Детство Евы представляется особенно прекрасной порой, как детство любого ребенка. Для нас, взрослых, ежеминутно поглядывающих на часы, в мире детства кажется привлекательным уже сама идея бесконечности жизни и безграничности мира, который при всей своей внешней узкой территориальной сосредоточенности несет в себе бесчисленное множество все новых и новых деталей, которые так интересно открывать. Но детство Евы являет для меня особый интерес, ведь ей удалось так четко выразить это волшебное ощущение жизни в безграничном мире словами. Мир ее детства – это мир людей. Не смотря на все возрастающую со временем тягу к одиночеству, именно люди создали в конечном итоге атмосферу, в которой Ева провела первые годы своей жизни. Людей было немного, но каждый из них (именно эти слова, подобранные Евой спустя много лет после завершения того периода, делают ее детство особенно интересным для меня, ибо эти слова, не смотря на свою почти крайне допустимую степень общности, дают мне ощущение того мира, замкнутого и в то же время бесконечного, несут в себе ощущение сказочного волшебства отреченности, и вместе с тем гармонии и самобытности, болезненное стремление к которым мы пытаемся реализовать на протяжении всей последующей жизни) представлял настолько яркий персонаж в отдельности, а не в безликом хаосе сплоченности, что совокупность этих характеров являла собой базис. Комбинируя черты различных и ярко выраженных характеров, можно было представить какой угодно персонаж. Более того, Ева призналась, что эталоны категорий у нее сформировались именно в ту пору. С того времени в любом встреченном человеке Ева пытается угадать персонаж. В качестве характеристики персонажей (мы позволим себе заняться классификацией на более высоком уровне) мы можем выделить ярко выраженную абстрактную черту характера (или их комбинацию), выраженную, однако, сугубо индивидуально. Персонажи не бывают безликими. Вернее персонажи не получаются из людей безликих, лишенных ярко выраженной индивидуальности и, главное, – цельности, самобытности. Как я уже отмечал, Ева не слишком трепетно относится к своему детству. Воспоминания о нем не щемят сердце скорбью о вечно утраченном. В достигнутом ею состоянии гармонии ее больше не угнетает оставленное в прошлом ощущение безграничности мира и бесконечности жизни. Однако ей сильно не хватает персонажей, наделенных яркими, неповторимыми лицами. Яркое и неповторимое лицо, а не безликую блеклую маску, ищет она в каждом вновь встреченном человеке.

То, что для некоторых являет собой доведенную до безобразной наготы догмы религиозную модель земного бытия, у Евы ассоциировалось не с силой, в чем ее отчаянно пытались убедить, а со слабостью, и люди глубоко религиозные внушали ей недоверие. Позже, пытаясь постичь причину своей неприязни ко всему религиозному культу, Ева поняла, что она всегда отвергала не религию, а потребность людей в этой религии. Однако вернемся к детству Евы, чтобы рассмотреть поближе, как происходило знакомство Евы с религией.

Первую попытку приобщить ребенка к библии и объяснить, что есть Добро и Зло, родители Евы предприняли достаточно рано. Ева не понимала всей ответственности происходящего, а потому веселилась, постоянно задавала вопросы, то и дело перебивая рассказывающего, так что в конце концов родители решили отложить столь важное занятие на время, когда Ева достигнет более зрелого возраста.

В возрасте одиннадцати лет попытка была возобновлена, но к этому моменту Ева приобрела способность к критическому мышлению (которое мы также можем определить как способность воспринимать события окружающего мира на основе самостоятельно выведенных суждений о свершившихся фактах). Поэтому упрощенные истины оказались не к месту, а те суждения, которая Ева выводила из услышанного, решительно отвергались ее родителями как неправильные, более того, в глубине души они признавали их греховными и пылко надеялись на то, что «подобная ересь» рассеется, сознание и ум их дочери прояснится, и тогда можно будет с полной уверенностью заключить, что она сформировалась как устойчивая самостоятельно мыслящая личность, которую не собьет с ног переменчивое течение современного мира. Но именно эта черта характера – давать всякому воспринимаемому явлению собственную оценку, присущая Еве с ранних лет, мешала ей усвоить религиозные истины, ибо суть истины составляет не факт (насколько в силу субъективного восприятия действительности мы вообще может жонглировать подобные понятиями), а вера, порождающая порой упрямые догмы. Ева чувствовала это сопротивление проснувшейся в ней способности к критическому мышлению, и приняла решение – ни с кем не делиться до тех пор, пока не будет уверена, что Сомневающемуся сможет доказать если и не правильность своих мыслей (ведь истина относительна), то хотя бы отстоять их право на существование.

Ева не могла воспринимать библейские истины безотносительно той жизни, которая происходила вокруг нее. Она слушала, запоминала и искала подтверждение всему тому, что для Обучающих ее представлялось аксиомами бытия, чем-то, что является прямым следствием из самого условия жизни, а потому не требует доказательства.

Ева многого не понимала или понимала не так, как-то хотелось бы ее родителям. Еве не нравилось строго патриархальное общество, описанное в библии, ведь изначально природа наделила женщину детородной функцией, чем-то, что, по мнению Евы, если и не отождествляло, то по крайней мере приближало женщину к богу, ведь, как говорится в библии, Всевышний создал Землю, на которой мы обитаем, и нас, обитающих на этой Земле. Ева не смогла принять те ужасные, бесчеловечные по своей природе бедствия, что Бог посылал людям в наказания за грехи, свершенные ими. Ева также не понимала связь между Богом-отцом и Богом-сыном, богочеловеком. Ведь Бог описывается в Библии как нечто качественно отличное от человека, безмерно превосходящее его. Ему нет равных. И мы видим Его сына, Иисуса, которого Он послал на Землю. Иисус в своем лице сочетает черты Бога, своего отца, и в тоже время является человеком, ведь он был рожден на этот свет простой смертной, которая носила имя Марии.

Позже, когда Ева самостоятельно шла тернистой тропой поиска в надежде увидеть, почувствовать и уже после этого осознать истины бытия, не зависящие от условий бытия, но представляющие само бытие человека в этом мире, она не переставала дивиться тому, как много противоречий породила религия и библия как одно из первых и важных ее проявлений. Ева не могла не обратить внимания на то, как содержание и основные постулаты религий, исповедуемых народами, отражают суть человека, принадлежащего данной общности (неужели это означает, что истины независимой, а значит абсолютной, в противоположность истины относительной, не существует?), и из различий этой сути народов не могла не разделить человечество на две части: Человека Западного и человека Восточного, и в делении этом не могла не провести аналогию с солнцем и луной, которые сменяют друг друга, но никогда не появляются вместе. И Человек Восточный со всеми характеристиками, которыми наделила его Ева в своем делении, представлялся ее более близким к Богу, ибо он мудр, а мудрость эта производит справедливость. Ева не понимала Человека Западного с его извечным качественным делением вещей и явлений на Добро и Зло, на плохое и хорошее, на то, что приносит мир и сеет войну. В противоположность, Добро и Зло для Человека Восточного – просто разные степени одного и того же. Ведь мы не можем сказать, что качественно лучше: «+» или «-». Оба этих математических знака выражают некоторое расположение относительно нуля. Но что представляет собой этот самый нуль во взаимоотношениях Добра и Зла?

Однажды Ева подошла к читавшему спортивную рубрику в газете отцу и поделилась своим сравнением, по которому Добро и Зло представляли два вектора, только Добро всегда направлено вовне, а Зло – внутрь, ибо в первую очередь оно разрушает породившего его, попадая метко в самое ядро – душу человека. Несколько обескураженный таким заявлением отец все же похвалил ее за эту аналогию голосом, в котором чувствовалась опека и покровительство Младшему (и некоторая растерянность – расстроили спортивные новости), а значит Слабому, и добавил тоном пророка, что, случись Еве впасть кому-то в немилость, она почувствует Зло, направленное к ней, брошенное в нее, словно острое беспощадное копье, ибо почувствует (и поверит) в его силу.