— Прекрати! — приказал он, когда она начала кричать.

— Я знала, — истерически захлебывалась Лилли. — Я знала. Это ты. Это был ты! — Локтем свободной руки она ударила его по ребрам и вцепилась ногтями в тыльную сторону его ладони.

— О черт!

Тирни отволок ее в гостиную, бросил на диван, потом поднес руку ко рту и принялся высасывать кровь, сочившуюся из глубоких царапин.

Лилли осталась на диване ровно столько, чтобы несколько раз схватить ртом воздух, а потом бросилась на него, стараясь ударить по голове. Увы, нехватка кислорода сказалась на ее координации. Беспомощно взмахивающие руки казались тяжелыми и как будто резиновыми. Сколько она ни пыталась попасть кулаками ему по голове, все ее попытки были тщетными. Большинство ударов не достигло цели, а те, что достигли, были слишком слабы.

Когда Тирни схватил ее за плечи и опять толкнул на диван, она уже совершенно обессилела и откинулась на подушки. Он заткнул пистолет за пояс джинсов и провел все еще кровоточащей рукой по штанине. Глубокие царапины вновь мгновенно налились кровью.

Тирни запыхался почти так же, как она. Он вдыхал ртом огромные глотки воздуха и часто-часто моргал, словно пытаясь отогнать головокружение. Стоял согнувшись и не мог распрямиться — очевидно, из-за удара по больным ребрам, который она ему нанесла.

«Вот и хорошо, — мстительно подумала Лилли. — Надеюсь, тебе очень больно». Она сказала бы это вслух, но у нее не хватало дыхания и сил.

Зато у нее хватило сил бросить на него злорадный и вызывающий взгляд. Если он собирается убить ее прямо сейчас, пусть смотрит ей прямо в глаза. Пусть видит, что она не сдается, что она не боится его. Пусть заберет этот вызов с собой прямо в ад и помнит о нем целую вечность.

Казалось, он хочет что-то сказать, но нет, он молча вышел за дверь. Через несколько секунд он вернулся, нагруженный дровами, и свалил их на пол у камина. Опустившись на колени, он помешал угли в камине, чтобы тлеющие в нем поленья снова занялись. Это ее озадачило.

— Ты… не будешь… меня… убивать?

— Нет, — сухо бросил Тирни, поднимаясь на ноги, и указал на поленья, только что принесенные с крыльца. — Дай им подсохнуть и клади в огонь. Они дадут тебе продержаться часа два.

Только теперь Лилли поняла, что он задумал. Ему не было нужды убивать ее. Все, что ему требовалось, это оставить ее здесь биться в муках рокового приступа астмы. Вот и все. Досадная проблема по имени Лилли Мартин разрешится сама собой. Зачем прибавлять к длинному списку его преступлений еще одно убийство, когда в этом нет никакой необходимости?

Он не растерялся: ему хватило ума забрать из спальни доказательства, уличающие его в предыдущих преступлениях. Он спрятал наручники и ленточку обратно в рюкзак. Стараясь не встречаться с ней глазами, застегнул «молнии на кармашках. Оставляя Лилли в живых, он обрекал ее на самое страшное. Пока она раздумывала, отпустить его или нет, только на один сценарий у нее не хватило воображения. Ей и в голову не пришло, что он оставит ее в одиночку бороться с кошмаром последнего астматического приступа пока приступ не убьет ее. У нее сжалось сердце.

— Ты же обещал…

— Я знаю, что я обещал, — грубо оборвал ее Тирни.

Он натянул куртку и лыжную шапочку. Накинул на голову одеяло, скрестил концы на груди и заправил их под куртку, прежде чем застегнуть «молнию». Потом он обмотал шарфом шею и нижнюю часть лица по самый нос, надел перчатки. Наконец он подхватил рюкзак и вскинул его на плечо. Каждое движение заставляло его морщиться и ахать от боли, но он продолжал действовать решительно и быстро.

Пока он шел к двери, Лилли хотела позвать его обратно и попросить, чтобы он ее пристрелил. Это была быстрая и безболезненная смерть в отличие от долгой и мучительной агонии, которая ей предстояла. Она больше боялась ожидания и страха смерти, чем самой смерти.

Но она была слишком горда, чтобы просить его о чем бы то ни было, да и инстинкт выживания не позволял ей соглашаться на добровольную смерть. Поэтому она проводила его взглядом, когда он ушел, оставляя ее бороться за каждый вздох, пока силы не иссякнут, и умереть в одиночестве.

У самой двери он остановился, уже взявшись за ручку, и обернулся. Одни глаза виднелись между шарфом и шапочкой. Они встретились с ее глазами, но только на миг, не больше.

Он открыл дверь, и его поглотил снежный вихрь. А потом и вихрь исчез так же быстро, как и Тирни.

Сотовый телефон Лилли прозвонил дважды, прежде чем связь прервалась, и от этого Датчу стало еще хуже, чем если бы он совсем не звонил. Несостоявшийся звонок усушил его состояние, и без того близкое к отчаянию.

Приемная полицейского участка была забита такого скопления он не мог припомнить с тех пор, как стал шефом полиции. Фэбээровцы были уже на месте. Агент Уайз торжественно — неужели этот парень никогда не улыбается? — представлял Бегли родителям Миллисент Ганн. Миссис Ганн казалась еще более изможденной, чем вчера.

По неизвестным Датчу причинам Уэс был уже на месте, когда они прибыли. Он попивал кофе и как ни в чем не бывало болтал с дежурным офицером. Уэс, конечно, был председателем городского совета, но с каких это пор представители гражданских властей суют нос в полицейское расследование?

Харрис поехал за ними от больницы в патрульной машине. На Уайза и Бегли он смотрел восторженными глазами мальчишки, которому довелось повстречать национальных героев, щенячьи следовал за каждым их шагом и буквально с ног сбивался в своем желании помочь. Почему он не патрулирует улицы, как ему положено? И почему он, Датч, не приказывает Харрису вернуться к своей машине и отправиться по маршруту, где от него будет хоть какой-то толк, вместо того чтобы путаться тут у всех под ногами, загромождая и без того тесное помещение?

Сам не зная почему, Датч чувствовал, что у него нет сил поставить на место молодого полицейского. Отдавать приказы да еще подкреплять их своим авторитетом… Ему казалось, что это не стоит усилий. Им овладела странная апатия, отстраненность от всего, что творилось вокруг, он лишь спрашивал себя, в какой момент потерял контроль над происходящим и с каких пор это перестало его волновать.

С тех пор, как на сцене появилось ФБР в лице шишки на ровном месте — старшего спецагента Бегли?

Или с тех пор, как Уэс Хеймер, его пресловутый «лучший друг», начал лизать задницу спецагенту Бегли?

А может быть, с тех пор, как Кэл Хокинс задал ему вопрос, не выходивший у него из головы: «Твоя хозяйка сама-то хочет, чтоб ее спасли?»

Такого упадка духа он не ощущал со времени своего последнего провала в Атланте. Ошибка оказалась слишком серьезной, чтобы отделаться дисциплинарным взысканием вроде временного отстранения или испытательного срока. Только увольнение могло служить ему достойным наказанием. Когда наводишь табельное оружие на девятилетнего пацана, приняв алюминиевую бейсбольную биту у него в руке за пистолет, потому что ты пьян в дупель, у департамента полиции Атланты нет другого выхода, кроме как вышвырнуть тебя вон. Катись отсюда, парень. Пенсия тебе не светит. Тебя тут не стояло. Ты никто, и звать тебя никак.

Вот таким же раздавленным он чувствовал себя сегодня. Все его предали: жена, погода, звезды, лучший друг, его подчиненные, судьба или кто там еще в ответе за его никчемную жизнь…

Ему хотелось выпить.

Офицер Харрис вел супругов Ганн и агентов ФБР по короткому коридору к кабинету Датча. Бегли, замыкавший шествие, повернулся и обратился к нему:

— Вы к нам присоединитесь, шеф Бертон?

— Сейчас буду. Только узнаю, кто мне звонил.

Бегли кивнул и скрылся за дверью кабинета, которую Харрис почтительно для него придерживал. Когда все скрылись из глаз и дверь закрылась, Уэс повернулся к Датчу и осмотрел порезы на его лице:

— Как ты?

Датч выхватил у дежурного пачку розоватых листочков с записанными телефонными сообщениями.

— Спасибо, просто отлично.

— Лицо болит?