Запутанная и испещренная вопросительными знаками повесть о «польской супруге Наполеона» близится к концу. Последнюю главу я собираюсь посвятить потомкам Марии Валевской и архивным документам, находящимся в их распоряжении.

Как я уже упоминал, после смерти героини романа все ее личные бумаги были путем жеребьевки поделены между тремя сыновьями от разных отцов: Антонием Базылем Рудольфом Колонна-Валевским (сыном камергера), Александром Флорианом Жозефом графом Колонна-Валевским (сыном Наполеона) и Рудольфом О постом д'Орнано (сыном Огюста).

Что досталось из этого наследства первородному сыну, видимо, останется навсегда тайной. Антоний Базыль Рудольф половину жизни провел в Польше, но подробности его биографии и место проживания неизвестны даже самым дотошным исследователям. Известно о нем только, что умер он двадцати с чем-то лет и был женат из Констанции Гротовской, которая, вероятно, унаследовала от мужа бумаги его матери. Может быть, эта информация наведет кого-нибудь на след пропавших документов. Потому что часть рукописного наследства Валевской наверняка находилась (а может быть, и сейчас находится) в Польше; об этом говорит хотя бы рукопись, которую видел в 1938 году в варшавской библиотеке Пшездзецких Ян Вегнер.

Александр Валевский унаследовал от матери ее «Воспоминания» («Memoires») и часть писем Наполеона. Установить дальнейшую судьбу этих документов не было большого труда, так как биография Александра и судьбы его потомков в общем-то известны.

В момент смерти Марии Валевской Александру было семь лет. Опеку над ним и его старшим братом взял дядя Теодор Лончиньский, который увез племянников на родину.[22] Три года мальчики жили в дядиной Кернозе, приобретая там знания у частных учителей. Вспоминая это время, Александр Валевский писал: «Дядя Лончиньский почти в каждом разговоре чтил память своей сестры, так что уже с детских лет мы научились понимать размены понесенной нами утраты. Рассказывал он нам и о своей военной службе, причем об императоре отзывался с восхищением и преданностью… а мы слушали его с понятным, трудно выразимым любопытством. Мечтой дяди было свозить нас на остров Святой Елены, но он ждал, пока мы подрастем…»

Узник Святой Елены также не забывал о внебрачном сыне. Об этом говорят упоминания в записках, которые он изо дня в день диктовал товарищу по изгнанию, маршалу Бертрану. 22 апреля 1821 года, за две недели до смерти экс-императора, Бертран, как обычно переводя слова Наполеона в третье лицо, записал под его диктовку следующее: «…У него было двое незаконных детей, один известен – сын от Валевской, у которого должно быть 200000 франков ренты; но поскольку у Валевской есть другой сын, которого она захочет обеспечить, он (Наполеон) предполагает, что у его сына будет не больше 120 000 франков. Надо будет охранять его интересы даже от Орнано… он поручает заботиться о нем… надо будет дать ему место в полку французских уланов и опекать его; он желает, чтобы тот никогда не обращал оружия против Франции, чтобы стал французом…» В тот же самый день, несколько позлее, экс-император еще раз позаботился о будущем Александра: «Если бы Бертран мог в свое время выдать свою дочь за одного из сыновей Люсьена (брат Наполеона. – М. Б.) или за сына Валевской, он был бы рад. Валевские – польские герцоги; молодой Валевский – не бастард: подобные генеалогические казусы бывают во всех родах; тем более что тот действительно его (Наполеона) крови, а это тоже что-то значит…»

В составленном на острове Святой Елены завещании Наполеон назвал Александра дважды. Оставляя 300000 франков своему первородному сыну Леону, он выражал волю: «Если этот ребенок умрет до совершеннолетия… состояние получает Александр Валевский», а в последнем пункте добавил: «Желаю, чтобы Александр Валевский служил Франции в рядах армии».

После смерти Наполеона его завещание было конфисковано и хранилось в архиве британского правительства. По случайности, тридцать два года спустя этот документ от имени Франции принимал не кто иной, как Александр Валевский, который представлял в Лондоне правительство его императорского величества Наполеона III. 19 марта 1853 года Александр писал из Лондана своему парижскому начальству: «Адвокат Воден выедет отсюда в понедельник, везя с собой драгоценный документ, возвращение которого Франции будет величайшей честью и благодеянием, которое могла мне оказать моя дипломатическая карьера».

Но до того, как сын Марии и Наполеона стал французским послом в Лондоне, в жизни его произошло много других событий, о которых стоит упомянуть. Когда ему исполнилось десять лет, дядя Лончиньский послал его учиться в Швейцарию. Обучение в солидном женевском пансионе длилось четыре года, в 1824 году молодой Валевский вернулся на родину. Ему еще не было пятнадцати лет, но он был не по годам развитый, образованный и очень привлекательный мальчик. Кроме того, вокруг него витала наполеоновская легенда, поскольку происхождение его не было тайной для варшавских нотаблей. Благодаря этим достоинствам, его быстро заметили в «свете». Но заинтересовались им и шпионы великого князя Константина. Сын Бонапарта, носящий, кроме того, историческое польское имя, встревожил царского правителя. Сначала Константин пытался привлечь его к себе и, невзирая на его молодой возраст, даже предложил ему должность личного адъютанта. Но поскольку Александр решительно был против военной службы под командованием «цесаревича», отношение к нему властей круто переменилось, и над несостоявшимся адъютантом великого князя был установлен полицейский надзор Сыну Наполеона быстро надоело это стеснение, и он стал хлопотать о выезде во Францию. Когда длившиеся несколько месяцев попытки получить паспорт оказались безрезультатными, он решил уехать нелегально. С многочисленными похождениями он добрался до Петербурга а там пробрался переодетым на английский корабль, на котором доплыл до Франции.

В Париже он объявился в 1827 году. Семнадцатилетний польский аристократ, красивый, умный и наделенный необычайным обаянием, в короткое время стал интереснейшей фигурой самых изысканных салонов столицы И тут сопутствовала ему молва о знатном происхождении что подтверждало и поразительное сходство с императором, миф которого вновь возрождался во Франции Но Александр не привязывал себя к своему великому отцу и никому не позволял обсуждать истинность своей официальной метрики. Одной почтенной даме, которая осмелилась встретить его словами: «Ах, как вы похожи на своего отца!», он холодно ответил: «Я не знал, что граф Валевский имел честь быть с вами знакомым».[23]

В декабре 1830 года, после начала восстания в Польше, Александр получил первое дипломатическое поручение. Министр иностранных дел короля Луи-Филиппа генерал Себастьяни (некогда командовавший гвардейской кавалерией Наполеона I), послал его с тайной миссией к польским повстанческим властям: поездка молодого эмиссара изобиловала необычайными перипетиями в Познани он был арестован пруссаками, но сумел бежать и пересек границу. Выполнив порученную ему миссию, он вступил в польское войско в чине подпоручика и некоторое время исполнял обязанности адъютанта главнокомандующего повстанческими войсками князя Михала Радзивилла. Потом он был произведен в поручики и капитаны а за доблесть в битве под Гроховом получил золотой крест «Виртути Милитари». В конечной фазе войны повстанческое правительство послало двадцатиоднолетнего капитана своим представителем в Лондон. Так как восстание было подавлено, поручение выполнить не удалось. В 1832 году Валевский снова очутился в Париже.

1833–1837 годы Валевский провел в армии. Получив французское подданство, он тотчас отправился в Северную Африку, в отряд африканских стрелков. Здесь он нес армейскую и дипломатическую службу, часто ведя переговоры с арабскими предводителями. В 1835 году его перевели во Францию с зачислением в гусарский полк. Спустя два года он покинул армию и целиком отдался литературно-политической деятельности. Редактировал газету, издавал политические брошюры, писал даже пьесы, которые ставились в театрах, но без большого успеха.