– Не надо никуда меня прогонять! Я тебе не кошка какая-нибудь! – сказал он грубым тоном.

– Давай уже, отходи, Грэг. Тебе не кажется, что в последнее время, когда ты надеваешь этот костюм, то сразу становишься тупее? Наверное, на тебя и правда одежда клоуна так сильно влияет, – презрительно сказала она.

Выслушав её, клоун Грэг всё же отошёл в сторону. Когда эта женщина проехала, за ней последовала ещё какая-то. Грэг что-то прошептал и снова прильнул к щёлке между занавесками.

Под музыку наездницы скакали по арене, их лошади выполняли различные трюки, заслуживая громкие аплодисменты зрителей.

Грэг ненадолго отвлёкся от представления. Он достал маленькое зеркальце из кармана и проверил, не смазан ли его грим. Он ещё раз поправил парик, большой красный нос и удостоверился, каждая ли пуговица на его костюме была вдета в петлю. Грэг с облегчением вздохнул, когда убедился, что всё в полном в порядке, но у него всё равно было какое-то неспокойное чувство. Веко его начало подёргиваться, так иногда бывало, если он сильно нервничал. Грэг аккуратно потёр глаз, стараясь не стереть грим, и в очередной раз глубоко вздохнул.

– Ну что, старина, готов к представлению? – послышался голос его коллеги, Боба.

Боб положил свою руку ему на плечо.

– Тебе-то легко, – ответил Грэг, – ты не волнуешься перед каждым номером, как я.

– Да, ладно всё будет хорошо. Мы же клоуны, а клоунам не зачем быть серьёзными и волноваться ещё о чём-то.

Глядя на своего коллегу, Грэг понял, как же к его характеру подходит эта улыбка до ушей, нарисованная на его лице. Но слова Боба, его оптимизм не очень-то помогли Грэгу собраться.

– Ладно, приготовься, сейчас музыка заиграет, – сказал Боб.

Через несколько секунд действительно заиграл старый добрый «Выход гладиаторов», музыка, под которую в цирках обычно выходят клоуны.

– Ну, пошли, – кинул на ходу Боб и выбежал на арену. Зрители зааплодировали.

Грэг побежал ему вслед. Он грозил Бобу то кулаком, то пальцем, делая вид, что тот ему насолил. Некоторые зрители уже смеялись. Боб закрыл лицо руками, показывая, что он плачет и остановился. Грэг тоже остановился и стал наблюдать за своим другом, он жалел его. Потом Грэг, чтобы его успокоить достал из нагрудного кармана платочек, только этот платок был какой-то неестественно длинный, так что его конец так и остался в кармане. Он протянул платок Бобу, показывая, «мол, вытри слёзы». Боб стал вытягивать платок из кармана Грэга, но он был, словно, бесконечный. Грэг побежал вокруг Боба, и бесконечный платок, как верёвка, обмотал тело его друга. Поняв, что его надули, Боб быстро высвободился из «оков» и побежал за Грэгом. Платок в это время, наконец, весь вышел.

«Боже… Не уж-то это смешно?» – пронеслось в голове Грэга. Его мысли в это время витали где-то за пределами цирка. Может быть, к нему опять возвращались ужасные воспоминания?

Повторилось всё то же самое, только теперь плакал Грэг. Боб, жалея его, вынул из своего кармана цветочек и протянул Грэгу, но гибкий стебель цветка остался в кармане. Грэг радостно принял подарок, но как только он взял цветок в руки, из него прямо ему в лицо хлынула струя воды…

«Боже… Как же я всё это ненавижу!» – подумал Грэг. Он был словно во сне.

Тут Боб развёл в стороны руки, показывая, что он хочет обнять Грэга, и Грэг охотно принял эти объятья. Зрители начали аплодировать, кто-то даже свистнул. «Боже… Боже…» – ещё раз повторил про себя Грэг.

Грэг вернулся в свой фургон только поздним вечером. Он снял парик, клоунский нос, цветной костюм с забавными пуговицами, а затем умылся. Грэг хотел было пожарить себе яичницу на ужин, но чувство голода у него пропало, возможно, из-за сильной головной боли. Он зачем-то взял со стола ложку, оставленную им ещё утром. «Да пошло всё к чёрту!» – родилась в его голове мысль, и Грэг с непонятно откуда взявшейся агрессией кинул ложку прямо в стену. Раньше, лет пять назад, он не часто срывался, но сейчас приступы гнева преследовали его почти после каждого выступления, виной тому были неприятные воспоминания.

Сегодня, во время представления он опять вспомнил о своём отце, нет, вернее не об отце, а об отчиме. У них были не самые приятные отношения. Отчима своего Грэг никогда не называл папой, всегда по имени. Звали его Россом. Если бы Грэга попросили охарактеризовать Росса, то он, наверняка, бы первым делом сказал, что отчим его – человек странный. Характер его действительно был странным: он то был спокойным, то непонятно от чего злился, вернее, причина его злости, конечно, присутствовала, но она казалась такой незначительной, что ярость Росса становилась просто смешной. Грэга в детстве всегда бесила эта злость отчима, возможно, она как вирус передавалась и ему. В приступе гнева Росс часто кидался какими-нибудь вещами, что-то ломал, так теперь иногда поступал и Грэг. Память Грэга сохранила один случай из детства, он хорошо запомнил, как мама и отчим в буквальном смысле дрались, они тогда как раз спорили о деньгах, ну знаете, кто больше зарабатывает, кто больше тратит, и тому подобное…

– Сволочь! – вырвалось изо рта Грэга. – Самая настоящая сволочь!

Потом до Грэга дошло, какие причины были для всей этой непонятной ярости Росса. Во-первых, это, как было замечено, проблемы с деньгами, отчим зарабатывал меньше мамы, но в каком-то смысле, он ведь не был виноват в этом. Во-вторых, это вечный контроль со стороны родителей Росса, они люди пожилые, и постоянно нуждались в помощи, но при этом им нужно было непременно всё знать, всё, что творится в семье сына. Они начинали совать свой нос во всё подряд, казалось, им было интересно даже то, сколько времени Росс сегодня провёл в туалете. Ну как при таком диком контроле не сойти с ума? Контроль родителей, недовольство жены доводили Росса до дрожи, он ломал мебель, бил посуду.

Как-то раз Грэг привёл к себе в гости пару друзей, но как потом оказалось, он выбрал неудачный для этого день. Росса опять начало всё вокруг раздражать, и он прямо на глазах друзей Грэга сломал стул.

У Грэга началась дрожь. Он вспоминал события того злосчастного дня, думал о том, как же ему тогда было стыдно перед своими приятелями. Дрожь от тела перешла в руки, и Грэгу захотелось взять что-нибудь и сломать, неважно что, лишь бы только сломать. Он взглянул на маленький табурет, и, поняв, что с ним ему вполне возможно справится, схватил этот табурет и принялся яростно бить его об пол.

– Так тебе и надо! – кричал Грэг. – Это тебе за то, что ты меня позорил! По-зо-рил ме-ня! – он чеканил каждое слово, ударяя об пол табуретом.

Вскоре послышался треск, и Грэг заметил, что одна ножка у табурета почти отвалилась. Он оторвал её, откинул табурет в сторону и начал бить себя этой ножкой по голове. Но после трёх ударов, голова заболела.

– Боже, за что? За что? – заорал Грэг, но после его неожиданно настигло какое-то странное умиротворение, позлился и хватит.

Он присел на пол. В висках невероятно громко стучала кровь. Озираясь вокруг, смотря на табурет со сломанной ножкой, Грэг подумал: «Интересно слышал ли меня кто-нибудь?» Встав с пола, он присел на стул и обхватил руками больную голову.

В детстве Грэг прочёл как-то «Странную историю доктора Джекила и мистера Хайда» Роберта Стивенсона. Сейчас он понял, что он олицетворение доктора Джекила, тогда как Росс – мистер Хайд. В характере Грэга смешались два совершенно разных мира, две противоположные части.

Грэг почувствовал, что новый приступ гнева начинает овладевать им. Он вспомнил, каким его отчим был в старости. Старея, Росс постепенно превратился в расиста. Кстати, он был, как это говорится, чёрным, и, прознав как-то раз, что одного его соседа, который не отличался от него цветом кожи, убили, при чём довольно жестоко, Росс загорелся желанием извести всех белых с Земли. Иногда, когда Грэг вспоминал своего отчима недобрым словом, он всерьёз задумывался, а не податься ли ему в Ку-клукс-клан. Но нет, скорее всего, это нужно было делать раньше, когда он ещё жил с Россом.