«Боже мой, ведь и недели не прошло», – подумала она, живо вспомнив, как они оба стояли тогда в саду. В тот день что-то умерло в ней. Джим держится с ней холодно, отчужденно. Почти как чужой человек. Чем больше Пола думала, тем больше она утверждалась в своем мнении. Ему просто наплевать на чувства, мысли и потребности жены. Лишний раз Поле пришлось признать, что они с мужем несовместимы. Причем во всем, а не только в том, что касается секса. Если бы секс оставался единственной их проблемой, она бы справилась. Но его поведение во время телефонного разговора усилило в ней чувство разочарования. В тот день она рассталась с последствием иллюзиями в отношении своего брака и с головой погрузилась в бумаги, радуясь, что дела могут хоть как-то отвлечь ее от горьких мыслей…

«Работа и дети… Вот на что я отныне направлю всю свою энергию», – в сотый раз сказала она себе. Поспешным шагом пройдя к камину, Пола схватила кружку с полки и направилась на кухню. Пора найти Шейна, поздороваться с ним и поинтересоваться его планами на сегодня.

Но он оказался уже на кухне.

– Так вот ты где, – воскликнул он, наливая себе кофе – Готов поспорить, тебя разбудили мои молодцы, черти горластые!

Пола во все глаза уставилась на него, вернее на его одежду. Он красовался в бесформенных обвисших вельветовых штанах, тяжелых рабочих ботинках и просторном рыбацком свитере, а на его черных кудрях под немыслимым углом сидела матерчатая кепочка. Пола разразилась безудержным хохотом.

– В чем дело? – встревожился он, нахмурив брови.

– Твоя одежда… – воскликнула она между приступами смеха – Ты точь-в-точь похож на ирландского моряка.

– Дорогая моя, а разве ты не знала, что он – это и есть я? Весь в моего деда.

Немного позже они поехали в Нью-Милфорд.

Спускаясь с холма, Шейн показал ей ферму его друзей – Санни и Элайн Уикерс – и мимоходом упомянул, что пригласил их вечером на обед.

– Он музыкант, она писательница. Очень милая пара, тебе они понравятся, – добавил он и принялся обсуждать с Полой меню предстоящего обеда.

К тому времени, как они доехали до места, им удалось прийти к соглашению: готовить будет Пола – классический английский стол со всеми полагающимися приправами. Для начала – йоркширский пудинг, затем баранья нога, жареная картошка и брюссельская капуста, а на закуску – бисквит по-английски с вином и взбитыми сливками.

Шейн с Полой обошли множество рынков и магазинов и купили свежих овощей, фруктов, барашка и всякого мяса впрок, приправы, праздничные свечи, а также огромный букет золотистых и бронзовых хризантем. С трудом передвигая ноги под тяжестью покупок, они брели по улице, покачиваясь от смеха и чувствуя себя превосходно.

По дороге домой Пола вдруг осознала, что с Шейном она ведет себя совершенно естественно, кстати, как и он с ней. Да и с чего бы ему чувствовать себя скованным? Он же не может читать ее мысли. А если бы и мог – в них нет ничего необычного. Только дружелюбие, привязанность и счастливые воспоминания детских лет. К счастью, те странные и волнующие несколько часов полностью испарились. Шейн – просто старый приятель, добрый друг, член семьи. Все снова вошло в норму.

Вернувшись в дом, Шейн принялся разбирать покупки, а Пола расставила цветы в две большие каменные вазы. Между делом он бросил:

– Боюсь, пока нам снова придется обойтись одними бутербродами. Ты переживешь, Каланча?

– Конечно.

Ленч состоял из свежего сыра бри, толстых ломтей французской булки, фруктов и бутылки красного вина. Улучив момент, Пола взглянула на Шейна и спросила:

– Ты что, намерен остаться в Штатах навсегда?

– Почему ты спрашиваешь? – А про себя Шейн добавил: «И разве это для тебя имеет хоть какое-то значение?»

Оглянувшись вокруг, Пола пояснила:

– Твой дом отнюдь не похож на временное жилье. И ты явно вложил в него немало денег и сил.

– Да, мне очень помогает то, что при первой возможности я приезжаю сюда поработать. Теперь мне есть чем заняться, я не веду хоть сколько-нибудь насыщенной светской жизни. Кроме того, ты же знаешь, что я всегда любил восстанавливать старинные дома. – Шейн откинулся в кресле, задумчиво глядя на свою гостью. – Мы с Уинстоном хорошо заработали, когда продали те старые коттеджи в Йоркшире, что мы реконструировали. И то же произойдет и здесь, когда я решу продать свой сарай. – Он не сводил с нее глаз. Неужели в ее глазах мелькнуло облегчение, или это ему только показалось?

– А что ждет Бек-Хаус? Ну, когда Уинстон и Эмили поженятся? – поинтересовалась Пола.

– Будучи в Нью-Йорке, Уинстон сказал, что они с Эмили намереваются пожить там некоторое время, и если Эмили дом понравится, то они выкупят мою долю. А если нет… – Шейн пожал плечами. – Не вижу проблемы. Возможно, мы по-прежнему станем совместно им владеть и приезжать туда на уик-энды. Или продадим.

– Уинстон сказал, что он попросил тебя быть шафером на их свадьбе.

Шейн кивнул.

– А я буду подружкой невесты.

– Знаю.

– А до свадьбы ты в Англию не собираешься? Снова ему показалось, что он увидел волнение в ее глазах.

– Понятия не имею, – ответил он. – Как я уже говорил, отец хочет, чтобы Рождественские каникулы я провел на Ямайке и Барбадосе, а в феврале-марте мне, возможно, придется лететь в Австралию.

– В Австралию! – Пола выпрямилась и с удивлением посмотрела на него.

– Да. Блэки очень понравился Сидней, и за последнее время он не раз говорил отцу, что хорошо бы построить там отель. Вчера утром я беседовал со своим стариком, и он даже получил от деда письмо на ту же тему. Так что – как знать, может я отправлюсь туда на разведку.

– Что Блэки, что бабушка – одного поля ягоды. Интересно, они хоть когда-нибудь не думают о делах?

– А ты? Или я, если уж на то пошло? – Шейн усмехнулся. – Мы с тобой как раз те самые яблочки, что недалеко упали от старых яблонь, как ты считаешь?

– Пожалуй. – Пола подалась вперед, ее лицо вдруг стало очень серьезным. – Ты действительно считаешь, что я слишком много работаю?

– Конечно, нет. Ты – трудяга по натуре. К тому же, тебя такой воспитали. И меня тоже. У меня не остается времени на пустяки. Да я с ума бы сошел, окажись у меня много свободного времени. Честно говоря, я люблю нашу свистопляску, люблю суету и круговерть – как и ты. И еще одно – я испытываю гордость от сознания, что продолжаю семейное дело, начатое дедом. И ты наверняка чувствуешь то же самое.

– Конечно.

– Так и должно быть… Мы с материнским молоком всосали чувство долга. Другая жизнь для нас невозможна. Ведь твоя бабушка и мой дед посвятили всю свою жизнь построению двух могущественных империй, чтобы мы жили лучше, чем они в начале своего пути, чтобы мы были финансово обеспечены, независимы и влиятельны. Так как же…

– Джим утверждает, что погоня за властью ведет к самоизоляции, убивает лучшие человеческие качества и, в конечном итоге, самую душу, – перебила его Пола.

Впервые за все время она упомянула о муже. На Шейна словно вылили ушат ледяной воды. Он откашлялся. Ему вовсе не хотелось говорить о ее муже, но не ответить ничего он тоже не мог.

– А ты? Ты согласна с ним?

– Вообще-то, нет. По-моему, лорду Эктону принадлежит фраза, что власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно? Думаю, Джим имел в виду именно это. Но к черту лорда Эктона, кем бы он ни был. Я предпочитаю философию Эммы Харт. Она считает, что власть развращает только тех, кто пойдет ради нее на любые преступления. Бабушка говорит, что власть может и облагораживать, если понимать, что она подразумевает величайшую ответственность. Особенно перед окружающими. Я согласна с ней, а не с Джимом. Я чувствую такую ответственность. Перед бабушкой, перед нашими служащими, перед акционерами. И перед собой лично.

– Ты права, и Эмма тоже. Я только что хотел сказать: какую неблагодарность и даже безответственность мы проявили бы, не оцени мы то, что нам досталось от рождения, откажись мы от этого. Тем самым мы перечеркнули бы жизнь Эммы и Блэки, их сверхчеловеческие усилия. – Шейн остановился и взглянул на часы. – Уже почти четыре часа, и раз уж мы завели разговор об ответственности, пойду найду своих плотников, расплачусь и отправлю их по домам.