Она задохнулась от неожиданной близости и, чтобы не упасть, обняла его за шею.

Поза была ужасной. Летти ощущала его твердую плоть, грубо-настойчивую и возбуждающую. Его кожа обжигала, тело напряглось.

— Эллиот…

Он не ответил, его взгляд заставил ее смолкнуть. В нем было только грубое желание. Он сделал несколько шагов, пока ее плечи не уперлись в стену. Прижал раскрытые губы к ее шее, бедрами вдавливая ее в стену. Он сделал несколько медленных движений, и волны наслаждения пробежали по ее телу. Летти вцепилась в его плечи, охваченная этими первыми волнами желания, которым не могла сопротивляться, испуганная и в то же время испытывая сладкий восторг и желая доставить ему такое же наслаждение, какое он давал ей.

Даже сквозь рубашку она чувствовала, как напряглись его мускулы, гладкие и твердые. У нее перехватило дыхание, когда он медленными, короткими толчками стал входить в нее. Это делало ее наслаждение еще острее. А он добавил еще одну мучительно сладкую пытку, приподнимая и опуская ее в такт своим движениям.

— Эллиот, Эллиот. — Она тяжело дышала.

Он не ответил. Выражение его лица было застывшим и напряженным, на шее выступили вены. Он ни о чем не думал, поглощенный лишь желанием получить сексуальное удовлетворение.

Летти тоже не могла думать, а могла только чувствовать. Она не ожидала, что он такой большой, широкоплечий, тяжелый, что его кожа такая горячая, гладкая, как шелк, волосы влажные и прохладные…

Летти хотела большего. Она хотела ощущать его внутри себя. Быть полной им. Хотела закончить этот древний обряд.

Она закрыла глаза. Бедра двигались в одном с ним ритме. Она услышала, как он шумно вобрал в грудь воздух. Вдруг схватив ее другую ногу, он поднял Летти еще выше, до уровня своей талии. Она была обнажена, и он… Затрепетав, она почувствовала уже знакомую твердую плоть. Ее ноги невольно напряглись.

Он застонал и, подняв голову, начал целовать ее — властно, настойчиво, почти со злостью. Она отвечала на его поцелуи со все возрастающей страстью.

Эллиот вошел в ее мягкую теплую глубину. Она услышала, как он тяжело задышал, почувствовала, как он обхватил ладонями ее лицо и с силой прижал ее к стене.

Его горячее дыхание обжигало ей губы. Она открыла затуманенные глаза, вся во власти возбуждения и неутоленного желания, и встретилась с его горящим взглядом.

— Я хочу видеть тебя. Хочу видеть, как ты входишь в меня.

Она ахнула от боли, когда всем телом старалась принять его.

Что-то мелькнуло в его глазах. Он замер, его грудь вздымалась, как кузнечные мехи, смуглая кожа была покрыта капельками пота.

Но эта пауза показалась ей страшнее боли.

— Нет. — Она шевельнулась. Он стиснул зубы. Закрыл глаза, но не пошевелился.

Она сползла вниз, совсем немножко. Его лицо исказилось. Она опускалась, вбирая его внутрь себя, не обращая внимания на боль, чувствуя лишь, как он наполняет ее.

Желание вспыхнуло с удвоенной силой.

— Пожалуйста, — погфосила она. — Пожалуйста, сделай это опять.

— Бог мой! — вырвалось у него, хотя доселе он сдерживал свою страсть. Он жадно и нетерпеливо овладевал ею, доводя ее до исступления. — Отдайся этому, — хрипло попросил он.

Летти послушалась. Откинула назад голову и почувствовала его всем своим телом, вокруг себя, внутри, над собою… Они стали одним целым. Летти погрузилась в наслаждение, пронзительное и блаженное, оно словно укачивало ее, и она разрыдалась от его чистой красоты, а потом сникла, словно карточный домик, рассыпавшийся под дуновением ветра.

Когда все кончилось и ее руки бессильно опустились, Эллиот отодвинулся от нее, все еще возбужденный и неудовлетворенный. Он легко поднял ее на руки и отнес на кровать.

— Ослабевшая и растерянная, она смотрела, как он стоит и расстегивает рубашку. Он снял ее и быстрым движением отбросил в сторону. Он был красив, именно таким она и представляла его тело — атлетически сложенный, худощавый, с сильными изящными руками и ногами. Полоса темных волос, покрывавших его грудь, сужалась к плоскому животу с выпуклыми мышцами.

Он спустил с бедер брюки, и ее восхищение его телом сменилось испугом.

— Что вы делаете?

— Мы переспали, — мрачно сообщил он. — А в оставшееся время займемся любовью.

Впервые в жизни Эллиот испытывал такой гнев. Стоя перед ним, дрожа как осиновый лист, она заявила, что хочет «переспать» с ним, будто он был каким-то ничтожеством, которым она хотела воспользоваться для приобретения опыта, а не мужчиной, полюбившим ее за сердце и стойкость духа.

Он не собирался заходить так далеко, но его томление, отчаяние и страсть оказались сильнее его воли, и им владела лишь одна мысль, одна цель: она хотела секса.

Прекрасно. Он был готов показать ей, что такое секс.

Но, когда наступила глубокая ночь, когда гроза наконец утихла, они оба познали любовь.

Он посмотрел на женщину, лежавшую рядом с ним в глубоком забытьи. Висевшая под потолком лампа освещала ее мягким рассеянным светом. Красноватые блики играли в ее волосах. Нежная кожа обнаженного плеча светилась, словно покрытая золотистым лаком.

Белоснежные простыни сбились на ее бедрах. Одна рука была вытянута, голова откинута, словно застывшая в экстазе, но в своем блаженстве Летти оставалась слабой и беззащитной.

В нем снова шевельнулось желание. Они провели в постели несколько часов. Эллиот не мог требовать от нее большего. В ее страсти он почувствовал привкус отчаяния, которое ей не удалось скрыть. В чем бы ни была причина, он хотел избавить ее от этого.

Он любил ее и знал, что она любит его. Летти этого не говорила, но ее губы, руки, ласки свидетельствовали об этом убедительнее слов.

Летти помогла ему заново понять себя, собственное сердце, свою способность наслаждаться, страдать, любить. Он не мог вернуться в прошлое. И, видит Бог, он не хотел возвращаться. Теперь, когда узнал, что она любит его.

Он прижал ее к себе, желая только чувствовать ее близость, и закрыл глаза. Но сдсоро усталость и морфий победили, и он тоже уснул.

Бледный утренний свет просочился в комнату. Летги мгновенно проснулась. Страх уже сжимал ее горло, словно электрический ток пробегал по всему телу. Она лежала в объятиях Эллиота, положив ногу на его бедро.

На одну короткую минуту она отогнала от себя мысли, всем своим существом впитывая ощущение крепкого мужского тела, мускулов его руки, обнимавшей ее талию, бархатистой кожи на его груди. Но тревога не позволила ей наслаждаться, и она взглянула ему в лицо.

Он был прекрасен. Отросшая щетина сделала его лицо еще более мужественным, густые ресницы отбрасывали на щеки тень. Морщинка пересекала его лоб между бровями, а уголки рта опустились, будто ему снилось что-то тревожное.

Боже, он возненавидит ее, когда узнает, кто она. Она должна была уехать. Исчезнуть.

Слезинка покатилась по щеке Летти. Ей нельзя было плакать, нельзя его будить. Она просто взяла что смогла, воровка собрала украденные минуты взятой взаймы жизни и готовилась сбежать.

Она не могла оставаться, ей было больше нечего дать ему. Больше не о чем лгать.

Осталась только правда. Она любила его.

И она не хотела видеть, как его любовь превратится в ненависть.

Она струсила. Она всегда была трусливой, боялась любви. Слишком много примеров показывали ей, какие опасности таит в себе любовь. Слишком много примеров убедили ее, что лучше прожить жизнь веселой самозванкой, играя ту роль, которая позволяла безнаказанно ускользнуть, если ваше присутствие оказалось нежелательным.

Она боялась любви до такой степени, что не могла даже убедительно спеть любовную песенку.

Жалкая певичка из мюзик-холла и трусиха — вот кто она. В этом вся Летти Поттс.

Пора было выбираться, пока он не проснулся.

Осторожно она сняла его руку и слезла с кровати. Накинула шелковый халат и, выскользнув из комнаты, побежала по пустому коридору в свою спальню.