Устроив ревизию сумки, я насчитал почти триста тысяч долларов и около пятнадцати миллионов рублей. Странно, сумма не ахти, какая значимая, неужели же Вольф, опытный бродяга, пошел на убийство ради таких смешных, по нынешним временам, денег? Хотя, он, пожалуй, убийство и не планировал, а произошло все по дурной инициативе Фунтика и Сени. Зря он, что ли, так зол на них?

Только я подумал про Вольфа, как тот неожиданно для меня застонал, и прошептал едва слышно:

– Помоги…

Матерь божья, да ведь он жив! Это с тремя то дырками? Одна пуля из Сениного «ТТ» попала чуть выше сердца, вторая зацепила шею. Третья разорвала рукав и задела мякоть руки. Рана в шею не смертельная, но кровищи на пол набежало изрядно. Взяв из предосторожности пистолет Фунтика, который Сеня так и оставил на столе, я обшарил Вольфа. При нем пистолета не было. Обнаружился он под подушкой. Видно, в последний момент Вольф хотел выдернуть ствол, да не успел, так и рухнул возле кровати. Сложив в несколько раз полотенце, я зажал рану на груди Вольфа, и прижал полотенце его рукой.

– Держи. Держи и не отпускай, а то кровью истечешь. Шею я сейчас забинтую.

Бинт у меня на всякий случай имелся, как раз хватило, чтобы приостановить кровь. Порванный пулей шнурок на шее Вольфа, с каким-то то ли мешочком, то ли ладанкой, я отбросил в сторону. Вольф при этом протяжно простонал, и потянулся за мешочком рукой. Однако сил не хватило, и он рухнул обратно на пол. Подложив ему под голову его же куртку, я взял мешочек в руки. Мешочек как мешочек, синий, замшевый. Внутри что-то похрустывает. Раскрыв его, я высыпал содержимое на ладонь, и едва не лишился речи. На моей грязной, мозолистой ладони заиграла бликами россыпь бриллиантов, часть из которых посыпалась на пол. Вот ни себе фига! Так вот оно что на кону! Я насчитал тридцать штук, каждый не меньше двадцати каратов. Вот из-за чего сыр-бор! Не зря их Вольф у себя на шее прятал. А простаки Фунтик с Сеней полагали, что взяли только деньги. Уж не знаю, как Вольфу удалось камушки скрыть, но факт, как говорится, на лицо. Ах, Вольф, Вольф, старый бродяга. А как же «понятия», как же воровской «закон»? Даже я знаю что за «крысятничество» бывает. Да теперь, при всем твоем авторитете, параша тебе родной станет…

А Вольф, надо отдать ему должное, сделал верный ход. Глядя на меня с бессильной злобой, он все же предложил:

– Слышь, как там тебя… Ладно, твоя взяла. Если бы не этот сучонок Сеня… Хочешь долю? Двадцать процентов?

Я покачал головой. Вольф упорствовал:

– Тридцать?.. Пятьдесят?! Да ты прикинь, сколько это нулей. В баксах! Ты же таких денег даже во сне не видел никогда! Ну, послушай, послушай… Вот здесь, возьми. В кармане.

– Что там?

– Да возьми, не бойся. Мобильник.

Пошарив в кармане, не опуская из предосторожности пистолет, я действительно вытащил мобильник. Надо же, и аккумулятор все еще заряжен. Вольф, облизав пересохшие губы, попросил:

– Позвони… Номер скажу. Приедет мой человек, и все устроит. В шампанском до конца жизни купаться будешь.

Ах, вот оно что. Его человек знает, куда приехать. Значит, не случайно все? Не дуриком они на мою избушку наскочили. А я то подумал, что это фортуна ко мне очередной раз задом повернулась. А задом у фортуны, – лицо старого зека Вольфа…

Не спрашивая, а, почти утверждая, я поинтересовался:

– Вольф, ты ведь сюда не случайно пришел?

– Не случайно.

– И про меня знал?

– Про тебя не знал, знал про сады. Подельник мой сюда частенько на охоту приезжает. Мы и договорились, что я здесь дня три отсижусь. Брюлики его. Из его фирмы. Их отправили в банк на хранение, застраховав на большую сумму. Так что он получает и камушки, и сумасшедшую страховку. Я в доле. А Гоша, инкассатор, мой человек. Смерти его я не хотел, это Сеня палить начал. Так что…

– Ладно… Скажи, а батарейку ты зачем убрал? Ведь не стали бы в новостях про бриллианты говорить. Никогда бы менты такой информацией с журналистами не поделились. Выходит, зря ты это затеял, и на этом же спалился.

– Да не поэтому. Просто я действительно громкой музыки не люблю, а Сеня постоянно гоняет всякую хрень. Ну, я и подменил одну батарейку, чтоб на нервы не капал.

Вот тебе бабушка и хренов день… У меня едва челюсть не отвисла. Это значит, я на пустом месте предположение сделал, и угодил в самую точку? Бывают же чудеса. Видно и впрямь кончилась черная полоса в моей жизни, если такая везуха пошла. А Вольф, со скрытой надеждой посмотрев на меня, переспросил:

– Так ты позвонишь?

А как же? Обязательно! Только не твоему корешу-фирмачу. Ну, зачем мне лишние проблемы, если все так удачно складывается? Набрав «ноль два», я отчетливо, без всяких помех, услышал в трубке:

– Дежурный по ГУВД майор Архипов. Слушаю вас.

– Слушай майор, слушай.

Вольф, услышав «майор», аж дернулся, и попытался подняться. Плевать, в таком состоянии он даже говорит с трудом, не то чтобы меня остановить.

– Майор, вы еще ищете тех, кто инкассаторов грабанул?

– Ищем. Кто говорит?

– Ну, тогда присылай своих в коллективный сад «Журавушка», это по Челябинской трассе, от кафе «Ирендык», восемнадцать километров на северо-восток…

– Я знаю, где это.

– Еще лучше. Пятнадцатый участок, шестая линия. В доме трое. У одного огнестрел в грудь, шею и плечо, двое томятся в погребе, один в капкане. А там холодно. По себе знаю, уж поверь мне. Так что поторопись, и «скорую» не забудь.

Я хотел было отключиться, но услышал вопрос майора:

– А кто говорит?

Кто говорит? А хрен его знает, кто говорит? Хотел бы я и сам знать, кто я. Но то, что с сегодняшнего дня я больше не бомж – это точно. Чуть подумав, я скромно ответил:

– Гражданин России говорит. Будь, майор. Желаю стать генералом.

Вольф, все это время смотревший на меня звериным взглядом, почти спокойно, без особой даже и агрессии, прохрипел:

– Ты теперь покойник. Ты понимаешь это? Тебя везде найдут. Нельзя взять такие бабки и спокойно уйти. Если выживу, я тебя лично на ленточки порежу. Ведь найти тебя будет несложно. Про семью ты сам сказал, установить адрес по документам на участок будет очень даже просто. Так что…

– Так что зря ты стараешься, поберег бы силы, – перебил я. – А то до «скорой» не дотянешь. Согласись, лучше в тюремной больничке живым, чем здесь лежать трупом. А искать меня… Ну, ищи. Только ведь я тебя обманул, уж не обессудь. Нет у меня семьи. И дома нет. Я бомж. Без имени, без даты рождения и группы крови. Из-за таких вот как ты бандюков всего лишился в одночасье. Квартиры, работы, жизни. Так что бабки твои – это компенсация за двенадцать лет скитаний. И адрес мой не дом и не улица. Ищи, Вольф, ищи…

Пятнадцать минут спустя я вышел из дома, встал на лыжи и отправился… куда? Я и сам не знаю. Россия большая, авось и я найду себе в ней место. Вслед мне неслись угрозы Вольфа, из погреба меня проклинали все слышавшие Сеня с Фунтиком. А мне плевать. Все это теперь позади. А впереди – целая жизнь. Вот только тяжелая сумка все время сползает с плеча, натирая ободранные ботинками Сени плечи и бок. Но зато замшевый мешочек на шее приятно щекочет, и греет кожу. Вот оно, мое будущее. Не хочу загадывать, но очень надеюсь, что к прежней жизни я не вернусь.

А имени своего я вам так и не скажу. Мало ли что? Так оно спокойнее будет…

Шамиль уже все на свете трижды проклял в этой поездке, усталый, измотанный, злой как черт на директора комбината с его вечными махинациями в поисках выгоды. Ведь и вызвал то к себе в середине рабочего дня, когда отправляться не то, что в дальнюю ездку поздно, а и на другой конец города. А тут в Оренбург, шутка ли. Четыреста шестьдесят верст с гаком. Да обратно. Будь ты хоть трижды асом, просто физически не обернуться. Однако ушлый директор знает, как уломать. Обнял так по-отечески, к столу подвел, приказ под нос сунул:

– Ну, ты посмотри, Шамиль Талгатыч, дорогой ты мой. Вот приказ. Я уже тебе два отгула авансом даю, и премию в размере месячного оклада. Мало?