Он шагает дальше. Теперь он идет с трудом, хотя идти легче. Лед скоро кончится. Ступать по нему кое-где уже небезопасно. Парень останавливается и прислушивается. Да, точно: плеск волн, или нет, не плеск. Вздох. Во всяком случае, какой-то иной звук, не похожий на скрип льда под башмаками. Отзвук лета. На миг видение лета снова встает перед ним, на этот раз смутно, как музыкальный фон во французских фильмах, которые по два дня идут на берегу в кинотеатре, в "городе", и которые он с удовольствием смотрит, сидя порой один в зале. Публике такие картины не нравятся, говорит директор, он же киномеханик, покорившийся судьбе и отказавшийся от всех своих былых притязаний.
Теперь уже нет сомнений. Это море лижет берег или кромку льда. Конечно, кромку льда, ведь здесь нет суши. Он медленно идет на звук. Обернувшись, чтобы сориентироваться, он уже не видит ни мысов с домиками, ни Мокрого острова, ни Чертова Пальца. Не видит ничего. Сейчас сбиться с пути - пара пустяков. Но парень разворачивается точно в обратную сторону, ориентируясь на свои следы, и где-то в глубине совершенно уверен, что идет правильно. Только бы не потерять это четкое внутреннее зрение.
И опять от видит фигурку. Сначала совершенно отчетливо. Он бежит к ней, но фигурка исчезает. Мгла сгустилась. Он останавливается. Кричит. Никто не отвечает. Он снова медленно идет вперед. И вот человек вырастает перед ним совсем близко. Это женщина, молодая, в лыжных брюках и короткой замшевой куртке, отделанной узкой полоской меха. Она стоит к нему спиной. В это мгновение мгла рассеивается, и он видит море, резкий контраст зеленого и белого - без перехода, талого льда нет. Женщина стоит между парнем и морем. Он обходит ее и становится к ней почти вплотную, между ней и морем, на всякий случай. Смотрит на нее, пытается заглянуть в лицо. Она нездешняя, он ее не знает. Она не поднимает глаз, словно бы не замечает его, хотя он стоит совсем близко.
И он тихо произносит:
- Вы должны пойти со мной на берег.
Она поднимает глаза, но смотрит не на него, а на то, что за его спиной, - на море. В волосах, свисающих из-под шапочки с козырьком, блестят ледышки. На ресницах иней.
- Слышите? - говорит он. - Вы должны пойти со мной на берег.
Она задает совершенно ненужный вопрос:
- Кто вы такой?
- Но, милая, - быстро отвечает он и сам удивляется, что назвал ее милой, ведь вообще-то он никогда... - Милая, какая разница, кто я такой. Я говорю, что сейчас вам надо пойти со мной на берег.
- Да, - отвечает она безразлично. Как послушный ребенок.
Он касается ее руки - вот до чего осмелел! Она отворачивается от моря. И в тот же миг чары разрушились. Ее глазам вернулось зрение. Она увидела его. Они уже прошли несколько шагов. И только тут она действительно видит его, останавливается, говорит:
- Господи, да что же это...
И, мгновенно повернувшись, мчится обратно к кромке льда.
Но у него хорошая реакция - может, он предусмотрел это или просто предчувствовал. Он не тратит время на то, чтобы обогнать ее и встать между нею и морем. Хватает ее сзади, поворачивает, крепко держит. А в глубине души изумляется: неужели это он, ведь он всегда такой... Но кто-то незнакомый действует в нем. Он валит ее в снег. Она сильная. Еще сильнее оттого, что в отчаянии. Она высвобождается и бежит к кромке льда. Но он снова подминает ее под себя. И на этот раз сильнее оказывается он. Все это напоминает состязания по борьбе, которые показывают в кино. Он придавил ее к земле, лицом в снег, потом переворачивает ее и прижимает затылком к "ковру". Словцо из спортивного языка, спорт и кино, вертится у него в голове.
- Вот так-то, - со стоном вырывается у него.
Дыхание белым паром вылетает изо рта у обоих, в нем как бы сверкают мечи, они сшибаются, клубы пара смешиваются, переливаются друг в друга, соединяют их губы.
- Нет, так дело не пойдет, - выдыхает он, теперь он по-настоящему разозлился. - Хватит, отвоевалась. - И хоть он и охвачен праведным гневом, он замечает, что обратился к ней на "ты". И снова думает: что со мной... Я, обычно такой...
Какой же он обычно? Ему некогда вспоминать. Она распрямилась, вытянулась во всю длину, придавленная его телом. Только бы не умерла, думает он. Шепчет что-то в этом роде, невольно. И одновременно в голове мелькает мысль: это ее очередная уловка. Негодница, думает он, она хочет умереть.
- Отпустите меня, - требует она с отвращением.
Он машинально выполняет приказ. Но он настороже. Она садится и вяло произносит:
- Кто дал вам право... - Не заканчивает фразу. Поза ее становится менее напряженной. - Как вы узнали?..
- Не все ли равно. Я вас увидел.
Изо рта вылетают мечи. Мечи сверкают при каждом слове.
- Увидели меня? Откуда?
- Это не имеет значения, я же вам сказал.
Она озирается. Туман вновь сгустился. Скрыл и море, и берег, и острова.
- Вы не могли меня увидеть!
Ее упрямство раздражает его, и в то же время он понимает - она права. Он смотрит туда, где должны быть мысы, домики - да существуют ли они вообще?
- Наверное, я угадал вас, - тихо говорит он. Она смотрит ему прямо в глаза. Его слова для нее лишены смысла. Поэтому он добавляет понятное: - Вы, наверное, ужасно замерзли.
Она как будто сама хочет разобраться, замерзла она или нет. Озноб сотрясает ее. Губы побелели, она беспомощно подносит к ним руки, как бы желая отогреть. На ней варежки. Но они совсем обледенели. Он осторожно поднимает ее, робко взяв за плечи. Ott сильный. Она мешком повисает у него в руках. Стоит, пошатываясь, а он поддерживает ее.
- Вот так! - восклицает он, и облачко пара вырывается у него изо рта. А теперь побежали!
Но она еле передвигает ноги и, конечно, не может бежать. Она опускает глаза, ей стыдно.
- Да, да, все ясно! - снова кричит он. - Ноги замерзли!
Когда кричишь, становится как будто чуть легче, пространство, лежащее перед ними, кажется не таким бесконечным. Он осторожно ведет ее, а сам размышляет над словом "пространство": почему именно оно пришло ему в голову. Но это самое подходящее слово. Пространство, где нет ни границ, ни направлений, нет даже и самого времени. Давно ли он пустился в этот путь? Как, и когда, и зачем?.. Все это, в сущности, один и тот же вопрос.
- Пошли! - снова командует он. Он не решается идти впереди, прокладывая дорогу, ведь она может снова повернуть к морю...
Она ковыляет с ним, поскользнулась, упала, но поднялась и опять идет. С трудом передвигая ноги, но идет. Он тащит ее. Сначала он поддерживал ее под локоть, но это не помогало ей двигаться быстрее. Тогда он берет ее за руку. Хотя оба в варежках, он чувствует, какая холодная у нее рука. Через несколько шагов он стаскивает варежки и с себя, и с нее, растирает ей руки, одну, потом другую. Затем дает ей надеть свои варежки, они у него толстые, на меху. В них она чем-то напоминает пингвина: она ведь такая тоненькая, и становится как будто меньше ростом, маленькая девочка-пингвин. Теперь она может бежать, делает короткий рывок. Он думает: она хочет умереть... но какой в этом смысл? Он смотрит на берег, смотрит туда, где должен быть берег. Честно говоря, у него не было никакой возможности сохранить ориентировку, запомнить направление. И все же он знает, то есть ему кажется, что он знает, где море, а где берег. В то же время ему известно, насколько опасно и обманчиво может быть такое знание. Теперь она уже бежит более прытко, хоть и прихрамывая. Но что, если они бегут в неверном направлении? Одно утешение: жизнь возвращается к ней, в ней все больше жизни.
И вдруг девушка медленно падает на снег - падает беззвучно на снег и лежит как куль. Он тут же наклоняется над ней и говорит строго, но не слишком сурово:
- А ну, вставай! Вставай, кому говорю! Ты же у нас молодчина!
Но она не молодчина. Она - мешок, куль, и жизнь как будто опять совсем покинула ее.
- А ну, вставай!
Но в глазах у него отчаяние. Белые столбы пара скрещиваются: она тоже что-то говорит. Хнычет. Похоже, произносит "нет". Никакая она не молодчина. Он пытается поднять ее силой. Он знает, что каждая выигранная минута - уже победа. Потерянная минута - непозволительная роскошь. Вдруг она бросается на него. Она в самом деле сильная, она подминает его под себя, высвобождается из его хватки и убегает. Вот теперь она по-настоящему бежит. Но она повернулась кругом и бежит к берегу! Проворный, как зверь, он вскакивает на ноги. Его мозг напряженно работает: определяет направление. С трудом различая ее в тумане, он бросается за ней. Девушка думает, что бежит к морю, быстро соображает он, но она ошибается, она повернулась кругом и бежит к берегу, она бежит в ту сторону, где, как ему кажется, находится берег. Он гонится за ней - пусть она думает, что убегает от него. Для того чтобы расстояние между ними не увеличивалось, ему приходится бежать что есть мочи. Мешают тяжелые сапоги... Она, в тумане впереди него, кажется легкой, как перышко, кажется оторвавшимся клочком тумана. Клочок тумана, подгоняемый ветром. Видно, отчаяние пробудило в ней силы, видно, тяга ее к смерти не знает преград. Так думает он и бежит за ней, и все время его не покидает надежда: кажется, мы все-таки бежим к берегу, только бы мы бежали к берегу!
