…неразборчиво…»
Ну что же. По крайней мере – всё ясно. В ящике лежал камень. Не простой булыжник, понятное дело, но и не алмаз «Орлов». Осталось выяснить, как этот ящичек попал к бабуле.
Глава 7. Продолжение неприятностей
День прошёл, а Феликса не было. Не явился он и на следующий день.
– Да ну, может загулял у бабы какой-нибудь. – отмахнулся в ответ на мои опасения Стас. Отчасти он был прав – бабы на Фельку, при всей его неказистой внешности, буквально гроздьями вешались. Что они все в нём находили – неизвестно, но Феликса Стас иногда за глаза называл Фаллосом.
Но меня не отпускали нехорошие предчувствия. Уже вечером нам позвонили из Мариинской больницы. Феликс был у них. На мои вопросы мне ответили, что накануне его доставили сюда на «скорой». Какие-то сердобольные граждане нашли его на улице, избитого и без сознания. Вызвали «скорую». Сейчас он уже пришёл в себя и назвал наш адрес и телефон. Час от часу не легче!
На следующий день после работы я помчалась к Феликсу. Выглядел родственник – краше в гроб кладут. Избили его так, что я его еле узнала. Когда я вошла, у него как раз был следователь, или оперативник, пытавшийся выяснить, что произошло. Поведать нам Феля смог немного. Напали сзади, на голову накинули тёмный полиэтиленовый мешок – вроде как пакет для мусора – и устроили классическую «тёмную». На вопрос за что, Феликс поведал, что случайно встретил на улице мужика, показавшегося ему подозрительным. Типчик этот крутился возле нашей парадной незадолго до кражи. Ну и попытался проследить.
– Давайте, кражами мы будем заниматься. – слегка раздражённо заметил опер, – Этого типчика можете описать?
– Да.
Сыщик попытал нас ещё немного вопросами и ушёл.
– Как ты? – спросила я страждущего.
– А ты не видишь?
Я рассказала про визит Вакса.
– Значит, «Дети Единорога» существуют.
– Выходит, что да. – ответила я.
Я рассказала Феликсу про то, что успела прочесть из переведённых записок. Оксана обещала принести ещё несколько отрывков.
– Хочешь сказать, что в ящике лежал камень? – переспросил Феликс.
– Выходит, что да.
Я посидела ещё немного и поехала домой. А дома меня ждал ещё один сюрприз. С дачи приехала маменька. Они с отцом уже давно – года два или три как – переехали на нашу дачу под Лугу. Когда-то, ещё на заре печальной памяти перестройки, отец мой удачно купил в одной из деревень обычный сельский дом. Со временем дом превратился в загородный коттедж не в последнюю очередь благодаря моему покойному мужу – он надстроил ещё один этаж, провёл воду и газ, незадолго до гибели мужа мы купили водогрейку и газовый котёл. И мои родители переехали туда насовсем. Мама заявила, что она желает жить на природе. Места там, надо сказать, были хорошие – лес, озеро, деревня стояла чуть в стороне от трассы, по которой регулярно ходили рейсовые автобусы во Псков и в Лугу. Изредка, стосковавшись по городской суете и шуму, мама выбиралась к нам погостить.
– Славка! – огорошила она меня, не успела я войти и снять куртку, – Замуж хочешь?
– Чего?! – не поняла я.
– Да, или нет?
– Может, ты мне раздеться дашь для начала и руки вымыть?
Но ежели моей матушке что в голову взбредёт – от неё так просто не отделаешься. Маму у меня периодически осеняли какие-то совершенно безумные идеи, которые она с упорством, достойным лучшего применения, пыталась претворить в жизнь. И ладно бы в одиночку! Она требовала участия в претворении идей от всех нас! Мы все были просто обязаны во-первых: выразить свой восторг, а во-вторых: со всех ног кинуться исполнять. Сейчас маму осенила очередная идея-фикс. И это была идея выдать меня замуж.
– У меня есть на примете подходящая кандидатура для тебя. – продолжала мама, не обращая на мои слова никакого внимания, – идея полностью захватила её и она теперь, как глухарь на току, вела свою партию, не обращая внимания на происходящее вокруг.
– Только не говори, что он сидит в соседней комнате. – сказала я, отправляясь мыть руки за ширму, где у нас стояла ванна.
– Нет. – ответила мама, – Но ты его знаешь. Это Владик, Светин сын.
Только этого ещё не хватало! Владьку я действительно знала – он был сыном старинной маминой подруги и учился со мной в школе, в параллельном классе. Типичный маменькин сынок в сорок лет не умеющий не только гвоздь в стенку вбить, но даже яичницу себе поджарить.
– Ты это серьёзно? – спросила я, выходя из-за ширмы на кухню.
– Послушай, Владик прекрасный…
– Ты сама до этого додумалась, или со Светой со своей посоветовалась? Помнится, во времена нашей юности вы уже пытались провернуть этот номер, но мне вовремя подвернулся Игорь.
Мама поджала губы. Игоря, моего покойного мужа, она недолюбливала именно из-за того, что тот коварным образом разрушил их с тётей Светой радужные планы. И вот теперь мама вновь задалась этой великой идеей.
– Спасибо, обойдусь. – сказала я.
Закончилось всё тем, чем обычно и заканчивались мамины попытки воплотить в жизнь свои фантазии. Скандалом. С видом оскорблённого достоинства маменька удалилась в бабушкину комнату.
– А где мама? – спросила она через некоторое время.
– Вот именно! – сказала я, – Ты бы для начала поинтересовалась, как у нас дела! Бабушка в больнице! И Феликс тоже! У нас тут, можно сказать, всё смешалось, как в доме Облонских, только твоих безумных идей не хватало!
Вкратце я поведала наши приключения. Опустив, разумеется, истории с тетрадками и визит таинственного Вакса.
– Почему вы мне раньше не сказали? – спросила мама.
– А зачем? Что бы ты тут делала?
– Например, могла бы у мамы побыть в больнице. Ты же сама сказала, что с ней надо сидеть.
– Хорошо! Завтра поезжай к бабуле! Там сегодня Марго, её давно пора сменить. Да и девчонки мои не всегда могут к ней ездить.
В комнате я достала из сумки очередную партию листков, переведённых Оксаной.
«… собирался подать рапорт о произошедшем на Севере. Встреча с Виртом происходила всё в том же особняке, что и при первом моём посещении. Правда, тон общения сильно изменился. Прочитав мои отчёты, которые включали описание гибели моих товарищей по группе, странные явления в тундре, историю спасения и встречу со Стражем Вирт сделал следующее замечание:
– Я не буду производить оценку Ваших действий. Это будет сделано моими коллегами из разведки. У них много вопросов к Вам.
Мне стало как-то не по себе. Я всегда подозревал, что мои приключения ничем хорошим не кончатся.
– И где же то, за чем вы были отправлены? Где камень?
– Он будет предоставлен Вам завтра – я был благодарен Филиппу сейчас, что он принял на хранение ящик. В отчёте я описал всего лишь один Ключ. Про второй я ничего не упоминал.
Вирт промолчал. Наконец он поднял на меня взор. Потом медленно придвинул к себе телефон и сказал в трубку:
– Он ваш.
В комнату вошли солдаты. Я понял, что с этого момента нахожусь под арестом. Меня повели по коридору. Через какое то время сели в автомобиль и поехали по Берлину.
Привезли меня на улицу принца Альбрехта, в огромное здание, вокруг которого было необычно безлюдно для этого времени дня. Меня отвели в небольшую комнату без окон и дверей. Под потолком тускло светилась электрическая лампочка. Тюремная камера…
…неразборчиво…
…допрос. Никак иначе эту беседу назвать было нельзя. Теперь я начал понимать отца, который говорил мне, что Германия стала совсем не такой, как десяток лет назад. Откуда такое пренебрежение к своим соотечественникам у этих людей? Ведь я всё указал в рапорте. Почему мне не верят? Почему происходит избиение? Неужели я похож на шпиона?
Через три дня изматывающих допросов, когда моя камера стала мне родным домом, меня передали другому следователю. Это офицер по фамилии Штрюмпфель. Он сидел за столом и смотрел на меня. Из-за лампы на столе мне не было видно его лица. Офицер взял какие-то бумаги со стола и стал их читать. Я узнал свои рапорта о поездке на север.
Прошло полчаса. Офицер молчал. Наконец он отложил бумаги и снова посмотрел на меня.
– Интересно. Но не объясняет, как вы смогли попасть на остров в Баренцевом море…
– Я не знаю… – начал я, но офицер перебил:
– Давайте начистоту. В мире много неизведанного. Много того, что может иметь воздействие на мозг человека. То, что Вы пишите, может быть галлюцинацией? Может. Однако мы обязаны проверить Ваши галлюцинации. Почему? Потому что в подготовку вашей группы вложены огромные средства и время. Группа не выполнила задание и не вернулась. А потом вдруг появляетесь Вы и пишите вот эту…
Офицер обошёл меня сзади и положил руки на плечи.
– Тем не менее мы проверили каждое Ваше слово. Да, группа погибла странным образом. Об этом есть рапорт русских пограничников, которые доставила наша агентура. Да, Ваши слова отчасти подтверждает ещё один выживший из группы. Правда, он немного… того, но это не главное. Да, Вас подобрали рыбаки на острове посреди моря через день после описанных событий. За несколько сот километров от места гибели группы. Как Вы туда попали? Да, Вы спокойно проехали через несколько стран, хотя об этом нет вообще никаких упоминаний в отчётах пограничников всех этих государств. Всё это очень странно. Но это только то, что можно проверить.
Офицер наклонился и закричал прямо мне в ухо:
– Где ключ?
Я вздрогнул. В рапорте я указал, что камень находится у меня дома. Видимо ко мне приходили с обыском и естественно ничего не нашли. Сказать где Ключ? Это значит втянуть в эту историю Филиппа. Нет. На это я не могу пойти. Что же делать?
– Его нет… – с трудом произнёс я.
– Так. И все в отчёте не совсем соответствует правде? – с улыбкой сказал офицер, усаживаясь за стол.
– Да…
– Примерно этого я и ожидал. Знаете, я, наверное, Вас отпущу. Вы молоды, ещё много сил сможете отдать Германии…
Он чуть наклонился и совсем тихо проговорил:
– Мы знаем, где находятся ваши родители… – он откинулся на стул и громко прокричал:
– Уведите!
…шёл по улице. Встречные прохожие, увидев меня, останавливались и отворачивались, или переходили на другую сторону. В голове была пустота. Как во время событий в тундре. Но я жив и на свободе, хотя и выглядел как последний клошар в Париже. Ключ в надёжном месте. Что делать? Вот главный вопрос, который вертелся в голове. И ещё – почему меня отпустили? Это забота Стража, или за мной теперь установили негласный надзор? И последние слова Штрюмпфеля о моих родителях. Только сейчас я понял весь ужас происходящего. Я остановился и стал озираться. Стало невыносимо тревожно. Почти бегом я кинулся домой.
Наконец после того, как дома привёл себя в порядок и немного отдохнул, я сел за стол и положил перед собой несколько листов бумаги.
Первым делом я написал письмо отцу. О том, что я жив и здоров, скорее всего, буду занят последующее время и за меня не надо волноваться. И в конце упомянул наш последний разговор перед согласием на предложение Вирта. Написал, что все его предположения подтверждаются и он берег себя и маму. Надеюсь, он поймёт всё правильно и сделает правильные выводы. К сожалению, с тех пор я его не видел.
Вторым письмом, даже запиской, я просил Филиппа передать мне один из предметов в ящике. И сделать это по возможности без огласки кому бы то ни было. Он умный человек и всё поймёт так как надо.
Ну и, наконец, последнее письмо. Его я написал Вирту. Написал, что есть кое-что, что не вошло в отчёты, и я не хотел бы, что бы это было известно всем. Я описал Ключ, намекнув, что есть информация о месте, где есть ещё один такой же артефакт. Также описал, что нойд рассказал мне о том, что при помощи трёх камней можно попасть туда, где я был на Севере. И что там можно просить исполнения желаний. В чем не будет отказа. Как доказательство я привёл своё желание, озвученное Стражу, о возвращении домой. Домой я попал без всяких проблем и очень быстро. Именно этот факт и проверяла разведка. И задавала много вопросов именно об этом. Зная, как Вирт падок на мистику я и сыграл на этом. Заодно и предупредил, что за мной возможен негласный надзор и встречу надо организовать конфиденциально.
Потом дождался приходящую фрау, которая занималась у меня уборкой, и за небольшую плату попросил отнести и отправить по почте два письма и отнести Филиппу записку.
Осталось только ждать…
Ожидание затянулось на несколько дней. За это время ничего не произошло. Но! Фрау, которая делала уборку у меня, сказала, что возле моего дома постоянно стали появляться какие-то мужчины. Они показались ей странными. Вроде и на прогулке, но топчутся всегда на одном месте. Топчутся строго определённое время одни, потом им на смену приходят другие. Шёпотом она мне сказала, что подозревает, что эти мужчины «гуляют» и ночью. А в глазах фрау я увидел страх. Страх!!! В Берлине!!! Это очень удручающе подействовало на меня. Через неделю ожидания я впал в депрессию.
Ровно через десять дней ожидания ответа хоть от кого-нибудь пришла почта. От отца. Он описывал свой новый дом, окрестности, здоровье мамы. Обычное письмо. Лишь в конце отдельным предложением он написал спасибо за известия из Берлина. Я понял, что намёк отец понял правильно. Настроение стало улучшаться.
На следующий день ко мне заглянул офицер и передал посылку. Это от Филиппа, понял я. Через три часа пришёл ещё один гость. Посыльный от Вирта. И пригласил на разговор к своему руководству. Мы с ним оговорили, каким образом я буду доставлен в институт. По этому разговору я понял, что Вирт в курсе надзора за моим домом. Не зря меня обучали в лагере всяким шпионским штучкам, мысленно улыб…
…неразборчиво…»
