Вдруг она исчезает. Он устремляется вперед еще быстрей. Сюда! Нет, туда! Он то видит ее, то нет... Теперь видит. Она мечется, бежит по кругу. И падает как подкошенная. На белом фоне он смутно различает более темное пятно. Но зато ясно видит красную шапочку на снегу, белый плюмаж ее дыхания. Пышный белый султан из перьев над неподвижным телом. Он снова устремляется вперед и опускается рядом с ней на колени. Заключает ее в объятья, в них нет ни бережности, ни нежности, но они крепки. Теперь это для него самое главное. Без этого нет жизни, не было прошлого, не было детства...

И тут он увидел. То, что, должно быть, увидела она. Чертов Палец и Мокрый остров, его следы на снегу. Они сохранились с тех пор, как он проходил здесь. Он думает: почему я не наткнулся на ее следы? Ну да, она ведь из другого поселка.

Так вот что подкосило ее! Она поняла, что бежит вовсе не навстречу верной смерти. Поняла, что попала в западню.

Едва успев отдышаться, он говорит:

- Вот здесь я всегда ловлю мерлана. На этом самом месте. Летом.

Она тоже уже отдышалась, поднимает на него испуганные глаза.

- Летом? Лета нет.

- Как нет? - Он смеется: ничего не поделаешь, приходится тратить драгоценное дыхание на смех. - Надо же сказать такую чушь: что лета нет.

- Лета нет, - повторяет она.

Она плачет. Слезы не замерзают, они медленно сползают по худым щекам. Он выворачивает ее варежку и пытается вытереть ей слезы. Но они все текут и текут. Что же делать? Он слизывает их, пьет их, словно приникнув к роднику. И снова думает, на этот раз с ужасом: и это я, всегда такой...

Потом ему приходит в голову мысль, от которой теплеет внутри: она ожила - бежала как безумная навстречу смерти, но именно этот бег вернул ей жизнь. Он спас ее. Спас надежнее, чем любые лекарства, придуманные учеными. Ее бег навстречу смерти вдохнул в нее жизнь. С этой минуты все в его руках, в его громадных лапах; он с удивлением поднимает свои руки - лапищи! - и думает о них такими непривычными словами. И одновременно в нем рождается упрямство, протест: эта незнакомая девушка хочет отнять у него нечто дорогое ему. Он произносит:

- Да как ты можешь говорить, что лета нет!

Снова он делает то, что удивляет его самого: без стеснения хватает ее и ставит на ноги. В сознании его теснятся образы, слова.

- Да ты оглянись крутом, дурочка! - кричит он с такой напористостью, что белый пар дыхания вылетает изо рта. целым лесом мечей и алебард. - Ты что, не видишь: вот оно, лето! Отвечай: видишь лето или нет? Видишь залив, здесь, между островами, он такой узкий, видишь там, в тумане, - развалины, здесь когда-то стоял маяк, а неужели ты не видишь рябину на другом острове, да, вот там; ведь тут все примерно так же, как летом. Неужели же ты не видишь лета?

Этими возгласами он так подогрел свою злость, что жар передался ей, она что-то почувствовала - и хочет, и не хочет верить... Но все-таки нет.

- Убирайтесь! - кричит она внезапно.

Как бы не так! Он преисполнен праведного гнева. Что за наглость: чужая, нездешняя девчонка заявляет, что лета нет, что его любимого лета вообще не существует. Если бы она знала... Но она еще узнает.

- Смотри! - восклицает он и размахивает руками, расстилает перед нею лето. - Видишь лодки? Слышишь, как плещут волны? Видишь чаек, вот они садятся на воду и кричат, слышишь крики чаек, слышишь, слышишь?

- Уходи, - говорит она помягче, устало. И он отмечает как свою победу, что она обратилась к нему на "ты". - Человек не может видеть то, чего нет! Она кричит от злости.

Но его злость сильнее.

- Человек не может видеть то, чего нет? А что же он тогда может видеть? Ты говоришь, что не видишь лета. Не видишь лета? Но ты знаешь, что оно есть. Ты знаешь, что оно существует!

Он кричит на нее. Она думает: он ненормальный, скорее прочь, ей страшно. Она срывается с места и бежит, бежит опять в сторону берега, теперь она думает лишь о том, как спастись от сумасшедшего.

Но он по-прежнему исполнен праведного гнева. Туман редеет, ведь здесь уже не только вода, но и кусочки суши, и парень бежит за девушкой и не умолкая кричит:

- Посмотри хорошенько! Видишь лето?

Он мчится что есть мочи. Потом немного замедляет бег. Он ведь знает, что гонит ее к берегу. Теперь он бежит размеренно, следит за дыханием. Скоро силы ее иссякнут, и она снова упадет как подкошенная. И тогда он поднимет ее, понесет на руках, потащит, он может все, потому что он победитель, он одержал победу, свою первую победу в реальной жизни, это вам не то что сидеть в кино и мечтать! Отныне люди будут говорить о нем: тот, который...

Но почему она не падает? Бежит не так быстро, ведь снег здесь глубже, но все-таки не падает. Он видит белое облачко ее дыхания. Наверное, она совсем обессилела. Но не падает. Он уже не кричит про лето, как будто решил набраться терпения, и просто бежит трусцой по ее следам, по неровной линии следов маленькой ступни, кое-где эта линия пересекает его собственные следы, проложенные по пути к морю.

Потом она останавливается. Как вкопанная. Но не падает. Неужели она ждет его? Он догоняет ее, становится рядом, не прикасаясь к ней. Она с трудом переводит дух. Пар от их дыхания смешивается, сливается в облако тумана, соединяет их - двоих посреди белой равнины. Впереди он смутно различает мыс, церковный шпиль, две крыши, с которых сползли снежные шапки. И тут с него самого сползает оболочка победителя. Он больше не полководец, выигравший свое единственное сражение. Похоже, что сама повседневность встает ему навстречу со своими крышами и башенкой церкви, словно говоря: здесь твое место, здесь, среди серых буден, останешься ты со всем, что имеешь, останешься со своим поражением. Здесь он выдумывал небылицы, мечтал, загадывал. Здесь он увидел свободный ото льда пролив и услыхал крики чаек, ведь он всегда тосковал по тому, чего нет и не бывает, - воображал как дурак, что в сердцевине зимы кроется лето. Он стоит рядом с этой незнакомой Девушкой, а ощущение у него такое, будто он падает на снег. Да что он себе позволяет, да кто он такой? Эти вопросы всегда вставали перед ним, всегда встают перед побежденными.

И тут она оборачивается к нему, глаза ее сияют.

- Теперь я вижу лето.

Она произносит это совершенно естественно. Не каким-нибудь там мечтательным тоном. Просто говорит о том, что видит. Правда видит? Радость вспыхивает в нем молнией, сверкает, согревает.

- Да?! - кричит он.

Они стоят лицом к лицу, их дыхание смешивается, и она кричит ему в ответ:

- Да!

- Да? - снова кричит он.

И она мгновенно откликается:

- Да!

И снова он:

- Да! - И словно спохватившись: - Ты правда видишь, ты видишь лето?

Она тихо отвечает:

- Я угадываю. Угадываю лето

- Как это - угадываешь?

- Ну да, угадываю. Как ты.

- Я? Что же я угадал?

- Ты сказал это тогда, на льду. Будто ты угадал меня. Угадал, что я была там. А почему?

- Я стоял здесь... - он повел рукой в сторону берега.

- Ты стоял там. И ты увидел меня?

- Да.

- Правда?

- Я сам не знаю.

- Ты не мог меня увидеть. Почему ты угадал? Почему?

И пар от их дыхания прорезает сгущающуюся мглу. Нет, он не победил. Он угадал, только и всего. Он произносит, словно бы высвобождая свою мысль из последних клочьев тумана:

- Может быть, потому, что полюбил тебя.