Я понимала, что моя улыбка, никак не подходящая к произносимой мужем политинформации, списывается им на моё неадекватное положение. Мол, когда внутри тебя растет неведомое существо, мозг не обязан работать, напротив, единственная задача мозга – отключить все негативные мысли, чтобы в благостном неведении жертва разродилась-таки хоть кем-нибудь, возможно даже, человеческим дитем. Тут надо отметить, что муж успевал посмотреть все свежие боевики и ужастики, какие только появлялись в сети, что было одним из наибольших плюсов его профессии, так как просмотр происходил в рабочее время с рабочего же компьютера.
– Все будет хорошо, – так выразила я весь сложный вихрь мыслей, включая монстров из ужастиков вместо ребенка, наше безденежье и неспокойную ситуацию на финансовых рынках. «Ты всегда так говоришь», – хотел сказать Сила, но не сказал, а лишь ещё крепче сжал мою руку. «Ничего не всегда, если на самом деле будет хорошо, как ещё сказать?» – мысленно ответила я.
– Посмотрим, – сказал муж.
Мы подошли к площади Ленина, сели на скамейку у фонтана. В фонтане развились детишки. Некоторые взрослые, и я в их числе, тоже были бы не прочь залезть в воду.
Через два месяца Силе Никитичу на работе выделили квартиру. Её как-то хитро оформили на подведомственное министерству предприятие, с последующим выкупом, но сам факт выдачи квартиры выглядел, как если бы вдруг пошёл апельсиновый дождь или бы государственным языком Якутии стал французский.
Нам было некогда думать о прихотях судьбы в лице начальства одного из министерств, внезапно одарившего рядового сотрудника квартирой в центре города. Мы тут же принялись осваивать пространство в семьдесят квадратных метров, и нас не пугал пятый этаж без лифта, ведь дареному коню, как известно, никуда не заглядывают. Мы лихо перетащили наш незамысловатый скарб с семнадцатого квартала, где прозябали последние несколько месяцев, в благоустроенные хоромы и начали клеить обои.
Семнадцатый квартал (с ударением на первый слог, квАртал) – злачное местечко, куда злачнее Сайсар, поселка Геологов или Кирзавода. Состоит он до сих пор, не говоря уж двадцати годах тому назад, из двухэтажных покосившихся деревянных домов, из благоустройства в которых только трубы отопления. Те фильмы с Вин Дизелем, где он в адских условиях на других планетах гремит наручниками и устрашающе ухмыляется, снимались именно в этом районе Якутска. Особенно впечатляют бесплатные декорации зимой: дома, словно застывшие древние животные, с оскалами заиндевевших кривых форточек и дверей. Сталактиты и сталагмиты всех форм и размеров вместо помоек под каждым изгибом труб. Трубы отопления в рваной стекловате тянутся на высоте второго этажа со всех сторон, словно щупальца космического пришельца, пытающегося высосать кровь у доисторических животных. Массовка тоже на высочайшем уровне Голливуда: в минус пятьдесят выскакивают жители в одних трусах и майках и в облаках густого тумана выплескивают помои на ближайшую кучу сталагмитов.
Никакой задней мысли у нас по поводу благоустроенного жилья в двадцати метрах от площади Ленина даже не возникло. Родились наши дочери, мужа назначили начальником отдела, все шло своим чередом.
Родители, как мои, так и Силы, практически не принимали участия в нашей жизни. Моя старшая и умная сестра переехала сама и перевезла родителей к себе. Уехали они далеко от Крайнего Севера – в Читу, и были полностью счастливы. Сестра снабдила деда и бабку тремя внуками, они совместно осваивали участок с огурцами-помидорами, у них даже крыжовник и слива росла. Или вишня.
Мама, конечно, не «попробуйте редисочку. Чувствуете разницу? Вот! Эта – на курином помете, а эта – на навозе», но довольно близка к этому. Она искренне считает, что всем, а особенно мне, её младшей дочери, происходящие метаморфозы с овощами и цветами на даче так же важны и вызывают тот же душевный трепет, что и у неё. Все остальное в этом мире – новости, сериалы, книги, дети, работа являются дополнением к выявленному ею истинному смыслу жизни и служат собственно для расслабления и релаксации организма после тяжелых полевых работ. Участок дачи в двадцать пять соток с проложенными между рядами грядок вязанными ею долгими зимними вечерами ковриками из тряпья – наглядное тому подтверждение.
Мне была отведена роль младшей сестры – неудачницы. Но это ещё нормально. Я с дочерьми ездила к родителям раз в два – три года, получала свою порцию жалости и участия, а вот у Силы Никитича, случай был гораздо тяжелее. Отца он не помнил, а мать относилась к нему как древнегреческая богиня из мифа, где мать хотела убить одного из сыновей, чтобы другой её сын сел на трон. И если другой сын, то есть брат Силы, был в наличии, то в качестве трона и наследного имущества выступала хибара в экспериментальном арбалитовом доме в поселке Геологов, а о вреде арбалита в Якутске все знают. Таким образом, мать Силы жила где-то в Якутске, но ни мы её, ни она нас, своим присутствием не одаривали.
Я, в молодости вылитая Ким Бессинджер, с годами, как мне кажется, стала походить на Уму Турман из «Убить Билла». Разве что нос у меня не такой выдающийся и шевелюра все же побогаче будет.
Отступая от неисчерпаемой автопортретской темы, надо остановиться-таки на среде нашего обитания и объяснить, как мы дошли до жизни такой.
Если вам кто-то скажет, что есть более контрастные и необычные места в мире, чем Якутск, культурно отправьте этого человека читать сей скромный опус или если к тому времени уже снимут по нему блокбастер, то к блокбастеру непосредственно.
Нет таких мест на карте мира, где настолько причудливо переплетаются различные стили, фактуры и материалы, в результате чего город приобретает тот чудаковатый дух, который трудно объяснить словами. Его надо только видеть. Желательно зимой.
Про семнадцатый квартал у вас уже есть поверхностное представление. Самое время осветить все остальное.
Контрасты Якутска проявляются сразу при выезде из аэропорта. Хотя нет, гораздо раньше – в самом аэропорту. Вас выводят из самолета в зал из стекла и хрома и чего-то такого суперсовременного. За стеклом, как в аквариуме, толпятся встречающие, и вы уже видите родную щетину супруга, но, как и положено аквариуму, звуки из-за стекла не доносятся и вы понимаете, что это не встречающие, а именно вы, прилетевшие, закрыты в нем. Особо ретивые и свободолюбивые кидаются на стеклянную дверь, пытаясь вырваться из замкнутого пространства, но их пыл остужает охранник, который чуть ли не дубинкой отгоняет всех от двери. Он трясет ключом от двери перед носом этих неуправляемых пассажиров, успевших где-то в Европах вкусить духа свободы.
Можно увидеть сценки из многих фильмов, как отечественного, так и зарубежного производства. Вот, например, парочка из «Семнадцати мгновений весны»: она присела бочком на кресло, развернутое спиной к встречающим, он стоит тоже вполоборота к стеклу, потому как сжимаем другими страждущими встречи гражданами, изредка они кидают друг на друга полные любви взгляды. «Они не виделись пятнадцать дней… Штирлиц знал, что его жена прилетит к нему именно этим рейсом…», – звучит за кадром.
Наконец, привозят багаж и на движущуюся со скрипом ленту начинают выкидывать чемоданы и баулы откуда-то из-за стенки, прикрытой не то мешковиной, не то грязным целлофаном. Багаж подвозят по раз и навсегда установившейся традиции аэропорта Якутска через час с небольшим после приземления самолета, и никакие глобальные перемены в государственном строе или политике партии не в силе повлиять на эту традицию.
Непреклонный охранник не сдается даже перед беременными и пассажирами с грудничками, ибо есть в накопителе бесплатные туалеты, по запаху их легко найти, а остальное можно и потерпеть. Только когда выстраивается очередь из пассажиров с багажом и бирками от багажа в руках, поворачивается ключ и дверь открывается ровно на столько, чтобы мог протиснуться один пассажир с одним стандартным местом багажа. У кого корзинка, картонка, коляска, собачка, те априори отсеиваются в конец огромной очереди.
