– Раз на автомобиле я туда не доберусь, поеду с вами.

Она смело встретила неодобрительные взгляды трех пар глаз.

– Вам нет никакого смысла ехать, мэм.

– Рабочая делянка не место для женщины.

– Не будем терять время, – решительно заявила Шейла.

Она влезла в кабину и сильно захлопнула за собой дверь.

Пожимая плечами и бормоча, что он не отвечает за неразумные поступки женщины, водитель сел за руль. Другие влезли в кузов. Машина тронулась по узкой извилистой лесной дороге. На крутом витке грузовик занесло, и он пошел юзом по глубокой топкой грязи. Они проехали несколько километров среди таких густых зарослей, что туда едва просачивался дневной свет. Водитель то и дело смачно проклинал неповоротливость машины, громыхающей по корням и колдобинам и черепашьим шагом пробирающейся к месту, где валили огромные сосны.

– Это там, – сказал водитель Шейле, кивнув в сторону.

Длинные стволы заполняли очищенное пространство вокруг, словно брошенная гигантской рукой охапка палок. Вся земля была устлана сосновыми ветками и иглами. Воздух буквально весь пропитался влагой. Сосновый запах стоял столь сильный, что невольно вспоминалось Рождество. Позже в разгаре дня все здесь наполнится духотой и пылью. Но в этот ранний час было еще свежо и чисто.

Шейла всегда любила раннее утро в лесу. Но сегодня она даже не заметила лесной свежести. Она видела только перевернувшийся лесовоз в центре делянки, выглядевший словно упавший на спину динозавр. Не дожидаясь остановки грузовика, она толкнула плечом дверь и распахнула ее, выпрыгнув на землю. Туфли ее сразу провалились в жидкую топь. Выдернув их и приподнимая юбку выше колен, она решительно направилась к молчаливой группе мужчин.

– Извините. Извините, – расталкивая локтями мрачных лесорубов, повторяла она.

Звук ее голоса действовал как жезл Моисея. Мужчины расступались в обе стороны перед ней, словно воды Красного моря. Когда последний человек отошел в сторону и она вступила в центр кольца, ей стало страшно. Огромный сосновый ствол раздробил ногу человека, лежавшего на спине с выражением невыносимой муки в лице. Глубоко вздохнув, она подошла ближе и опустилась на колени.

Его губы были обведены тонкой белой каймой агонии. Лицо стало восковым, как очищенная луковица, контрастируя с черной бородой. Оно было мокрым от пота. Зубы намертво сжаты и оскалены. И руки сцепились так крепко, как будто удерживали уходящую жизнь. Вся надежда несчастного сосредоточилась на Кэше Будро, который доверительным тоном рассказывал ему:

–..самый фантастический публичный дом, какой я только видел в жизни. Прямо там, в центре Сайгона. Ты заходил хоть в один, когда был там, Гли? Эти азиатские девочки умеют такое…

Раненый вскрикнул.

– Где это чертово виски, я же просил! – зарычал Кэш.

В тот же миг сквозь толпу мужчин, бережно передаваемая из рук в руки, проплыла бутылка «Джека Дэниэлса» и ткнулась в руку Шейлы. Она протянула ее Кэшу. Их глаза замкнулись, как электрическая цепь. Мгновенный ток прошел сквозь ее тело, погрузив душу в полное смятение.

Кэш молча взял бутылку и откупорил ее. Приподняв ладонью голову раненого, он поднес бутылку к его губам.

– Где эти сволочи из больницы? – произнес он одними уголками рта.

– Мне сказали, что их вызвали. Сейчас приедут.

– Кэш. – Раненый чуть отстранился от бутылки. – Ты думаешь, ее отрежут, мою ногу? Посмотри, она совсем плохая?

– Из-за этой царапины? Чушь! Ничего такого они делать не будут.

Кэш отдал Шейле бутылку и вытер пальцами мокрые губы и подбородок лесоруба.

– Не пудри мне мозги. Ее отрежут? Кэш оставил бодрящий тон.

– Не знаю, Гли, – серьезно ответил он.

Губы раненого снова скривились:

– Болит дьявольски, Кэш. Я не вру.

Он беззвучно застонал.

– Вижу, Гли. Крепись.

– Что будет с ребятишками, Кэш? Разве я смогу их кормить с такой ногой? А?

– Об этом не беспокойся. – Он улыбнулся и подмигнул. – Думай о чем-нибудь более важном. Вроде того, что теперь тебе не скоро придется танцевать с Мерибет. Будешь пока что сидеть в сторонке.

– Мерибет опять беременна. Семь месяцев уже. Работать ей нельзя. Кто же будет кормить малышей?

Он заплакал. Шейла не сводила с него глаз. Отчаяние было реальным, ощутимым, полным. Люди плачут от несчастной любви. Плачут в кинотеатре, глядя на выдуманные неудачи. Она не знала, что можно плакать оттого, что нечем кормить детей.

Господи, где же она жила до сих пор? Вот она – настоящая жизнь. Люди страдают. Им нечего есть. Она-то считала себя несчастной, много пережившей. А между тем она впервые видит истинное крушение. Его слезы обожгли ей душу.

– Это не должно тебя волновать, Гли, – ласково сказал Кэш. – Я позабочусь о том, чтобы они не голодали. Клянусь могилой матери.

Внезапно он поднял голову и прислушался.

– Слава Богу, я слышу, кто-то приехал. Наверное, они. Слышишь, Гли? У тебя начинаются долгие безмятежные каникулы.

– Кэш! – Рука раненого собрала в комок полы его рубашки. – Ты не забудешь своего обещания?

– Нет, Гли, – ответил тот, сжав в ответ руку лесоруба.

Страдающие черты лица на мгновение разгладились, но затем снова исказились болью.

Кэш положил его руку наземь и встал.

– Быстро с дороги! – крикнул он, делая отстраняющий жест рукой. Затем напустился на нерасторопных санитаров:

– Мы уж подумали, не провалились ли вы в чертово пекло?

– У нас был перерыв для завтрака.

– И чем же вы питаетесь? Свежими трупами? А ну, живее что-нибудь обезболивающее, чтобы парень отключился.

– Мы сами знаем, что делать, – запальчиво отозвался один.

– Ну и валяйте, – пробурчал Кэш сквозь сжатые зубы. – Тэни, Чип, черт бы вас побрал!

Перед Кэшем мгновенно выросли двое с дисциплинированностью юных нацистов.

– Налажен автопогрузчик?

– Готов к работе, Кэш.

– Хорошо. Все знают, кому что делать? Все знали. Все, кроме Шейлы. Она стояла с растерянным и беспомощным видом, глядя, как рабочие разошлись по всем направлениям. Кэш повернулся, едва не сбив ее.

– Посторонись. Ты мешаешься, – резко сказал он.

Она хотела возразить, но сейчас было не время сводить счеты. С достоинством, какое только она могла изобразить, она направилась по грязным кочкам к грузовику, доставившему ее сюда. Ей действительно нечего было делать на участке. Никакое равенство полов не могло изменить тот факт, что она здесь так же неуместна, как любой из этих лесорубов в ее гостиной.

Она видела Кэша, сидящего в кабине автопогрузчика и манипулирующего краном. Он осторожно поднял бревно, которое придавило лесоруба. Санитары подняли его с земли и, положив на носилки, понесли.

Оставшиеся на площадке сумрачно следили за тем, как носилки грузили в санитарную машину. Беззаботный птичий щебет казался чуть ли не богохульством в печальной тишине, которая длилась до тех пор, пока «Скорая» не исчезла среди деревьев.

Затем раздался голос Кэша:

– Что происходит? Каникулы начались? Пошевеливайся! – И чтобы смягчить приказ, добавил:

– Каждому по паре пива, если наверстаем половину вчерашнего.

В ответ раздался одобрительный гул.

– Пошевеливай задницами. Почему лесовоз все еще вверх ногами? Там нужен новый упор сзади. Нагрузку полегче. И чтоб я не видел постных физиономий. Он проследил за неукоснительным выполнением приказов и взглянул на часы. Казалось, его не занимает ничто, кроме работы.

– Я, по-моему, уволила тебя вчера? Ты что, забыл? Он резко поднял голову.

– Ты не уехала?

– Я здесь хозяйка. Ты слышал, что я сказала? Он пристально посмотрел на нее. Это был взгляд самца.

– Слышал. И отвечаю: я не забыл ничего из того, что случилось вчера.

– Я уволила тебя, – повторила она. – Почему ты вышел на работу?

– Потому что от меня не так легко избавиться, мисс Шейла. Ты наняла меня, чтобы я сделал работу, и я делаю ее. Причем не для тебя, не для Коттона. Для себя! – Он ударил себя в грудь. – Противно вспомнить, сколько лет жизни я ухлопал на это предприятие. И если кто-то хочет его прибрать к рукам, то он будет иметь дело со мной.