До чего же она была наивна, полагая, что в его жизни нет женщины! Мужчина с такой внешностью? Лилли, спустись на землю!

Ее взгляд переместился с Тирни на рюкзак, все еще лежавший под столом, куда он забросил его вчера вечером, сказав, что там нет ничего такого, что могло бы им пригодиться.

Что ж, надо посмотреть, не найдется ли там чего-нибудь такого, что может прояснить ситуацию с этим интересным свободным мужчиной.

— Скотт!

— Что?

— Вставай!

— Что?

— Я сказал, вставай!

Скотт перевернулся на спину и с трудом разлепил глаза. Уэс стоял в дверях его спальни, глядя на сына с неодобрением. Скотт приподнялся на локте и посмотрел в окно. Белым-бело. Даже забора, огораживающего задний двор, не было видно.

— Разве занятия в школе не отменили?

— Конечно, отменили. Но ты напрасно думаешь, что будешь весь день валяться, отлеживая себе зад. Поднимайся. Жду тебя в кухне. У тебя есть три минуты.

Уэс оставил дверь открытой, давая понять сыну, что не даст ему снова заснуть. Скотт, выругавшись, откинулся на подушку. Даже в такой день ему отказывают в праве на отдых. Все в этом чертовом городе могут отсыпаться сколько душе угодно, но только не он, тренерский сынок.

Скотту хотелось укрыться одеялом с головой. Он мог бы проспать целый день, если бы только его оставили в покое. Но если он не появится в кухне через три минуты, ему придется дорого за это заплатить. Несколько лишних минут в постели не стоили таких мучений.

Еще раз выругавшись от всего сердца, он откинул одеяло.

А ведь старик и вправду засек время, черт бы его подрал. Когда он вошел в кухню, Уэс глянул на настенные часы и бросил на сына взгляд, ясно дававший понять, что тот не успел вовремя. Мать пришла ему на помощь:

— Доброе утро, сынок! Яичницу с беконом или вафли?

— Что попроще. — Скотт сел за стол и, широко зевая, налил себе стакан апельсинового сока.

— Ты когда вчера лег? — спросил отец.

— Точно не знаю. Тебя еще не было.

— Я был с Датчем.

— Так долго?

— Нам потребовалось время.

— Ну и как? Поднялись на гору?

К тому времени, как Уэс изложил им все события вчерашнего вечера, Дора поставила перед Скоттом тарелку с поджаренным беконом, яичницей из двух яиц и двумя вафлями. Он улыбкой поблагодарил ее.

— Это было настоящее приключение, — сказал Уэс. — Особенно пока мы добирались до той забегаловки, где мы подобрали Кэла Хокинса. Нам повезло, что вовремя убрались оттуда, пока нас не долбанула в задницу тройка мужланов.

— Уэс! — покосилась на него жена.

Уэс расхохотался.

— Да брось, Дора, Скотт уже не маленький, знает, что к чему. Правда, сынок?

Скотту было мучительно стыдно. Не смея взглянуть в глаза матери, он низко нагнул голову и продолжал есть. Старик считал, что это клево — сквернословить в его присутствии, как будто тем самым приобщал сына к компании взрослых мужчин, которым все можно, в том числе и ругаться. Конечно, все это была «липа», потому что на самом деле старик обращался с ним как с двухлетним несмышленышем. Всего через пару месяцев ему стукнет девятнадцать, а ему как маленькому говорят, что есть, когда спать ложиться, когда вставать.

В своем выпускном классе он был старше всех остальных учеников. Старик оставил его на второй год в шестом классе. А почему, спрашивается? Не потому, что он провалил какой-то предмет, или плохо себя вел, или что-то сделал не так, а только потому, что старик хотел дать ему лишний год подрасти и войти в физическую форму, прежде чем записать его в продвинутую спортивную группу старших классов.

Скотту стыдно было чувствовать себя второгодником, но старик принял решение, не спросив ни его, ни маму, и настоял на своем, не слушая их возражений.

— В университетских командах есть свои «смотрящие», и они начинают выискивать будущих игроков уже в седьмом-восьмом классе, — объяснил он. — Лишний год роста даст тебе преимущество. Школьный округ у нас маленький, тебе надо пользоваться любой форой, какая только есть.

Старик по-прежнему принимал за него все решения. По закону Скотт уже считался мужчиной. Он мог вступить в армию и погибнуть за свою страну. Но он не мог перечить отцу.

Словно прочитав его мысли, Уэс сказал:

— Заполнишь анкеты сегодня. У тебя больше нет причин отлынивать.

— Всех пригласили к Гэри.

Гэри был одним из одноклассников Скотта. Скотту он не особенно нравился, но у него дома была игровая комната с бильярдным столом. Погонять шары в свободный день было куда приятнее, чем заполнять анкеты для поступления в колледж.

— Сперва заполни анкеты, — отрезал Уэс. — Я сам их проверю. А после обеда отвезу тебя в зал, чтобы ты не пропускал тренировку.

— Я сам могу поехать. Уэс покачал головой.

— Тебя еще занесет на льду, врежешься во что-нибудь и ногу сломаешь. Нет, я сам тебя отвезу.

Дора встала на защиту сына:

— Думаю, ничего страшного не случится, если он пропустит одну тренировку.

— Ты так думаешь? Это лишь показывает, как мало ты понимаешь, Дора.

Зазвонил телефон.

— Я возьму, — сказал Скотт.

— Я возьму. — Уэс выхватил трубку у него из рук. — А ты иди заполняй анкеты.

Скотт отнес свою тарелку к раковине и предложил матери помочь с посудой, но она отказалась.

— Лучше сделай, что он велел. Чем скорей закончишь, тем скорей сможешь уйти к своим друзьям.

Уэс положил трубку.

— Это был Уильям Ритт.

У Скотта волосы шевельнулись на затылке.

— Он сказал, что мне срочно надо ехать в аптеку.

— Зачем? — спросил Скотт.

Дора бросила взгляд в окно.

— Разве он сегодня торгует?

— Еще как торгует! Вы не представляете, кто только что приехал на встречу с Датчем. — Уэс перевел взгляд с Доры на Скотта, потомил их неизвестностью еще несколько секунд и наконец изрек многозначительно: — ФБР!

— Что им нужно от Датча? — удивилась Дора.

Скотт знал ответ, но предпочел промолчать. Пусть старик скажет.

— Держу пари, это насчет Миллисент. — Уэс уже натянул свою куртку. — Поскольку я председатель городского совета, Ритт решил, что я должен быть в курсе. — Он открыл заднюю дверь и обернулся уже на пороге: — Может, у них есть след.

Скотт проводил его взглядом и еще долго смотрел на дверь, когда она закрылась.

Обычно Линда Векслер приходила на работу ровно в шесть утра и тут же начинала варить кофе и готовить завтраки для завсегдатаев, приходивших в семь утра поесть овсянки с отрубями и жареного бекона.

Но этим утром она не смогла приехать. Она позвонила на рассвете и сказала Уильяму, что ее участок похож на Аляску.

— И снег все еще валит со страшной силой. Пока Хокинс не посыплет песком наши проселки, считайте, я тут завязла.

Уильям сказал об этом Мэри-Ли. Она попыталась уговорить и его остаться дома и не открывать аптеку.

— Кто высунет нос из дому в такую погоду? По крайней мере, подожди несколько часов, пока дороги посыплют песком.

Но он был полон решимости открыть аптеку в урочный час.

— Я уже расчистил подъездную аллею. И потом, мои клиенты рассчитывают на меня, а я никогда их не подводил.

Их машины стояли под навесом, примыкавшим к дому-Мэри-Ли наблюдала через кухонное окно, как Уильям забирается в свою машину, включает двигатель и показывает ей большой палец сквозь ветровое стекло в знак того, что он завелся. Он осторожно вывел машину задом из-под навеса и уехал.

Хотя Мэри-Ли искренне пыталась отговорить его от поездки на работу, она обрадовалась, оставшись дома одна. На целый день быть предоставленной самой себе! Она сочувствовала себя свободной и счастливой. Вернувшись в спальню, она сняла халат, забралась обратно в свою теплую постель и предалась воспоминаниям о том, что творила со своим любовником прошлой ночью.

Он, конечно, никогда не оставался на всю ночь, но и не бросал ее сразу после того, как они занимались любовью. Еще какое-то время, увы, недолгое, но упоительное, они просто лежали рядом в постели и перебрасывались волнующе-непристойными репликами. Склонившись друг к другу головами, перешептываясь, используя язык поэзии или сточных канав, они предавались своим фантазиям, которые вогнали бы в краску даже самых смелых любовников. А потом они частенько воплощали эти фантазии в жизнь.