– Если не хочешь, можешь не отвечать, Пола, но скажи: с вашим браком все в порядке?
– Думаю, да, несмотря на некоторые разногласия. Я очень люблю Джима, папа.
– Не сомневаюсь, что и он тебя тоже. Но одной любви недостаточно. Ведь ты живешь с человеком бок о бок изо дня в день, из года в год, и надо, чтобы тебе было с ним хорошо. А единственным условием для этого является полное взаимопонимание.
– Да, – согласилась, робко улыбаясь, Пола, не зная, стоит ли взваливать на отца бремя своих забот. В конце концов она решила, что не стоит. Сейчас не самый подходящий момент. Более уверенным тоном она заверила его: – Мы во всем разберемся, я уверена, ведь мы действительно любим друг друга. Пожалуйста, не беспокойся и ничего не говори маме, хорошо? Обещаешь?
– Обещаю. Она огорчится, если решит, что у тебя с Джимом не все ладится.
– А вы с мамой были очень счастливы, папа? – спросила Пола Долгая и спокойная семейная жизнь ее родителей всегда оставалась предметом зависти всего их клана.
– Да. Очень. Но и нам встречались подводные камни. – Дэвид усмехнулся при виде искреннего изумления в глазах Полы. – Приятно знать, что ты ничего не знаешь о трудных периодах нашей жизни, тем более что их действительно было немного. Но любой стоящий брак не состоит из одних радостей и удовольствий. В «Дэвиде Копперфильде» есть одна замечательная фраза, которую я очень люблю и которая отлично подходит к нашей жизни с Дэзи: «Чем сильнее пламя, тем крепче сталь». Да, дорогая, как и у большинства людей, у нас тоже были свои проблемы. Однако мы их преодолели.
Пола, все еще удивленная своим открытием, спросила:
– И они были действительно серьезными?
Дэвид покачал головой и снова усмехнулся.
– Теперь, оглядываясь назад, я нахожу их незначительными. Но тогда они казались нам огромными. Вот почему я рад, когда ты говоришь, что вы с Джимом разберетесь. Я уверен, так и произойдет, и ваш брак станет только прочнее. Но если все сложится неудачно, – он пристально поглядел ей в глаза, – тогда не бойся порвать, освободиться, пока ты еще молода и можешь найти себе кого-нибудь другого. И не угоди в ловушку, в которую попадают люди, решившие остаться вместе ради детей, несмотря на неблагополучие в семье. На мой взгляд, это глупость. В конечном итоге все оказываются несчастны, и дети тоже.
– Спасибо, папа, ты такой замечательный друг, – сказала Пола – И никогда не говоришь свысока, подобно многим отцам. А теперь, может быть, пойдем обедать?
– Замечательная идея. – Он взглянул на карманные часы. – Я заказал в «Зейги» столик на восемь тридцать.
Они вместе вышли в прихожую. Помогая дочери надеть пальто, Дэвид наклонился и, охваченный нежностью, поцеловал ее в макушку. Пола повернулась, встала на цыпочки и в ответ поцеловала его в щеку.
На улице Дэвид быстро поймал такси, и, промчавшись по городским улицам, через пятнадцать минут они уже сидели в обеденном зале на втором этаже знаменитого клуба.
Как в ее детстве, Дэвид только отмахнулся от заявления дочери, будто она не очень голодна и, взяв инициативу в свои руки, заказал голчестерские устрицы, бифштекс «Диана» и пюре из овощей на двоих, затем пробежал взглядом знатока по внушительному списку вин и остановился на коллекционном «Мутон Ротшильд».
По молчаливой договоренности, ни один из них не упомянул о сложной ситуации в Клонлуглине. Обоим хотелось отвлечься от забот. Некоторое время говорила в основном Пола – о сети принадлежавших семье магазинов, чьим председателем правления после ухода Эммы стал ее отец. Автоматически его прежнюю должность генерального директора заняла Пола, и, следовательно, именно на ее плечи легло бремя повседневной рутины.
Он с удовольствием слушал, наслаждаясь обществом дочери, ее остроумием и обаянием, не говоря уж о ее блестящем уме. Впрочем, Пола всегда удивляла его. Еще в детстве она порой казалась скорее ребенком Эммы, чем их с Дэзи. Эмма вечно выделяла Полу. Раньше Дэвиду это не очень нравилось, но он никогда не мог бороться с влиянием Эммы. Потом, когда его дочери исполнилось десять или больше, он начал понимать, что ребенок в одинаковой степени любил их всех троих. Дэвида удивляло, когда некоторые члены семьи утверждали, будто Эмма полностью подавила Полу, превратив ее в свое подобие. Он знал, что его дочь слишком упряма и сильна, чтобы слепо идти за лидером, потерять собственное лицо и безропотно подчиниться чужому влиянию. Все гораздо проще. Эмма действительно многому научила Полу, но та изначально была настолько похожа на свою бабушку, что ее и учить-то не надо было. Не говоря уже о сходстве их характеров, они всегда думали в унисон и с годами так подстроились друг под друга, что, казалось, стали понимать друг друга без слов и часто, ко всеобщему удивлению, одна заканчивала произносимую другой фразу. Но из всех общих для них качеств больше всего поражало Дэвида их умение полностью концентрироваться на какой-то одной, самой важной в данный момент, проблеме. Он отлично понимал, сколько для этого требовалось физической и умственной энергии, и считал такую способность огромным достоинством обеих женщин, признаком их гениальности. Именно гениальности.
Порой Дэвиду приходилось напоминать себе, что Поле еще нет и двадцати пяти – вот как сейчас, когда она демонстрировала редкую зрелость и тонкое понимание сложных деловых вопросов. Вслушиваясь в ее речь, он не отрывал глаз от дочери, вновь отмечая про себя присущую ей элегантность и утонченность. Он никогда не думал о Поле как о красавице, да она в общепринятом смысле ею и не являлась. У нее были резковатые черты лица, высокий лоб и ярко выраженная линия подбородка. Скорее, ее отличала удивительная привлекательность. Прекрасный цвет лица, изящная фигура, великолепное воспитание. Да, дело в ее безграничной элегантности, – решил он, – бесспорно, именно это притягивает к ней все взоры. За проведенные в клубе полчаса он не мог не заметить взглядов, украдкой бросаемых на них. Усмехнувшись про себя, Дэвид подумал: уж не принимают ли ее за его молодую любовницу.
Заметив искорки смеха в его глазах, Пола прервала свой рассказ.
– Чему ты смеешься, папа?
– Я – объект зависти всех присутствующих здесь мужчин. Скорее всего они думают, будто ты моя подружка, – улыбнулся он в ответ.
Она окинула отца изучающим взглядом. Если окружающие так и считали, то в этом не было ничего странного. Для своих пятидесяти с лишним Дэвид оставался весьма привлекательным мужчиной, пользующимся успехом у женщин. Сильное породистое лицо, красивые ясные глаза, темные волнистые волосы, посеребренные на висках сединой, что его вовсе не старило. Он любил спорт, зимой катался на лыжах и играл в сквош, летом предпочитал теннис и как следствие находился в прекрасной форме. Дэвид всегда уделял большое внимание своей внешности и очень хорошо одевался – черта характера, которую Пола унаследовала от него.
– Ты сегодня замечательно выглядишь, Пола, – сказал Дэвид. – Платье просто замечательное. Ну, конечно, черный цвет всегда тебе шел. Однако мало женщин могут носить его так, как ты. Он довольно суров, и…
– Тебе не нравится?
– Очень нравится. – Он посмотрел на золотое, в египетском стиле, ожерелье, охватывавшее ее длинную шею и частично ниспадавшее на прямоугольный вырез шерстяного платья с длинными рукавами. «Нефертити», – подумал он про себя, а вслух заметил:
– Я никогда не видел у тебя этого ожерелья. Очень красивое и необычное. Оно у тебя недавно? Джим подарил?
Пола грустно улыбнулась и ответила, понизив голос:
– Никому не говори, но это простая бижутерия. Из нашего супермаркета. Я уверена, что оно даже не из меди, и наверняка позолота сойдет с него очень скоро. Но, увидев его, я сразу поняла, что оно словно создано для моего платья.
Дэвид решил завтра же поговорить с ювелиром и к Рождеству преподнести Поле такое же ожерелье, только золотое. Как правило, он не знал, что дарить ей на праздники и юбилеи. Пола не слишком любила драгоценности и прочую мишуру, а из-за ее своеобразного вкуса ей было нелегко угодить.
