Мы с мужем разыгрывали в последний его прилет сцену из «Бандитского Петербурга», часть первая, кажется. Певцов «посадил» жену своего друга в Кресты, пришел к ней на свидание, и они сидят и молчат, смотрят друг на друга. Он говорит глазами, что любит её и просит прощения, что подставил её, она отвечает, что ничего страшного, она его все равно любит. У нас нет, конечно, таких сложных переживаний, как чужая жена, разборки и подставы бандитов, но от этого наши взгляды отнюдь не менее выразительные.

– Как ты? – спрашиваю я.

– Не спрашивай, любимая. Устал, как собака, – отвечает муж.

– Как командировка?

– Тихий ужас. Ненавижу дороги, гостиницы, вокзалы…

Я думаю, выпуск пассажиров организован таким макаром в Якутске исключительно для того, чтобы наши якутские люди, оказавшись где-нибудь в Москве или даже заграницей, не кинулись к чужим чемоданам, чтобы им было невдомек, что где-то могут просто так выпускать с багажом без сверки бирок. Если вы видите, как азиатской внешности пассажир в Домодедово разувается и снимает с себя ремни, часы, украшения при посадке, хотя его об этом и не просят, а по прилету кидается к таможеннику и пытается показать ему зажатые в руке бирки на багаж, то знайте, это наш якутский товарищ.

Впрочем, новое здание аэропорта появилось всего несколько лет назад. Ещё недавно на этом самом месте стояло синее приземистое здание советской эпохи, окруженное железным забором. В заборе была дверь, как раньше делали на разного рода проходных – на высоте, так, чтобы надо было перешагивать железную перемычку. В дверь выпускали прилетевших пассажиров и все встречи происходили на улице. Как зашевелился народ у железной дверки, значит, прибыл очередной рейс. Не важно, было минус пятьдесят или плюс тридцать, встречающие старались устроиться в машине таким образом, чтобы было хорошо видно эту волшебную дверь. Ну а сцена с багажом и бирками разыгрывалась в маленьком помещении с высоким крылечком. Тогда надо было бирку показать сначала на входе, а потом уже и на выходе с чемоданом.

Сейчас на площади перед аэровокзалом машин нет, все как у людей. Кругом шлагбаумы. А встречи все происходят в тепле, внутри стекла и хрома. Сразу за шлагбаумами начинаются деревянные неблагоустроенные дома, родные братья домам семнадцатого квартала. Двухэтажные, покосившиеся, на контрасте после сюрреалистичного стиля аэропорта они смотрятся весьма колоритно, словно из другого измерения.

К проходящим периодически общественным или политическим событиям – приезду Самого-Самого или к спортивным играм «Дети Азии» дома тщательно замазывают, как правило, в жизнеутверждающий желтый цвет. На старом дереве и при первых морозах краска быстро преображается в грязно-коричневый цвет, к которому глаз постоянных обитателей столицы нашего края привык больше.

Прямая дорога из аэропорта в течение каких-то десяти минут приводит к самому городу. Дорога отреставрирована, со свежими заплатками, с фонарями между полосами, пусть и покрытыми на вид столетней пылью. Много праворульных иномарок, потому как Япония гораздо ближе, чем Европа. БМВ или ауди такая же редкость, как и кибитка с лошадьми. В город ведет дорога, которая, если верить картам или навигатору, является улицей Можайского, через километр или даже меньше становится автострадой 50 лет Октября, а затем уже улицей Дзержинского.

Центральные улицы Якутска носят имена пламенных революционеров: Ленина, Орджоникидзе, Кирова, Ярославского. После горячей признательности революционерам наблюдается любовь лиц, ответственных за наименование улиц, к классической литературе: Пушкину, Короленко, Чернышевскому, Лермонтову, Чехову. Конечно же, без внимания не оставлены местные герои, например, улица Кеши Алексеева, якутского комсомольца, улица Петра Алексеева, это уже совсем другой герой, русский революционер, отбывавший наказание в 19-м веке в Якутской области. Ойунский – якутский революционер, основоположник советской якутской литературы. Улица Бестужева-Марлинского, прочно ассоциирующаяся у аборигенов Якутска с кожно-венерологическим диспансером, названа, как несомненно, все знают, в честь известного декабриста и поэта. Улица Билибина – в честь геолога, понятное дело, в поселке Геологов, что на противоположной от аэропорта стороне города. Красноармеец Котенко Василий Дмитриевич, организатор комсомола в Якутии, гораздо прочнее, чем Бестужев-Марлинский с КВД, ассоциируется у горожан с «дуркой». «Котенко по тебе плачет» – принято говорить в Якутске, в отличии от «Кащенко» в Москве.

Какой-либо структуры или логики в наименовании улиц выявить сложно. Только фамилии героев. Нет каких-нибудь Цветочных или Липовых улиц и аллей. Впрочем, это связано, скорее всего, с отсутствие как таковых аллей и какой-либо растительности, в честь которой не стыдно было бы и улицу назвать. Из растительности в городе присутствует в неограниченных количествах тальник и камыш.

Города принято сравнивать с людьми. Москва – это яркая, уверенная в себе баба в бусах. Ростов, понятное дело, – батюшка, пожилой, с бородой и в старинном зипуне. Якутск в этом ряду представляет собой бичеватого мужика с кое-какими претензиями на высокий стиль. Всклоченная бородка сочетается у него с дорогим галстуком поверх майки, заляпанной соусом. Брюки со стрелкой заправлены в стоптанные кирзачи. Пиджак, как и рубашка, отсутствует, зато в наличии кожаная жилетка байкера и тесное кашемировое пальто. Мужик наш не то чтобы трезв, но и не так чтобы пьян. Грязный, это да, но и запах дорогого одеколона, хоть и едва заметный, пробивается. Ну и как можно относится к такому мужчине… э-э, то есть, городу?

Национальность Якутска – сахаляр. Мать – якутка, отец – русский. Или наоборот. Кто их, этих сахаляров, разберет. Хангаласские якуты, те вообще, на лицо вылитые русские, глаза голубые, волосы русые, а на самом деле— настоящие саха. Якутов сейчас политкорректно называть саха. А если пишется с большой буквы – Саха – то это название республики. В саха-языке нет как такового рода, мужского или женского, поэтому саха – это для всех и про всё. Очень удобно.

К совершению мною трудовых подвигов очень располагает расположение нашего дома. В любой момент я могу добежать из министерства домой и обратно (скорее, конечно, обратно) за каких-нибудь пять минут, и это включая одевание шубы, шапки и унтов на босу ногу.

Все министерства в Якутске расположены вокруг площади Ленина, а так как она квадратной формы, то, соответственно, с четырех сторон, и находятся министерства всего и вся.

Памятник Ленина у нас солидный, Ильич стоит на огромном, в бордовом мраморе, постаменте, кепку сжимает в левой руке, а правую вскинул высоко, показывает, куда он зовет и где нам всем надо быть. В ногах Ильича сооружение, с которого вожди машут празднично проходящим колоннам, очень похожее внешним видом на московский мавзолей. Два раза в год, как и положено, весной и осенью, все трудовое население министерств и ведомств в ликующих праздничных шествиях проходит мимо Ленина и машет цветами и шариками стоящим Дархану и его заместителям, министрам всего и вся.

В бывшем обкоме партии, что за спиной Ленина, расположились отнюдь не самые важные министерства, потому как здание обкома довольно старое и ремонт в нем так себе. В него даже пропуск можно сделать тут же, внизу на проходной, настолько это простенькие министерства и заблудиться в нем невозможно, сплошные прямые коридоры и ряды дверей. А вот по правую руку Ленина находится внушительного вида здание, в котором можно царственным особам, ну или олигархам, на худой конец, иметь счастье лицезреть самого солнцеликого нашего Дархана. Здание все из темного стекла и кирпича, обсажено голубыми елями, которые сразу же осознали всю возложенную на них честь и растут изо всех сил, даже и не верится, что во всем городе только камыш и тальник выживает. Может быть, у меня такая мысль, благополучному росту елей способствуют камеры видеонаблюдения, коими утыкано по периметру все огромное здание.