— У меня кровотечение… — Ее голос то и дело срывался. — Кажется, я теряю ребенка.
— Ребенка?! — остолбенел он. Однако в следующий момент из его уст полился поток богохульств. — Подожди, я мигом…
Через двадцать минут Пинки был уже у нее. Вместе с ним была Бонни, не успевшая вытащить из волос розовые пластмассовые бигуди. Он выхватил свою верную помощницу из дому по пути к микрорайону, где жила Кари. Она встретила их на пороге дома, держась дрожащей рукой за дверной косяк. Ее глаза были красны от слез.
— Спасибо, что приехали, — произнесла Кари. Нелепее того, что она сказала, трудно было придумать. — Я вызвала врача. Он говорит, что мне нужно в больницу… Просто, чтобы удостовериться. — Она упала в объятия Бонни, и плечи ее заходили ходуном от бурных рыданий. — Ребенок… Я потеряла его. Ребенка Томаса. О боже! Его больше нет! Моего ребенка. Моего ребеночка…
— Еще супчику?
Кари слабо улыбнулась.
— Нет, спасибо. Было очень вкусно, но я наелась. Уже и не помню, когда меня в последний раз угощали домашней куриной лапшой.
Бонни убрала поднос с колен Кари и успокаивающе потрепала ее по плечу.
— Может, еще чего хочешь? Кока-колы? Сока? Доктор сказал, что тебе нужно есть побольше сладкого.
— Нет-нет, ничего больше не надо. Спасибо. Вы оба так добры ко мне. Даже не знаю, что и делала бы без вас. Сперва несчастье с Томасом. Потом скандал. И вот теперь это… — Ее голос осекся, и она опустила глаза на край атласного одеяла, который бессознательно теребила пальцами.
Она лишь час как вернулась из больницы, где ей пришлось провести ночь. Домой ее отвезли все те же Пинки и Бонни. Они хлопотали вокруг нее, как две большие наседки: постелили ей плед на диване в гостиной, таскали туда-сюда еду и подушки, переговариваясь почти шепотом. Ей вспомнились дни сразу после похорон Томаса. Скорбные лица Пинки и Бонни снова были как нельзя более кстати. В ее дом пришла новая смерть. Смерть ее ребенка.
Пинки понуро сидел у открытого окна. Бонни тоном диктатора заявила, что если ему невмоготу, то пусть уж курит, но только у окна. С неожиданным по-корством он подчинился. Думая, впрочем, не о Бонни, а в первую очередь о Кари.
— Как чувствуешь себя, милая?
— Пусто, — ответила она тихо. Тонкая рука скользнула по впалому животу. Этот жест подметили оба — и Пинки, и Бонни.
— Боже милосердный, ну почему ты не сказала нам, что беременна? Почему…
— Пинки, — осуждающе, с расстановкой проговорила Бонни.
Он злобно зыркнул на нее и глубоко затянулся сигаретой.
— Я просто хотел сказать, что если бы мы знали, то уж как-нибудь, черт возьми, заставили бы ее получше следить за своим здоровьем.
— Не вини себя, Пинки, — успокоила его Кари. — В том, что произошло, виноват только один человек. — «Хантер Макки, Хантер Макки, Хантер Макки», — застучало, словно скандируя, в ее мозгу. Господи, до чего же ненавистно было сейчас ей это имя.
От звонка в дверь вздрогнули все трое. Пинки вскочил с места, чтобы открыть.
— Миссис Кари Стюарт-Уинн дома? — осведомился некто в форменной одежде, смахивающей на полицейскую.
— Нет, — отрезал Пинки и собирался уже захлопнуть дверь.
— Пусть войдет, Пинки, — подала голос Кари со своего дивана. — Я давно уже жду этого визита. Вы с повесткой? — спросила она человека в форме, который двинулся к ней в обход пунцового толстяка.
— Так точно, мэм, — вручил тот ей бумажку и удалился так же быстро, как и вошел. Обматерив его в спину, Пинки лязгнул дверью так, что задрожали стены.
— Вызов в суд. Мне нужно быть там семнадцатого числа, — прочитала Кари повестку.
— Семнадцатого? — удивленно спросила Бонни. — Так ведь это…
— Послезавтра! — закончил за нее Пинки. — О явке в суд не может быть и речи. Я лично позвоню Макки и сообщу о сложившихся обстоятельствах. Я ему скажу, я ему такое скажу…
— Ничего ты ему говорить не будешь, — выпрямилась Кари на диване. Резкое движение сразу же вызвало у нее переутомление, и она обессиленно откинулась на спинку. — Я буду там точно в назначенный день и час.
— Но ты же не в состоянии, — запротестовал Пинки. — Ты же от кровати до стула еле доползаешь. Господи, Кари, да у тебя же внутри все выскоблено…
— Заткнись, Пинки! — взорвалась Бонни. — В тебе деликатности не больше, чем в паровом катке. Ради Христа, успокойся. — Тут же присмирев, Пинки снова мешковато сгорбился на стуле, а Бонни, встав у дивана на колени, нежно взяла Кари за руку. — Подумай, хорошая моя, так ли это необходимо. Ты уверена, что сейчас тебе это под силу? Ведь это тяжкое испытание для любого человека и в любое время. Но для тебя, сейчас… Давай-ка мы позвоним ему и просто скажем, что ты заболела. А о выкидыше — ни слова, коли ты того не хочешь. Скажем, нездоровится, и дело с концом.
— Нет, — твердо ответила Кари. — Он сочтет, что я испугалась, что я прячусь от него. Да только пусть не думает, что я струсила. Он вызвал меня в суд, но последнее слово там будет за мной.
Она была в черном.
Он увидел ее сразу, едва она вошла в зал суда. На ней был черный костюм и розовая блузка. Узкая юбка, жакет сидит как влитой. Блузка виднелась лишь в небольшом вырезе, да еще две розовые полосочки манжет выглядывали из-под черных обшлагов. Волосы были собраны на затылке в кудрявый хвостик, перехваченный черной бархатной лентой. В ушах поблескивали небольшие жемчужины. Зеленый цвет глаз был единственным живым цветом в облике этой женщины. На ее бледном лице эти глаза казались неправдоподобно большими.
Их взгляд, метнувшись в его сторону, остановился немигающе и безучастно, а потом постепенно ушел куда-то. Огромные зеленые глаза больше не смотрели на него.
Она выглядела ангелом, принявшим страшную муку. А он еще никогда не чувствовал себя таким законченным негодяем.
Гай Брейди, его младший помощник, тихонько присвистнул.
— Ох, мамочки, а девочка-то наша ничего. В жизни даже лучше, чем по телику.
Обернувшись, Хантер смерил его таким испепеляющим взглядом, что молодому стряпчему не оставалось ничего, кроме как зарыться с деловым видом в кипу лежавших перед ним бумаг.
Хантер старался смотреть на Кари исподтишка, боясь, как бы его внимание не показалось ей излишне навязчивым. Она села во втором ряду. Сопровождал ее коротенький и плотный человечек с волосами соломенного цвета и красной, как свекла, физиономией. Он не отходил от нее ни на шаг, словно был ее телохранителем.
Объявили о прибытии судьи, суд возобновил работу. Слово было за Хантером, и он в очередной раз напомнил о сути обвинений, которые рассматривались на процессе в течение последних нескольких дней. Закончив со вступлением, прокурор вызвал двух свидетелей. Их показания оказались весьма скупыми, повторяя в основном то, что суд уже слышал ранее от других.
Следующей по списку Хантера шла Кари Стюарт-Уинн.
Он молча прочитал ее имя. Вот он, решающий момент. Вызывать или нет? Если он сейчас не вызовет ее для дачи показаний, у него еще останется шанс завоевать ее расположение, дружбу, а там и… кто знает?.. Все может быть, хотя и маловероятно. Уж слишком оптимистична эта ослепительная мечта.
Если же он ее вызовет, то его шансы рассыплются в прах. Все до одного…
Но он давал присягу блюсти законность, и не его вина в том, что ее муж оказался подонком. И если сейчас он не поступит так, как велит ему долг, то разве не будет виновен в нарушении служебных обязанностей точно так же, как и те, кто сидит сейчас на скамье подсудимых?
— Ваша честь, для дачи свидетельских показаний вызывается миссис Кари Стюарт-Уинн.
Легкий гул прошел в зале заседаний. Свидетельница была хорошо знакома каждому в зале по телепередачам, и о ее причастности к рассматриваемому делу мог быть неосведомлен разве что тот, кто только вчера очнулся от летаргического сна.
— Думаешь, расколется? — спросил Гай уголком рта.
— Нет, — ответил Хантер, во все глаза глядя на женщину изумительной красоты, величаво идущую к стойке для свидетелей.
