание полностью. К тому же, таковы требования закона. Боюсь, нам предстоит ознакомиться с длинным и сложным документом.

Пола, сидевшая между Джимом и Филипом, откинулась на спинку стула, сложила руки на коленях и сосредоточила все внимание на семейном адвокате. Ее лицо ничего не выражало.

На первых пяти или шести страницах перечислялись дары Эммы прислуге, работавшей в ее многочисленных домах. С неизменной щедростью она вознаградила всех, проявив знание особенностей каждого и его нужды. Пола с облегчением услышала, что Хильда получила солидную пенсию по старости, а также один из коттеджей, принадлежавших Эмме в деревне Пеннистоун-ройял.

Хильды не было среди присутствующих, в отличие от Гэй Слоун. Бывшая секретарша Эммы поглядела на Полу с радостной и удивленной улыбкой, когда Джон прочитал посвященные ей строки. Гэй получала двести тысяч фунтов, пару золотых сережек с бриллиантами и такую же брошь.

Вторая часть завещания касалась судьбы солидного собрания произведений искусства, принадлежащего Эмме.

– В 1968 году Эмма Харт оставила все предметы коллекции за исключением картин, находящихся в Пеннистоун-ройял, своему внуку Филипу Макгиллу-Эмори, – пояснил Джон. – Теперь ее распоряжение претерпело некоторые изменения. – Он посмотрел на Филипа. – Миссис Харт сообщила мне, что обсудила с вами указанные перемены и объяснила вам причины, которыми руководствовалась. По ее словам, вы проявили полное понимание ее мотивов.

– Да, – подтвердил Филип. – Бабушка надеялась получить мое одобрение, а я ответил, что в нем нет никакой необходимости. Эмма вольна распоряжаться коллекцией по своему усмотрению, поскольку она ее собственность, и только ее. Так что я полностью поддерживаю бабушку.

Джон кивнул, заглянул в бумаги и зачитал слова Эммы:

«В благодарность за многолетнюю преданность, верность и дружбу я передаю Генри Россистеру пейзаж Ван Гога; Рональду Каллински – Пикассо «голубого периода»; Брайану О'Нилу «Танцовщицу» Дега. Все вышеупомянутые картины в настоящее время находятся в моей квартире на Белгрейв-сквер. Моему любимому племяннику Рэндольфу Харту, в благодарность за его любовь и дружбу, я завещаю четыре картины Стаббса, изображающие лошадей, а также две скульптуры Барбары Хепуорт, находящиеся сейчас в доме на Пеннистоун-ройял. Все остальные принадлежащие мне произведения искусства, за исключением тех, что расположены в доме на Пеннистоун-ройял, я передаю моему внуку Филипу. Исключение составляет также картина Салли Харт «Вершина Мира».