Джошуа… Ребенок, сотворивший чудо не только с Джессикой, но и с Дэниелом. Джейк преподнес им бесценный дар, сумевший вдохнуть в них обоих новую жизнь. Только благодаря Джошуа Дэниел снова начал улыбаться Джессике, закрыв глаза на прошлое. Только ради Джошуа Джессика простила себя и начала вновь возрождаться к жизни. Только благодаря Джошуа они стали семьей.

Но Джессика в отличие от Дэниела ничего не забыла. Всякий раз, когда она заглядывала в зеленые смеющиеся глазенки сына, перед ней вставал образ Джейка и сердце пронзала такая острая боль, что она поспешно отворачивалась, не в силах вынести воспоминаний, навеянных красотой сынишки. Не было дня, чтобы она не вспоминала Джейка. Холодной зимой, когда слуги приносили домой вязанки дров, она думала о нем, представляла, как он протягивает к костру озябшие руки или как его застигает в горах снежная буря. Сидя за уставленным яствами столом в красивом наряде и драгоценностях и ведя остроумную светскую беседу, она представляла себе Джейка, голодного и промерзшего. Затаив дыхание, со страхом просматривала она каждую газету, боясь, что Джейка схватили, и, не увидев такого объявления, с некоторым облегчением и разочарованием откладывала газету в сторону: если бы его схватили, она бы по крайней мере знала, что он жив.

Иногда ночью ей снилось, что Джейк умирает, одинокий, беспомощный, и зовет ее. Она вскакивала с постели, и ей казалось, что голос Джейка эхом проносится по комнате. Тогда она шла в детскую и, подхватив на руки спящего сынишку, принималась гладить его по шелковистым черным кудрям, целовать в румяные щечки и прижимать к себе так неистово, что ребенок начинал хныкать. Джейк… Быть может, он потерян для нее навсегда, но у нее есть его сын….

Стряхнув с себя воспоминания, Джессика поднялась из-за стола и снова повернулась к окну. Нужно было выйти во двор и поздороваться с гостями, хотя ей очень этого не хотелось. Теперь она понимала: именно это время года и особенно сегодняшний день навеяли эти грустные воспоминания. Обычно она с радостью выполняла обязанности хозяйки большой усадьбы, с головой окунаясь в работу, которая до отказа заполняла дни и заставляла к вечеру валиться с ног от усталости. Но ей почему-то страшно не хотелось ехать в Форт-Уэрт, и, если бы у Дэниела оказалось свободное время, она непременно попросила бы его сделать это за нее. Она так устала.

Посередине проникновенной речи Дэниела Джошуа захотелось к отцу, и он так настойчиво стал проситься к нему, что Дэниел сжалился и взял его к себе на помост, вызвав тем самым целую бурю шуточек по поводу того, что младший Филдинг уже начинает проявлять политические наклонности. Джессика с улыбкой смотрела на мужа. Он являл собой довольно забавную картину: на одной руке – довольный Джошуа, другой – отчаянно жестикулирует, рассуждая о будущем Техаса.

И в этот момент Джессике неожиданно в голову пришла одна удивительная мысль, наполнившая ее душу гордостью. Сын Джейка будет бродить по холмам и долинам окрестностей усадьбы «Три холма», как когда-то это делал сам Джейк, под надежной защитой любви Дэниела. А она, Джессика, приложит все свои силы, чтобы ранчо, которое унаследует их с Джейком сын, росло и процветало, а Дэниел приложит все силы, чтобы штат Техас, в котором малышу предстоит расти, стал еще более свободным и сильным. Джошуа не принадлежит прошлому, и оно не должно омрачать его жизнь. Он принадлежит будущему. И хотя Джессика уже ничего не может сделать для Джейка, для его сына она сделает все, что в ее силах.

Джессика вышла во двор под неистовый грохот аплодисментов и одобрительных выкриков, сопровождавших заключительную часть речи ее мужа. Она взошла на помост и, смеясь, взяла сразу же потянувшегося к ней малыша у Дэниела из рук и подставила мужу щеку для поцелуя. Они втроем постояли несколько мгновений на помосте, и силуэты их четко вырисовывались на фоне ярко-синего неба: Дэниел, обняв Джессику за плечи и с нежностью глядя сверху вниз на ее смеющееся лицо, и Джессика, крепко прижимая к себе Джошуа. Они казались идеальной семьей, в которой царят только мир и покой, и в это мгновение – только в это мгновение – ни прошлое, ни будущее не омрачало их счастливого настоящего.

Странную они представляли собой пару на шумных улицах Форт-Уэрта – главного скотоводческого города штата: великолепно одетая, уверенно шагающая молодая женщина и пожилой мужчина в затрапезной рабочей одежде, с недовольной миной на лице. Впрочем, в этом городе, где жизнь била ключом, можно было встретить кого угодно: и состоятельного владельца ранчо в сапогах с богато расшитыми голенищами и золотыми часами в кармашке жилета, и ковбоя, который только что приехал в Форт-Уэрт, отработав сезон на пастбище, и которому не терпится немного поразвлечься, и репортера с востока, и купца в полосатом костюме и рубашке с целлулоидным воротничком, и даже какого-нибудь индейца или мексиканца в ярком пончо.

В публичных домах отбоя не было от посетителей, салуны работали по двадцать четыре часа в сутки. Время от времени раздавались выстрелы – какой-нибудь ковбой, у которого кровь бурлила в жилах, давал таким образом выход своей энергии. Однако на них никто не обращал внимания, равно как и на восторженные визги проститутки, которую не в меру пылкий поклонник, перебросив через плечо, уносил по пыльной и запруженной людьми и повозками улице в свою комнату.

Джессика деловито перешагнула через какого-то пьяного, развалившегося прямо на тротуаре, одним холодным взглядом стерла нагловатую ухмылку с лица молодого гуртовщика и быстро подобрала юбки, чтобы желтый табачный плевок погонщика мулов, который в самых что ни на есть цветистых выражениях убеждал своих запряженных в повозку питомцев не выскакивать на тротуар, не испачкал ей одежду. В другое время веселая, бурлящая жизнь быстро растущего города показалась бы ей приятным разнообразием после долгих, спокойных месяцев, проведенных в «Трех холмах», но сегодня единственное чувство, которое она испытывала, – это нетерпение. Мрачная физиономия Кейси, вышагивающего рядом, ничуть не улучшала ей настроение.

– Таких страшилищ я отродясь не видывал, – недовольно возвестил он, должно быть, уже в сотый раз. – Издевательство над животными, вот что я вам доложу. Если вы пригоните этих уродов в «Три холма», над нами будет смеяться вся округа.

– Все, хватит об этом! – отрезала Джессика. – Я их купила, они наши, и дело с концом. Завтра утром работники погонят их домой. Можете отправляться вместе с ними. У меня есть еще кое-какие дела в банке, так что я на несколько дней задержусь.

– Нет, мэм, – упрямо возразил Кейси. – Капитан сказал, чтобы я оставался с вами, я и останусь.

– Уверяю, я без вас прекрасно обойдусь.

Кейси одарил Джессику яростным взглядом. Собственно говоря, он давно мог бы от нее уехать, и пусть сама о себе заботится. Он никак не мог прийти в себя от унижения, которое пережил. Нет, подумать только! Не кто-нибудь, а сама хозяйка «Трех холмов», спокойно смешавшись с толпой пастухов, владельцев ранчо к аукционеров, не обращая внимания на царившую вокруг суматоху и резкие запахи скотного двора, хладнокровно осматривает этих отвратительных уродцев, словно и в самом деле знает, что делает, а потом звонким голосом, чтобы все ее слышали, предлагает за них свою цену, гораздо выше той, которую дают мужчины. И самое ужасное в том, что она даже не понимает, что выставляет себя на посмешище. Даже сейчас не видит, что ее провожают полными тщательно замаскированного неодобрения и неприязни взглядами. Женщина, занимающаяся покупкой скота! Слыханное ли дело? Она и Дэниела выставляет на посмешище, а он не только позволяет ей это делать, но даже поощряет. И это самое страшное. Кейси так и подмывало бросить Джессику и этих премерзких животных, которых она называет быками, и уехать – пускай сама с ними разбирается. Но Дэниел приказал ему заботиться о своей жене, и Кейси волей-неволей приходилось подчиняться.

– Я останусь, – хмуро бросил он.