Когда 1 ноября 1608 г. в город пришла весть, что немцы идут, народ, по выражению современника, стал как пьяный, отворил городские ворота тушинскому воеводе Плещееву и присягнул самозванцу. В Москве масса жителей оставалась равнодушна к решению вопроса, кто победит: Тушинский вор или боярский царь В.? — а равнодушные всегда, в конце концов, берут сторону победителя. Царь Василий в Москве очутился в осаде и предложил желающим удалиться, пока есть время. Москвичи приняли это предложение за уловку испытать их верность; все присягнули царю В., но на другой же день в Тушино повалили боярские дети и стольники, стряпчие, дворяне, жильцы, дьяки и подьячие; поехали и знатные люди: Бутурлин, князь Димитрий Тимофеевич Трубецкой, князь Черкасский, князья Сицкие, Засекины. Все шли с надеждою на повышение в Тушине, которое к зиме обстроилось, как городок; в нем образовался свой двор. Но поведение тушинцев отняло у «Вора» возможность взять окончательный перевес над царем В. Жители городов, где утвердились тушинцы, жаловались на страшные поборы. Pyccкиe, служившие самозванцу, свирепствовали с особенным ожесточением; сторонники царя Василия, взятые в плен, умерщвлялись с беспощадной жестокостью. Писатель современный, иностранец, с изумлением рассказывает, что русские тушинцы постоянно служили твердым щитом для малочисленных поляков, которые почти не участвовали в стычках между тушинцами и царскими отрядами; но когда дело доходило до дележа добычи, то здесь поляки были первые, и русские без спору уступали им лучшую часть. Русские тушинцы и казаки не только хладнокровно смотрели на осквернение церквей, поругание сана священнического и иноческого, но и сами помогали иноверцам в этом осквернении и поругании. У царя В. все более и более уходила почва из под ног, вследствие общей политической деморализации. Явились так называемые перелеты, которые сегодня служили в Тушине, завтра царю В., потом — снова Вору и опять царю. Семьи нарочно делились: одни члены семей были на. стороне Вора, другие — царя, чтобы, в случае торжества того или другого, и там и тут иметь опору. В феврале 1609 г. против царя В. составился уже заговор; заговорщики требовали от бояр низложения царя, но бояре не явились на площадь и попрятались в домах, выжидая конца дела. Из бояр только один князь Василий Васильевич Голицын пришел на площадь. Заговорщики насильно притащили патриарха Гермогена, требуя от него избрания нового царя. Личность царя была не по душе Гермогену, и он не мог одобрять его деяний; но, ради предупреждения больших зол, Гермоген твердо стал за царя Василия. Однако, твердость патриарха могла только отсрочить падение Шуйского. Троицко-Сергиевская лавра была единственным местом откуда мог бы раздаться голос примирения, ибо она издавна пользовалась глубоким уважением народа. Это хорошо знали тушинцы; они знали также, что Лавра имела и стратегическое значение, потому что через нее шел путь в ту часть северовосточной России, из которой только и можно было получить материальную помощь против тушинцев. Такое значение Лавры объясняет упорную настойчивость, с которой Сапега и Лисовский вели осаду этого монастыря уже с 24 сент. 1608 г. В лавре под начальством князя Долгорукова — Рощи и Голохвастова находилось до трех тысяч ратников. С 3 октября Сапега и Ласовский начали громить монастырь из пушек; 12го пытались взять его приступом, но неудачно. Ратники, слуги монастырские, иноки с одинаковою отвагою отстаивали Лавру и вылазками беспокоили осаждающих. зимою, от тесноты, открылись болезни; иноки ухаживали за больными, хоронили мертвых. Весною 1609 года болезни прекратились. 27 мая Сапега сделал самый отчаянный приступ, отражение которого предвещало спасение Лавры. 28 июня Сапега снова повторил штурм и опять неудачно. Лавра, таким образом, была спасена и дождалась своего освободителя, князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. Уже в конце 1608 года Скопин-Шуйский заключил союз с шведским королем, который и прислал России помощь, под предводительством де-ла Гарди. Планы союзных вождей были различны: де-ла Гарди предлагал осаду и взятие городов, непокорных Василию Ивановичу, Скопин-Шуйский, напротив, настаивал на быстром походе к Москве, занимая только пункты, важные в стратегическом отношении. В этом плане СкопинШуйский обнаружил и проницательность политика, и расчетливость гениального полководца, Занятие городов шведами могло повести к тому, что, в случае неуплаты жалованья шведскому войску; де-ла Гарди удержал бы занятые им города за Швецией. Опасность была велика, ибо, при малейшем замедлении помощи, Москву могли захватить тушинцы и передать полякам. Де-ла Гарди остановился уже в Твери, вследствие ропота его войска на неуплату жалованья. Польские вожди также хорошо понимали опасность, которою им грозило движение Скопина-Шуйского, и потому Сапега, оставив под Лаврою незначительные отряды, выступил Скопипу навстречу. Скопин-Шуйский предупредил Сапегу и напал на него под Калязиным во время переправы Сапеги чрез р. Жабну, впадающую в Волгу близ Калязина, и осенью 1609 г. разбил его на голову. В этой победе принимал участие небольшой отряд шведов, под начальством Сомме. После этой победы и де ла Гарди, когда его войско удовлетворено было жалованьем, соединился с Скопиным. Они заняли Александровскую слободу, стоявшую на пути доставки провианта в лагерь Сапеги. Отсюда СкопинШуйский послал один за другим 2 отряда, под начальством Жеребцова и Валуева, на помощь Троицкой лавре. Отряды эти, вместе с троицкими сидельцами, т. е. с гарнизоном, сделали удачное нападение на осаждающих; после которого чрез несколько дней, именно 12 января 1610 года, Сапега снял осаду Лавры. СкопинуШуйскому оставалось только разгромить Тушино; но оно распалось, вследствие объявления войны России польским королем Сигизмундом III. Он звал поляков, служивших в Тушине, служить под коронными знаменами. Распадение Тушина дало возможность Скопину-Шуйскому беспрепятственно вступить в Москву. Народ выражал ему благодарность за спасение Москвы. Но у Скопина-Шуйского был сильный враг — его дядя, князь Димитрий Шуйский, брат царя. Уже в Александровской слободе рязанцами сделано было предложение Скопину принять царской венец, но оно было им отвергнуто. Не одни рязанцы, а общий голос народа призывал Свопина на престол, на который имел притязание князь Димитрий, брат царя В. Князь Димитрий беспрестанно стал делать царю наветы на Скопина; пошли толки, что последнему не сдобровать; де-ла Гарди предостерегал его от опасности. 23 апреля, на крестинах у князя Воротынского, Скопин-Шуйский захворал кровотечением из носу и через две недели умер. В народе пошли слухи об отраве. Справедливы они были или нет, но смерть Скопина-Шуйского была большим несчастием для России. Единственный человек, вера в которого могла прекратить смуту, умер, не окончив своего дела; смерть же его только увеличила волнение, вследствие толков об отраве. Он умер, приготовляясь отразить нашествие Сигизмунда III, короля польского, которому союз царя В. с Швецией подал повод объявить войну России. Сейму была представлена опасность, грозившая Польше со стороны союза двух ее врагов. На этом сейме, в противоположность 1604 г., выражалось сильное раздражение против Москвы за избиение поляков в мае 1606 года, а потому понятно всеобщее сочувствие Польши к предприятию Сигизмунда. Весною 1609 года Сигизмунд, как выше сказано, выступил в поход. Вторгнувшись в пределы России, он осадил Смоленск. Тушинский вор, а за ним Марина, бежали в Калугу; в Тушине оставались только русские и в числе их — Филарет, митрополит ростовский, которого Тушинский вор нарек патриархом. Тушинцы отправили к Сигизмунду послов под Смоленск, из людей разных чинов. Выдающимися послами были: Михаил Глебович Салтыков с сыном Иваном, дьяки: Грамотин, Чичерин, известный Михаил Молчанов и Федор Андронов, торговый мужик, бывший московский кожевник. 31 января 1610 г. послы торжественно были представлены королю, и Грамотин, от имени думы, двора и всех людей, объявил, что в Московском государстве желают иметь царем королевича Владислава, если король прибавит народу такие права и вольности, каких прежде не было в Московском государстве. 4 февраля подписаны условия договора, сущность которых следующая: «Владислава венчает на царство патриарх; вера греческая должна быть обеспечена, права духовенства распространены; не менять законов без согласия бояр и всей земли; никого не казнить, не осудя прежде с боярами и думными людьми; великих чинов людей невинно не понижать, а меньших возвышать по заслугам; податей без согласия думных людей не прибавлять». Особенно любопытно требование, чтобы «для науки вольно было каждому из народа московского ездить в другие христианские государства, кроме бусурманских, поганских, и за это отчин, имений и дворов у них не отнимать». Во время этих событий Прокофий Ляпунов снова поднял Рязанскую землю против царя В. Ляпунов в грамотах открыто обвинял его в отравлении доблестного племянника своего, Скопина-Шуйского. Одновременно Ляпунов сносился и с Тушинским вором, и с князем Василием Васильевичем Голицыным, который всегда был тайным врагом Шуйского и сам рассчитывал на московский престол, имея за себя сильную партию. При таких обстоятельствах войско царя Василия, под начальством Димитрия Шуйского, было на голову разбито польским гетманом Жолкевским при Клушине. Весть об этом поражении царских войск оживила надеждою Тушинского вора; думая воспользоваться чужою победою, он двинулся к Москве. Здесь князь В. В. Голицын вел переговоры с Прокофием Ляпуновым о низвержении царя В.; другие из московских бояр сносились с войском Тушинского вора и условились, свергнув с престола царя В., отстать и от названного Димитрия, т.е. вора. В Москве 17 июля 1610 г. Захар Ляпунов, брат Проксфия, с большою толпою ворвался во дворец и стал говорить царю В.: «Долго ли за тебя будет литься кровь христианская? Земля опустела, ничего доброго не делается в твое правление: сжалься над гибелью нашей, положи посох царский, а мы уже о себе промыслим». Царь В. не уступал, и тогда Захар Ляпунов с товарищами, выйдя на Лобное место, куда народу набралась такая масса, что стало тесно, призвал народ за Москву реку, на простор. Народ повалил туда; отправились и бояре; привлекли и патриарха Гермогена. Здесь, несмотря на сопротивление патриарха, решено было низложить царя В.; к нему отправлен его родственник, боярин князь Воротынский, просить оставить царство. — Царь В. должен был на этот раз согласиться. Ему в удел обещан Нижний Новгород; но попытка возвратить назад данное слово повела к тому, что 19 июля он насильно был пострижен в монахи. Так кончилось мрачное царствование В. Иоанновича Шуйского. После вступления в Москву Жолкевского, он отвезен в Варшаву, где и умер. Его прах перенесен в Москву при Михаиле Федоровиче Романове. Современник царя В., князь Кагырев-Ростовский, говорит, что царь В. был умен, но нам, людям нового времени, этот ум не может казаться особенно серьезным; хитрость, способность запутать интригу принимали тогда за большую смышленость. Когда этот ум пришлось показать в государственных делах, то мы видим со стороны В. ряд ошибок, растерянность перед бедой. Вернее изобразил царя В. Катырев-Ростовский. Он говорит, что царь В. был скуп и упрям, о войске не заботился я любил только наушников. Князь Хворостинин называет его нечестивцем, который оставя Бога, прибегал к бесам (см. С. Ф. Платонова, «Сказания и повести о смуте», стр. 352). В этом обвинении князь Хворостинин сходится с князем Катыревым-Ростовским, который тоже говорит, что царь В. к волхованию прилежен. Это мнимое нечестие и ересь — не что иное, как суеверие, общее веку.
