Два года назад, когда она вышла замуж за Томаса Уинна, Пинки не на шутку забеспокоился. Он отчаянно боялся навсегда потерять ее. Однако Кари успокоила его, сказав, что не намерена бросать работу.
— Томас согласен, — сказала она тогда. — Он говорит, что, пока у нас нет детей, я могу заниматься всем, чем захочу. А я хочу работать у тебя.
— Сложная ситуация получается, — ответил ей на это Пинки, не спеша демонстрировать радость. — Могут возникнуть проблемы этического характера, то, что называется конфликтом интересов. Разве ты можешь беспристрастно освещать деятельность городского правительства, если твой муж заседает в городском совете?
— Я уже думала над этим. Что ж, отдам эту тему другому. Не хочется, конечно, но тут уж ничего не поделаешь, придется. Иного выхода не вижу.
— И к чему же мы тогда придем?
— У меня есть идея. Что, если мне попробовать себя в роли ведущей культурного раздела теленовостей?
Его белесые брови поползли на лоб, потом опустились, и между ними пролегла задумчивая складка.
— Можно, конечно, попробовать…
Пинки доверял ее суждениям. У него не было сомнений в том, что она способна успешно воплотить свою идею в жизнь. Критические комментарии Кари Стюарт всегда были изюминкой выпуска новостей. Она была остроумна и наблюдательна, но без язвительности и злобствования. Телезрители обожали ее за это.
Сейчас Кари шла в монтажную. Плотно прикрыв за собой дверь, она опустилась на стул и вытащила видеокассету из своей гигантской сумки, которая выполняла роль и рюкзака, и ридикюля. Откинув назад непослушную белокурую гриву, молодая женщина вставила кассету в гнездо громоздкого компьютерного устройства и приступила к просмотру интервью, взятого ею всего час назад.
Сняв телефонную трубку и набрав внутренний номер, она представилась:
— Это Кари говорит. Привет, Сэм, не мог бы ты принести пленку, которую отснял вчера вечером на репетиции? Я сейчас в третьей монтажной. Можешь? Отлично! Спасибо тебе.
Через несколько секунд дверь за ее спиной скрипнула, и Кари, не оборачиваясь, произнесла:
— Спасибо, Сэм. Положи на стол. Мне эти кадры нужны для антуража — через минуту займусь ими.
Она ловко нажимала на кнопки, следя за изображением сразу на двух мониторах: на одном — сырье, на другом — уже отредактированный материал. Что и говорить, компьютерный монтаж здорово экономил время. Кари была настолько поглощена этим занятием, что не обратила внимания на то, что дверь так и не закрыли.
— Кари… — проговорил за ее спиной голос Пинки, однако тон его был столь необычен, что она не могла не обернуться. Кари видела его в самых разных состояниях — от эйфории, когда, первыми откопав сенсацию, они оставляли всех своих конкурентов с носом, до пьяной меланхолии, вызванной паршивым рейтингом их передачи. Но таким она его не видела еще ни разу. Пинки весь поник, словно сдувшийся шарик, стал каким-то жалким и, что страшнее всего, был бледен.
Приподнявшись со стула, она испуганно пролепетала:
— Пинки… Что случилось?
Он положил руку на ее плечо и осторожно заставил сесть.
— Несколько минут назад по радио, на полицейской волне, к нам поступило сообщение о несчастном случае.
— И?.. — Ее сердце сжалось от дурного предчувствия. — Что это за случай?
Он провел ладонью по голове, потом по лицу. Его черты исказились.
— Автомобиль и пешеход… Это произошло всего в нескольких кварталах отсюда. Мы послали туда съемочную группу. Они только что позвонили.
Сбросив его руку с плеча, Кари встала.
— Томас? Что-нибудь с Томасом? — Никто другой не значил в ее жизни так много. Если бы это не был Томас, Пинки не вел бы сейчас себя так.
Она рванулась к двери, но Пинки удержал ее за руку.
— Да, Кари, Томас.
— Он ранен? Что с ним? Что?!
— Его сбил грузовик.
— О боже…
Пинки опустил глаза, вернее, стал смотреть прямо перед собой. Его нос находился как раз на уровне ее груди.
— Смертельный исход… Он погиб на месте. Прости, родная…
Секунды падали, как чугунные ядра. Она замерла — неподвижная, безмолвная, не в силах поверить услышанному. А потом неестественно спокойно спросила:
— Так ты говоришь, Томас погиб? — Ее пальцы вцепились в рубашку Пинки, как когти тигра, и она изо всех сил затрясла его. — Грузовик сбил? Убил его?!
В дверях монтажной уже скопилась кучка сотрудников. Женщины плакали, мужчины явно чувствовали себя неловко.
— Кари, Кари, — постарался успокоить ее Пинки, осторожно погладив по спине.
— Нет, здесь какая-то ошибка. Этого не может быть…
— Я заставил репортера перепроверить десять раз, прежде чем решился подойти к тебе…
Со смертельно бледного лица Кари на него смотрели совершенно безумные глаза, ее губы безмолвно шевелились.
— Ну же, Кари, крепись, — продолжил Пинки. — Его забрали в центральный госпиталь Денвера. Я отвезу тебя туда.
Первое, что поразило ее, был холод. В столь холодном помещении ей не приходилось бывать никогда. Двойные двери, распахивающиеся в обе стороны, плавно закрылись за ней и Пинки, когда они вошли внутрь. Кари съежилась, мгновенно возненавидев это место, сияющее мрачной, холодной чистотой.
Флюоресцентные лампы ослепляли. Их свет, беспощадно бьющий в глаза, был вызывающе неприличен. Разве не темной и скорбной должна быть эта комната? Разве смерть не заслуживает хотя бы минимального уважения? Однако в этом заведении, судя по всему, смерть считали чисто физиологическим явлением, а потому заботились исключительно о стерильности. И еще о холоде.
Ей захотелось повернуться и убежать, однако Пинки легонько подтолкнул ее вперед. Человек в белом халате, сидевший за письменным столом, поднял глаза от бумаг и тут же встал.
— Миссис Уинн?
— Да.
Он подвел их к большому столу, накрытому белой простыней. Под тканью прорисовывались контуры человеческого тела. Кари начали сотрясать глухие рыдания, и, чтобы сдержать их, она прикрыла рот ладонью.
Как она поведет себя в этой ситуации? Достанет ли у нее сил смотреть на окровавленный, обезображенный труп Томаса? Не оскорбит ли она своим поведением и его, и себя? Заголосит? Упадет в обморок? Забьется в истерике?
Патологоанатом отдернул край простыни.
То, что она увидела, поначалу показалось ей чьей-то дурацкой шуткой. Или чудовищной ошибкой. Ее глаза поднялись и впились в лицо человека, держащего простыню. Он увидел в них немой вопрос, неверие…
— Он погиб от удара, — тихо произнес мужчина в белом халате. — Грузовик ударил его сзади. Травма позвоночника сразу же сказалась на мозге. На спине остался след. В противном случае…
Он не договорил.
Кари смотрела на Томаса все так же непонимающе. Могло показаться, что он уснул. Не более того. Его лицо было абсолютно безмятежным; седые волосы, которые так понравились ей во время их первой встречи, аккуратно причесаны. Рука лежала на столе вполне естественно, словно отдыхала — вот-вот поднимется и возьмет теннисную ракетку или погладит Кари по щеке.
Длинное, худощавое тело Томаса выглядело таким же сильным и свежим, как утром, когда она целовала его на прощание. Он с почти религиозным фанатизмом истязал себя тренировками в спортзале, чтобы сохранить высокий мышечный тонус и застраховаться от всех тех неприятностей, которые обычно приходят к мужчине после сорока.
— Томас, Томас, милый, — громко прозвучал ее шепот в безмолвном помещении. Кари даже ожидала, что он сейчас откроет глаза и посмотрит на нее, произнесет ее имя, улыбнется. В голубых глазах мелькнет знакомая искорка. Вот-вот прозвучит его сочный смех.
До этого она боялась, что не вынесет вида его истерзанного тела. Однако видеть его мертвым без единой царапины было едва ли не хуже. Его неизменившиеся черты создавали ощущение полного абсурда, нереальности происшедшего. Происшедшего? Но ведь ничего не произошло!
Нет, произошло. Томас был устрашающе неподвижен.
— Куда прикажете нам его доставить?