– Уинстон сказал, что ты все-таки не сможешь быть его свидетелем, – заметила Эмма, вовлекая Шейна в разговор. – Мы все очень огорчены.

– Не меньше, чем я сам, тетя Эмма. Но отец хочет, чтобы я снова ехал в Сидней, а сперва пару недель провел в Нью-Йорке. И мне предстоит оставаться в Австралии до конца мая – начала июня. Тут уж ничего не поделаешь – кто-то же должен присматривать за строительством нового отеля.

– Да, Уинстон так и объяснил.

– На свадьбе шафером вместо меня будет Майкл Каллински, и я сам не предложил бы лучшей кандидатуры.

– До меня дошли слухи, будто его отец недавно приболел, – озабоченным тоном произнес Блэки. – Ты давно не общалась с Ронни, Эмма?

– Недавно, и он уже поправляется. Он слег от пневмонии, но все уже позади. Погода в апреле очень обманчива. Солнечно, но ветер такой студеный, правда? Я все последние дни дрожала от холода.

– Ничего удивительного, – объявил Блэки, с любовью глядя на нее. – Ты с детства не выносила холод. Я же помню, как еще в именин Фарли ты тряслась и ныла, что замерзаешь.

Вскоре оба старика с головой ушли в воспоминания, что, по наблюдениям Шейна, они делали все чаще и чаще за последнее время. Сперва он слушал, но затем часы над камином пробили шесть тридцать, Шейн загасил сигарету, допил виски и встал:

– А теперь я, пожалуй, вас покину. Воркуйте тут без меня. Не делай ничего такого, чего не стал бы делать я, дед.

– Ну, значит, у меня развязаны руки, – отозвался с широкой ухмылкой тот.

– Абсолютно, – весело подтвердил Шейн. Он склонился над креслом и ласково поцеловал деда, дотронулся до его плеча. – Ну, давай. Забегу завтра.

– Да уж, пожалуйста, дружок, сделай милость. Желаю приятно провести время.

Шейн повернулся к Эмме, невольно отметив, как она еще хороша, несмотря на возраст. Он поцеловал ее и сказал:

– Присмотрите тут без меня за моим старым воякой. Я знаю, что он твердый орешек, но ведь вам много лет удавалось держать его в узде.

Эмма с любовью посмотрела на Шейна:

– Обязательно.

– Хм-м. Думаешь, я не держал в узде её? Еще как!

Их смех доносился до Шейна, пока он шел к дверям.

Выходя из комнаты, он обернулся и увидел, что они вновь увлеченно болтают, с головой уйдя в мир их общих воспоминаний. Молодой человек аккуратно прикрыл за собой дверь.

Блэки бросил взгляд ему вослед, наклонился вперед и заговорщически прошептал:

– Как ты думаешь, Эмма, Шейн по-прежнему ведет рассеянный образ жизни и гоняется за легкими женщинами?

– Нет, – уверила его Эмма. – Я не сомневаюсь, что у него нет времени на пустяки. Он слишком много работает.

– Все женятся, а он все еще один. А ему уже двадцать восемь, – пожаловался Блэки непривычным для него ворчливым голосом. – Я надеялся, что он устроит свою жизнь раньше, чем я умру, но что-то не похоже. Видно, никогда мне не качать на коленях его детей.

Эмма укоризненно посмотрела на него и тихо усмехнулась:

– Почему же «никогда», дурачок? Что с тобой сегодня? Не ты ли мне всегда твердил, что собираешься дожить до девяноста лет?

– Эх, милая, у меня что-то возникли сомнения.

Эмма сделала вид, что не услышала его слов, и поспешно продолжала:

– Шейн обязательно устроит свою жизнь, но только тогда, когда созреет для этого шага.

– Да, пожалуй. – Блэки медленно покачал своей огромной седой головой старого льва. Его лицо приобрело выражение беспомощности. – Нынешнее поколение – ну, не знаю, Эмма, порой они ставят меня в тупик. Они, по-моему, сами создают себе проблемы.

Эмма замерла, неотрывно глядя на него. Говорил он вообще или имел в виду кого-то в частности? Неужели он догадался о чувствах Шейна к Поле?

– А разве мы были другими? Наше поколение ничуть не лучше, дорогой мой Блэки. Подумай – и тебе придется со мной согласиться, сам знаешь. – Эмма улыбнулась, и веселые искорки зажглись в ее мудрых зеленых глазах. – Кто создавал себе большие проблемы, чем я, в определенные периоды моей жизни?

Ему не удалось сдержать смех.

– Что верно, то верно. А я-то – все болтаю про Шейна и не спросил, как дела у Полы. С ней все в порядке?

– Похоже, сейчас у нее, бедняжки, забот по горло. Однако, кажется, Джим пошел на поправку. Искренне надеюсь на это – ради блага их обоих. Пола до смерти перепугалась за него, и я тоже.

– Я как раз собирался спросить насчет Джима. – Блэки как-то странно посмотрел на нее и немного замешкался. – Как долго ему еще находиться в сумасшедшем доме?

– В психиатрической клинике, – поправила Эмма. – Месяца полтора.

– Как долго! Боже, Эмма, какое тяжелое испытание для Полы. – Он потер рукой подбородок и устремил на нее пронизывающий взгляд. – Но он ведь поправится?

– Ну, конечно! – ответила Эмма как можно увереннее, но в ее душе тоже шевелились сомнения. Она никак не могла забыть судьбу его предков.

Словно читая ее мысли, Блэки задумчиво произнес:

– Странная семья эти Фарли. – Он снова посмотрел на нее долгим взглядом. – Адель Фарли всегда казалась мне немного не в себе… Помнишь, как она бродила по Фарли-Холл, словно призрак. А потом – ее страшная смерть. Такая трагедия. Меня не покидает мысль: а что, если болезнь Джима…

– Я предпочла бы не говорить об этом, если ты не возражаешь, – твердо заявила Эмма. – Слишком она неприятна для всех заинтересованных лиц.

Затем Эмма улыбнулась одной из своих самых чарующих улыбок и сменила тему:

– Мы решили, что нам не стоит больше пускаться в путешествия, но не хотел бы ты погостить в моем доме на юге Франции? Нынешним летом, Блэки, может, в середине июня, после свадьбы Эмили и до бракосочетания Александра в июле. Что скажешь?

– Звучит заманчиво. Моим старым косточкам может пойти на пользу немного солнечного тепла. Подобно тебе, в последнюю пару недель я ощущал холод северного ветра. Честно говоря, мне даже показалось, что я заболеваю.

– Ты плохо себя чувствуешь? – с тревогой в голосе спросила Эмма.

– Да нет, хорошо. Не суетись вокруг меня, дорогая, ты же знаешь, я этого терпеть не могу. – Его широкий кельтский рот дрогнул в доброй улыбке. – Ничего не поделаешь, мы оба уже не дети. Мы очень, очень стары. – Он фыркнул от смеха, глядя на нее удивленными и в то же время ехидными глазами. – Две старые клячи, вот мы кто, Эмма.

– Говори только о себе, – отрезала она, но и ее лицо лучилось добротой.

Их беседу прервало появление миссис Педжетт, экономки, которая объявила, что обед подан.

По дороге из библиотеки в изящную овальную прихожую Эмма, подобно Шейну, отметила, что сегодня из походки Блэки исчезла привычная легкость. Ей пришлось замедлить ход, чтобы он не отставал, и ее по-настоящему охватила тревога.

Во время обеда она заметила, что он не столько ест, сколько ковыряет в тарелке. Похоже, он потерял аппетит и, что уж совсем на него не похоже, едва пригубил из своего стакана красного вина. Но она промолчала, решив про себя взять инициативу в собственные руки. Завтра она позвонит доктору Хэдли и попросит его приехать и тщательно осмотреть Блэки.

Некоторое время Блэки еще распространялся о Больших Национальных скачках, и Эмма не перебивала его, зная, как важна для него одержанная победа. Но вдруг он резко сменил тему разговора, заметив:

– Мне всегда казалось странным, почему Шейн никогда не интересовался никем из твоих девочек, Эмма. Когда они росли, я одно время думал, что в один прекрасный день они с Полой поженятся…

Эмма затаила дыхание. Был миг, когда она едва не поделилась с ним своими сомнениями, но потом передумала. Если он узнает о любви Шейна к ее внучке, он только расстроится. Тем более, что Пола, судя по всему, не отвечает на его чувства. Блэки не перенесет мысли о несчастье Шейна.

Она потрепала его лежащую на столе руку.

– Похоже, из-за того, что они всю жизнь рядом, они стали относиться друг к другу, как брат и сестра.

– Да, вероятно. Но как было бы здорово, если бы они поженились, верно, дорогая?