Пол Тиббетс благоденствовал, не мучимый никакими угрызениями совести. Наоборот, он гордился собой и тем, что выпало на его долю, и вполне искренне считал себя чуть ли не национальным героем (следует признать, что он был очень даже не одинок в этом своём убеждении).

Трагичнее всех оказалась судьба бывшего майора ВВС Клода Изерли. Многие годы спустя он не раз просыпался по ночам, пугая домочадцев истошным криком: «Дети! Дети!», и в конце концов оказался в сумасшедшем доме. Вроде бы несправедливо — ведь не он же нажимал замыкатель электроцепи бомбосбрасывателя, — но так уж получилось. Видимо, сыграли свою роль какие-то скрытые особенности души этого человека, понявшего суть случившегося и не вынесшего тяжести этого понимания… Истина бывает очень жестокой.

Человек проснулся и резко приподнялся, словно подброшенный невидимой пружиной — одеяло отлетело в сторону. Сев на кровати, он какое-то время тупо вглядывался в темноту, прислушиваясь, как сердце бешено колотится о клетку рёбер. Сны обычно тают бесследно вскоре после пробуждения, но этот сон… Человеку казалось даже, что виденное им во сне продолжает раскручиваться в заполнявшей спальню темноте — прямо в воздухе. Начатый приснившийся разговор продолжался наяву — в сознании отчётливо прозвучало:

— Ты слишком тонко чувствуешь, человек, слишком — для своего времени и для того окружения, в котором явился. Подобные тебе Сущности всё чаще появляются в вашем Мире, и это хорошо. Хотя для вас самих этот дар зачастую мучителен… Вероятно, твоей Душе подобное испытание было необходимо. Не могу сказать точно — я не смотрела твою Ленту Перевоплощений.

— Я не понимаю… — пробормотал человек в живую тьму спальни.

— Не важно, — беззвучно ответил неведомый голос. — Посмотри…

И он увидел.

…Да самого горизонта — насколько достигал взгляд — тянулись бесконечные унылые ряды закопчённых руин. Уродливые останки того, что когда-то было домами, дворцами, замками, топорщились чёрными лохмотьями на бугрящейся грудами оплавленного камня, истерзанной огнём земле. Пламя уже умерло, но из ослепших глазниц окон, пустых, словно тщетные надежды, ещё сочились безмолвными криками боли дрожащие струйки тёмного дыма. Кое-где проступали пятна цвета растерзанного мяса — это из-под серого покрывала пепла выпирали груды битого кирпича. При каждом шаге нога тонула в прахе выше щиколотки, а под подошвой что-то омерзительно похрустывало, словно ломались высохшие кости. И тошнотворный запах тлена…

— Что это? И где… ЭТО? — потрясённо произнёс человек.

— Смотри, человек…

…Огромное чудовище ворочалось среди дымящихся мёртвых каменных джунглей, поворачивая безобразную голову, сплошь — от ноздрей до узких, горящих жёлтым огнём глаз — покрытую кроваво-красной чешуйчатой бронёй. Дракон вытянул вперёд мощную когтистую лапу — вздулись могучие мышцы, — другую, перетянул свою огромную тушу через обгорелый скелет многоэтажного здания — остатки стены рухнули под тяжестью исполинского длинного тела, подняв клубы белёсой пыли, — и снова замер, внимательно оглядываясь по сторонам, словно высматривая что-то…

— Он ищет Меч, — пояснил голос. — И если найдёт — первым, — то от всего этого Мира не останется даже таких развалин. Только горячий пепел…

…Чудище явно заметило нечто, поползло быстрее, толстые губы дрогнули, обнажая дёсны с громадными жёлтыми клыками, между которыми потекли нити липкой слюны пополам с горячим дымом. Дракон походя развалил бронированным плечом оказавшуюся на его пути покосившуюся, насквозь простреленную в нескольких местах и обглоданную огнём башню с выкрошившимися зубцами и… замер.

Прямо перед ним бессильно вытянулось тело другого монстра — точь-в-точь такого же, как и он сам, только коричневой масти. И это другая тварь издыхала — сил у неё хватило лишь на то, чтобы чуть шевельнуть башкой при появлении собрата-врага.

Красный ящер торжествующе взрыкнул, изогнул шею и вцепился в прерывисто пульсирующее горло своего коричневого двойника. Умирающий монстр забился, его когти заскребли по камням, громадные крылья — изломанные и усеянные дырами с обгорелыми краями — конвульсивно дёрнулись в тщетной попытке развернуться. Бесполезно.

Победитель не успокоился до тех пор, пока под его челюстями не хрустнули шейные позвонки, и пока не прекратились судорожные подёргивания коричневого тела. Отгрызя мёртвому врагу голову, красный зверь поднял заляпанную тёмной кровью морду и снова огляделся и принюхался. Потом он упёрся всеми четырьмя лапами, напрягся и перевернул гигантскую тушу дохлого родственника. Оглядев освободившееся место, красный дракон недовольно заворчал, подумал и начал рвать стальными кривыми когтями коричневое брюхо. Чешуя лопнула, уступая яростному напору, и наружу вывалились синевато-чёрные склизкие парящие внутренности. Не обращая ни малейшего внимания на вонь, чудовище принялось рыться в ещё тёплых потрохах, разбрасывая во все стороны ошмётки разодранной плоти…

— Он ищет — но не найдёт, — продолжал незримый собеседник человека. — Меча у Противопоставленных не было. Мы сделали всё, чтобы они его не получили.

…Дракон вдруг прервал своё занятие и подобрался. Где-то рядом послышались голоса — там шли люди. Дракон — удивительно бесшумно для своих размеров и веса — пополз, стелясь по земле. Но люди услышали: они знали, что за чудовища обитают в этих краях. И один из людей молниеносно выхватил из ножен меч — его лезвие вспыхнуло ослепительным огнём.

Красный дракон утробно зарычал. Он сел на задние лапы, порываясь встать на дыбы, — исполинские когти сжались, дробя в пыль каменные глыбы. Однако монстр не прыгнул: вероятно, он очень хорошо знал, какой клинок выхвачен.

Меч описал полыхающий нестерпимым горячим блеском полукруг, словно очерчивая границу, которую чудовищу не рекомендовалось переступать. Но в своём стремительном движении клинок прошёлся по чудом сохранившимся среди развалин цветам — нежные лепестки вспыхнули и рассыпались невесомым прахом — и зацепил маленькую белую птицу, только-только взлетевшую и приветствующую наконец-то наступающую весну песней. Огненный клубочек до земли не долетел — растаял в воздухе без следа…

Видение медленно меркло.

— Я всё равно не понимаю… — прошептал человек.

— Ты сделал то, что должно было быть сделано, — из темноты проступили контуры женского лица. — Вы просто ещё не доросли до понятий Высшая Справедливость и Высшая Целесообразность.

— Но мне больно! — почти закричал человек прямо в это лицо. — За что? Почему я? Там, над тем городом, были белые облака — круг из белых облаков, словно нимб над головой ангела… И что это за справедливость такая, когда сгорают дети!

В глазах невероятно прекрасной женщины — существа? — мелькнула тень сострадания. Всего лишь тень, и бездонные глаза на красивом неземной красотой лице вновь стали холодно-бесстрастными, как вечный лёд.

— Ты поймёшь — позже, человек. А пока просто смирись и не мучай себя: ты ни в чём не виноват.

Человек помотал головой, прогоняя морок, и потянулся к стоявшей на ночном столике бутылке с виски: если мерещится всякая чертовщина, хорошо помогает добрый глоток спиртного. И тут перед его глазами возникла другая картина — давно уже ему знакомая.

…В узких и раскосых глазёнках на скуластом, поднятом к голубому небу личике на кратчайший миг успевает отразиться блеск вырвавшегося на волю адского огня…

Бывший майор военно-воздушных сил Страны-между-Океанами Клод Изерли ничком рухнул на смятую постель, давясь рвущимся из сердца криком:

— Дети! Дети! Дети!

— Товарищ Сталин, по данным нашей разведки, американцы произвели успешное испытание нового оружия огромной разрушительной силы. Исходя из предыдущей информации, можно сделать вывод, что речь идёт об атомной бомбе.