Лоретта озарила зал невинным взглядом широко раскрытых голубых глаз. В наступившей тишине были слышны ругательства паука, у которого не ладилось с паутиной. Брат Михрий, завхоз, проследил глазами источник звука и уголком рта проартикулировал: «Ну вот ты погоди у меня».
– Да, – разродилась Лоретта. – Согласна.
Зал взорвался аплодисментами.
Лоретте отвели келийку, сшили рясу и разрешили лазать везде, кроме библиотеки, скриптория и гостиницы. Последний запрет возник не сразу. На следующее же утро после появления в монастыре Лоретты неугомонный брат Пульхерий выступил с предложением остричь малышке волосы, назвать каким-нибудь подобающим именем, да и пусть притворяется послушником. Инициатива Пульхерия была принята с всеобщим восторгом, и аптекарь брат Бенций взялся за ножницы. Свежепостриженная Лоретта немедленно сунула свой маленький носик к гостям. Постояльцы с умилением взирали на хорошенького мальчонку с прямым и любопытным взглядом ясных голубых глаз, который, путаясь в полах своей маленькой рясы, крутился у них под ногами и задавал неуместные вопросы. Все это продолжалось до тех пор, пока не случился конфуз: на глазах умиленной баронессы Леербах клобук слетел с головы мальчонки, открыв взору потрясенной зрительницы черную копну волос длиною до пят. Баронесса сомлела от изумления; монахи поспешили успокоить ее разбушевавшиеся чувства, объяснив, что Господь одарил маленького ангела такими неординарными свойствами, и кое-как замяли дело, причем баронесса покинула монастырь в крайне благостном состоянии души, при прощании расплакавшись и одарив чудесного мальчика леденцом. Рисковать далее однакож было нельзя. Cucullus non facit monachum, вынужден был констатировать Аббат, и распорядился стрижку повторить. Каково же было потрясение братии, когда на следующее утро предательский клобук вновь обнаружил блестящие длинные пряди, достававшие Лоретте до голеней. Монахи дивились и повторяли, что Лоретта их маленькая Рапунцель. Аббат созвал экстренное совещание с обязательной всеобщей явкой, на котором объявил, что дело это смертному неподвластно, и Лоретта отныне объект строго засекреченный, и тому, кто выдаст ее пребывание, будет назначено такое послушание, о котором лучше даже не думать, «ну а ты, девочка, если вылезешь к посторонним, будешь высечена, и этого не избежать». Лоретта вняла предостережению, монахам нарываться не хотелось, и шкодливая малышка продолжала существовать в блаженном неведении гостей монастыря, под крылом опекающей ее серой братии.
А заняться ей было чем.
Плодородная долина в среднем течении Эвры (находящаяся в Западной Вымирании и Нижней Кальсонии) со времен Первой Голавианской империи считалась лучшей на всем свете здравницей не только среди мерденской аристократии, но и во всем Медоране. По легенде, первый благословленный и коронованный самим Единым император Тродд (принесший на земли Мердена огонь и дух истинной веры) нашел и освятил своим прикосновением целебные источники на землях Западной Вымирании и основал первый здешний монастырь. С тех самых пор (а было это приблизительно за полторы тысячи лет до появления на свет Лоретты) вся медоранская знать съезжалась сначала к источникам, для того чтобы провести курс очищения и исцеления тела (пост и воздержание включены), а затем, должным образом очистившись и подготовив бренную оболочку к гигиене духовной, отправлялась в тур по монастырям, дабы в каждом принести Единому свои молитвы. Путешествие это получило название Большого Паломничества, и вот уже несколько веков оно полагается обязательным для каждого, рожденного в благородной семье Медорана. Удобнее всего это всегда было конечно же для жителей княжеств Мердена, благодаря чему они всегда считали себя слегка везунчиками и избранными, однакоже расстояния не мешали стремиться сюда и жителям отдаленных земель. В вымиранские земли наведывались короли, маркизы, графы, князья, бароны и прочие и с островов Ожерелья, и из Кербы, и порой даже с Северных Земель и из Царства Спящего Дракона (хотя жители последнего – чрезвычайно редко).
Жемчужинами же долины Эвры и завершающими, главными пунктами Большого Паломничества, без которого оно не засчитывалось, вот уже несколько сотен лет являлись два монастыря: монастырь святой Карамельки в Гульфикене и монастырь Певчих Дроздов в Хуисмарке.
Дрозды располагали не только собственно монастырем с конюшнями, храмом, гостиницей, больницей, аптекарским огородом, мастерскими, пивоварней, кухней, купальнями, кузницей и другими приблудами; им также принадлежали обширные угодья, включавшие в себя фруктовые сады, поля и пастбища. И хотя выходить за ворота Лоретте не разрешалось, ей и в самом монастыре было где развернуться.
Она любила забраться на колокольню или вылезти к сторожке и начать долдонить в колокол, заставляя монахов поднять головы от книг, от грядок, от скотины, тревожно встрепенувшись: повечерие? пожар? праздник? – но спустя некоторое время они научились различать, когда звон раздается в урочный, когда в неурочный час, а в монастыре появилось специальное противоколокольное послушание: самый проштрафившийся из монахов назначался следить за тем, чтобы девчонка не била в колокол когда не надо. Послушание было тяжелым, и от него отлынивали, потому что следить за Лореттой было делом не из легких, девчонка была сущая егоза. Если она не ныряла в чан с тестом, она лазила по потолочным балкам, рискуя свалиться в котел; если она не надоедала брату Бенцию в аптекарском огороде, значит доставала брата Абеля в саду; если не пыталась накормить лошадок украденной с грядок морковкой, то силилась обрядить в рясу брата Вильгельма осла; ну а если о Лоретте целых полчаса ничего не было слышно, значит, точно жди беды, и вот-вот по ком-то зазвонит колокол.
Братья стонали и хватались за головы, но избавиться от малышки Лоретты?.. никогда! Их стоило бы канонизировать как покровителей всех ответственных владельцев домашних животных. Ваш попугай ругается матом, ваш пес шкодит, ваша кошка блюет на ковер, их надо прививать, их надо кормить, из-за них вы не можете сорваться в отпуск в любую минуту (надо же найти, кто будет ухаживать за ними в ваше отсутствие), но вы никогда их не усыпите и не отдадите кому-нибудь еще, потому что вы их любите, а если даже не любите, знаете, что по этому поводу сказал известный писатель. Монахи не знали, но все равно поступали исходя из принципа: раз уж завел домашнее животное Лоретту, работай с последствиями.
Авторитетные источники сообщают нам, что рабочий день Дроздов-проповедников начинался задолго до рассвета, около двух-трех часов утра, и это может помочь составить представление о том, как нелегко приходилось Лоретте. Только лишь ее реснички смыкались в сладостном и крепком сне, только лишь этот сон переходил в быструю фазу, как какой-нибудь монашек начинал колотить со всей дури в колокол, и Лоретта, отчаянно зевая, вынуждена была вставать и плестись к Бдению. В храме было холодно; Лоретта забивалась в уголок и продолжала дремать под песнопения братии. Отлынивать Лоретта не решалась: братья были к ней очень добры, и она не считала возможным испытывать их терпение попусту.
Надо признать, что поначалу, несмотря на решительный настрой Аббата, монахи не знали, что с делать с приемышем. С гостями монастыря понятно: переночевали ночку-другую, очистились, оставили несколько денег и отправились с Богом. Лоретта же была – существо юница, собою прелестная, дитя невинное и несмышленое, и какое применение в мужском монастыре могло отыскаться такому созданию? (Если вы сейчас подумали плохое, вам должно быть стыдно, а если вы подумали об этом плохом с удовольствием, обратитесь к специалисту). Некоторое время монахи пребывали в замешательстве, но находчивый Аббат и тут не потерялся. Посидев с полчаса в молитвенной медитации, он объявил, что, согласно Книге Истины, цветы, птицы и бабочки не трудятся в поте лица, ибо созданы наслаждать взор и дух, а Лоретта как раз такой цветок или птичка, и пусть себе живет, и не сеет и не жнет, только чтобы вела себя хорошо и слушалась старших. В конце концов, образование ей как представительнице греховного пола все равно пошло бы во вред («Женщина с образованием – все равно что обезьяна с гранатой», любил говаривать Аббат4). Однако это не означало, что следует оставить девочку вовсе без воспитания. Монахи горячо желали своей приемной дочери добра и прикладывали все усилия, чтобы Лоретту ожидало если и не блестящее, то вполне достойное будущее.
