– Ты поговорить хотел?
– Да. Мне кажется – что всё это как-то связано.
– Что?
– Кража и то, что с бабулей.
– Тьфу на тебя! Или, ты думаешь, что она узнала?
– Не знаю.
– Тогда какого…?
– За пару дней до бабулиного отъезда тут было кое-что.
– Что?
– Да, отсыпался я после ночной смены. И разбудил меня звонок. Ну, как разбудил. Я уже собирался вставать, а тут как раз в дверь позвонили. В общем, припёрся какой-то хмырь. И спросил бабулю.
– И они там о чём-то разговаривали, бьюсь об заклад, что он просил бабушку продать ящик, а та его послала. И после этого ящик украли. Как в дурном романе.
– Дослушай сперва! – обиделся Феликс.
– Валяй!
– Бабули не было. Тогда он оставил конверт и ушёл.
– Какой конверт?
– Обычный, почтовый. Без марки. Он был заклеен и на нём была печать. Сургучная. Что в нём, я не знаю. Конверт я отнёс к бабуле в комнату и положил ей на столик.
– А что бабушка? Она не говорила ничего?
– Нет.
– Пошли.
– Куда?
– К бабуле в комнату. Надо найти этот конверт. Если спросят, что ищем – скажем – вещи собираем в больницу.
Но никого не волновало, что мы делаем в бабушкиной комнате. Конверт нашёлся в ящике туалетного столика, среди тюбиков с кремами и допотопным карандашом для бровей, который бабуля до сих пор использовала. Она ещё и губы до сих пор красила! Конверт был из плотной тиснёной бумаги, с золотым вензелем в левом верхнем углу – явно заграничный, прихваченный из какого-то отеля. Печать была как в старину – сургучная, с каким-то гербом. Я такое только в кино видала. Он был аккуратно разрезан с одного края и внутри обнаружился листок тонкой желтоватой бумаги, на котором было что-то написано. Но прочесть нам не удалось – написано было не по-русски. Я была разочарована. Феликс взял у меня листок.
– Это по-немецки.
– Можешь прочесть?
– Нет. Я английский учил.
– Я тоже. И запомнила только «Май нейм из Ярослава» и что «Лондон из э кэпитал оф Грейт Британ».
– Та же херня.
Находка поставила нас в тупик. Что делать дальше – мы совершенно не представляли.
– Слушай, а может – его как-то на компьютере перевести? – предложил Феликс.
– Как?
– У Стаса есть сканер. Отсканируем и запустим программу-переводчик.
– Фелька, ты – гений!
– Я такой. – скромно потупился бедный родственник.
Сказано – сделано. Но ясности не внесло. Письмо было из какого-то архива, и в нём сообщалось, что на бабушкин запрос ничего не найдено.
– Какой запрос? – спросила я.
– А я знаю? – ответил Феликс.
– А почему тогда его не прислали по почте, а передали лично?
– А я знаю? – снова ответил Феликс.
– Погоди! По-немецки, говоришь? Я тут наткнулась в бабулиных мемуарах на один момент. В общем, там им помогал один немец, антифашист, которого звали Гюберт. Может, бабушка его пыталась разыскать?
– Может быть. Но тогда, действительно, почему письмо не по почте прислали, а лично принесли? – Феликс повертел конверт, – Вроде, не заказное. Штемпелей нет. Печать интересная.
– Что за печать?
– Похоже на какой-то герб. Или эмблему.
Феликс взял с туалетного столика лупу – бабушка читала через неё мелкий шрифт, и принялся рассматривать печать. Эмблема была незнакомая – скачущий конь. Точнее – не конь, а единорог. По краю шла какая-то надпись, из которой я разобрала только слово «UNICORN», из чего и заключила, что это – единорог, а не конь. И ясности в картину это не внесло.
Глава 3. Гюберт
«Гюберт». – думала я, – «Гюберт – у бабули было сказано – это его псевдоним. Настоящее его имя бабуля не знала. Возможно, она пыталась это выяснить. Но как она хотела это сделать через немецкие архивы?» Вопрос этот я попыталась озвучить Феликсу.
– А кто такой этот Гюберт? – спросил он.
– Я же говорю – немецкий антифашист, который им помогал. Но его настоящее имя неизвестно. Возможно, бабуля пыталась его разыскать через немцев.
– Сомневаюсь. Для того, чтобы найти человека, нужно его настоящее имя знать.
– Подожди. В бабушкиных записках говорилось, что его настоящее имя было известно командованию. Возможно, бабуля посылала запросы в те же «органы», где ей сообщили его имя. Ведь секретность с этих архивов наверняка уже сняли.
– Тогда давай искать ответы из наших архивов.
Как и следовало ожидать – ответ из архива нашего КГБ обнаружился в бабушкиных бумагах. И говорилось там, что гриф секретности с этих бумаг до сих пор не снят. Таинственный Гюберт оказался засекречен навечно.
– Так. – сказала я, – Что делать будем?
– И откуда тогда письмо? – подхватил Феликс, – Он снова уцапал таинственный конверт и принялся вертеть его в руках.
– Я вот что подумал. Если это ответ из архива, то почему он не в стандартном конверте, а в каком-то левом? Посмотри – здесь эмблема отеля «Рэдиссон». Это сеть отелей по всему миру. И запечатан он как-то странно. Сургучом. Сейчас уже так не делают. Просто заклеивают и прилепливают голограммку. А тут печать. С кем, говоришь?
– С единорогом. Просто как в старинном романе.
– Вот именно. Левое какое-то письмо. И с чего ты взяла, что это связано с этим Гюбертом? Тут хоть одно слово про него есть?
– Нет. Но Гюберт-то был. И бабушка про него пишет.
– Ох уж эта женская логика! – скрипучим голосом изрёк Фелька, – И что? Может, она не его искала?
– Ага. Проще поехать к бабушке в больницу и учинить допрос с пристрастием. Заодно и про кражу рассказать. Ну, ты думай, что хочешь, а я буду копать про этого Гюберта. Ибо что-то, наверное, интуиция, подсказывает мне, что…
– Что ящик спёр таинственный Гюберт, или его родственнички.
– Если ящик действительно собственность Гюберта и его семьи, то он бы наверняка явился за ним лично. Ну, или его родные, если его самого уже нет в живых. И не один, а с толпой адвокатов и кучей подтверждающих бумаг. Потому что это немцы, Феля. А немцы народ до тошноты пунктуальный. И всё делают по инструкции.
– Ну ладно. – всё тем же скрипучим голосом процедил Феликс.
– И ещё. Тому, кто доставил письмо, или кто его писал, наверняка было известно про ящик. Что же всё-таки в нём было?
***
«С самого начала всё пошло наперекосяк. Когда переходили линию фронта, случайно наткнулись на каких-то шальных бродячих фрицев, и поднялась стрельба. Уйти, правда, удалось без потерь, но в назначенном месте партизан, которые должны были нас встречать, не оказалось. И почти двое суток мы шли по лесам самостоятельно. Потом выяснилось, что отряд обнаружили немцы, и партизанам пришлось срочно уходить. Немцы выслеживали и нас. С большим трудом нам удалось оторваться от преследования. В назначенный район пришли с опозданием. День, когда я должна была встретиться с Гюбертом, был вчера. Но мы, всё-таки, приняли решение, что я должна отправиться в город. На случай, если встреча не состоится, Гюберт должен был оставить сообщение у связной местных подпольщиков. Вот к ней я и отправилась. Связная жила в самом центре городка в деревянном доме на две половины. Полдома принадлежало ей, а другая половина – другим людям. Новости, которые она сообщила, меня не обрадовали. Гюберт, по её словам, почувствовал за собой слежку. К нему, по её словам, «прилепилась гистапа». Связная держала корову, и немецкие офицеры покупали у неё молоко. Гюберт тоже приходил к ней, якобы за молоком. В следующий раз он должен был прийти через два дня.
– Да, вот ещё чего. Чуть не забыла! – сказала она напоследок, – Он велел передать, что в городе Штрюмпфель.
– А это ещё что за зверь? – спросила я.
– Уж не знаю, но рассказывают про него всякие страсти. На партизан, вроде как, наших охотится.
Так я впервые услышала про Карла Отто Штрюмпфеля…»
– Нашей бабуле бы романы писать. – сказал Феликс, – Получила бы Нобелевскую по литературе.
