– У нас нет дороги на Тенлю.

– Почему?!

– Потому что в любом случае смерть.

– Почему?

– Либо нас уберут как ненужных свидетелей, либо обвинят нас во взрыве и казнят публичной казнью. В любом случае – крышка.

– Может, тебе лучше сказать об этом капитану?

– Думаешь, он не догадается?

– ….Не знаю. Джон, милый, мне страшно! Что же делать?!

С этими словами она бросилась к нему, словно он как-то мог её защитить или укрыть. Джон обнял, теребя её волосы. Он молчал, не зная, что ответить.

Капитан думал… Взвешивал… Решал…

Было уже давно за полночь, когда угомонились любовные страсти и перестали проигрываться всевозможные комбинации. В это время работают только роботы: либо по заданию своих кураторов, либо по спецпрограмме повседневной профилактики: убирают помещения, моют рабочие каюты, вспомогательные комнаты и все то, где работают люди. Сейчас роботы наводили полный порядок. Работали они почти бесшумно, и незнакомому человеку могло показаться, что на корабле снуют привидения.

Люк каюты капитана задымился синим дымом, который не растворился, а, наоборот, собрался в комок неопределенной формы и медленно поплыл по коридору, словно управляемый чей-то волей. Он подплыл к блоку памяти Эпокапа, просочился через обшивку кожухов, и через минуту поплыл дальше. Эпокап два раза мигнул на долю секунд, сразу перешёл в режим самотестирования, но, не найдя в себе неполадок или ошибок, опять продолжал работать в заданном режиме. Вдруг все роботы замерли, словно в стоп-кадре спортивного репортажа. По программе Эпокап должен поднять тревогу через две секунды после группового останова этих машин, но он молчал. Облако не торопясь, спокойно обследовало каждого из них по очереди, после чего они разом заработали опять. После этого облачный ком стал чуть мягче, расплывчатее, в его голубых тонах добавились приветливые краски бирюзы. Он сплющился, стал похожим на оладь, и, замерев на момент, двинулся в направлении каюты Джейн. Оказавшись в её апартаментах, облако на мгновение застыло. Через секунду оно начало таять, растворяясь в темноте.

Джейн, спавшая до этого тревожным сном, стала дышать реже и спокойнее, её мышцы, напряженные от стрессов последнего дня, ослабли до полного раскрепощения, стали ватными и теплыми. Она провалилась в глубокий сон так сильно, что пробила грань дозволенного и вывалилась в незнакомый мир розового света, залитый сказочными лучами рубинового солнца. Неведомые страны, удивительные травы волшебных лугов были перед ней. Позабыв обо всём на свете, она бежала по этим лугам, радуясь неведомому миру, словно маленький ребёнок. Грибной дождь капал на неё из пустоты и был самым настоящим эликсиром бодрости для души. Она могла бежать так сколько угодно, но ей что-то начало мешать. Джейн сначала даже понять не могла. В следующий миг небо потемнело, стало синим, потом темно-голубым, потом темно-фиолетовым, и, наконец, черным, без звезд. В этой черноте ярко зажегся далекий фонарик, который начал стремительно увеличиваться в размерах и превратился в ядерный гриб. Налетевший ураган попробовал сбить её с ног, пытаясь бросить на чёрные камни бетонно-образной выжженной Тенли, кружа вокруг хороводом темно-багрового пепла. Она хотела закричать, но вдруг всё резко оборвалось, ветер стих, ядерный гриб ушёл за горизонт. Джейн увидела того старца, с которым встречалась на Саморе. «Джейн, не бойся, я стою за тебя горой», – сказал он, улыбаясь доброй улыбкой. «Кто ты?» – спросила Джейн. Уходя, он бросил через плечо: «– На Тенле узнаешь».

Она открыла глаза. Перед ней были заспанные глаза Джона.

– Джон, я сейчас что-нибудь говорила?

– Ты смеялась, а потом стонала. Потом что-то говорила.

Вздохнув, она уткнулась ему в грудь.

– Ты хорошо спал?

– Так себе. Сон видел.

– Расскажи.

– Очутился я на родной ферме. У нас есть уникальное сооружение, колодец. Говорят, ему лет двести. Его покойный отец всегда в порядок приводил. Беру я ведра, иду к нему, набираю хрустальную воду, несу домой. Даю попить матери, братишке, тебе… Иду опять к колодцу и только хочу опустить в него ведра, как оттуда появляется старец, примерно такой, про какого ты рассказывала, и говорит: «Джон, ты заблуждаешься, зло с помощью зла уничтожить нельзя. Это извечный закон Доброты. Борьба со злом должна быть добрая, потому что, если с помощью зла уничтожать зло, то в мире появляется новое зло, и появится новая сила, которая с помощью зла будет уничтожать зло, и будет считать, что творит добро. Не думай, это не проповедь Христа, а истина Мира. Очень, очень трудно уничтожать зло с помощью добра. Запомни это». Вроде бы он ещё что-то говорил, но я уже не помню. Но вот это запомнил слово в слово. Никогда не видел таких реальных снов.

– А мне снилась какая-то сказочная планета, но когда налетел ураган и появился ядерный смерч, я поняла, что я нахожусь на Саморе. Ужасно. До сих пор было так хорошо. Но после увидела опять того старца, и он сказал, что защитит меня.

Джейн смотрела в затемнённый иллюминатор, о чём-то думая. На её лице постепенно начала появляться вуаль тёмных дум. Джон, смотревший на неё, обнял любимую, стараясь отвлечь от воспоминаний этого сна. Постепенно выражение её лица приняло жалкий вид, она готова была расплакаться, но сдерживалась из последних сил. Наконец силы её иссякли, и, громко всхлипывая, уткнувшись Джону в плечо, она тихо, с потаённой надеждой, прошептала:

– Я люблю тебя, Джон… Я хочу быть счастливой.

…Голубое облако скомпоновалось в мертвецко-молчаливом коридоре и, казалось, о чём-то усиленно думало. Какое-то время оно колебалось из стороны в сторону, словно в нерешительности, потом метнулось в Елисейские сады, там остановилось, замерло, и опять так же медленно и величаво поплыло в сторону каюты Дэнила.

Неизвестно, есть ли люди, которые никогда в жизни не видели сны, но Дэнил принадлежал именно к тем. И поэтому, когда к нему в гости, в его мозг пожаловало голубое облако, то он перепугался до смерти. Он мгновенно проснулся, нащупав на комбинезоне, который снимал очень редко, кнопку экстренной связи. Но все было спокойно.

– Может, я схожу с ума? – это первое, что ему пришло на ум. Он включил свет, огляделся. Хват, закончивший свою работу, уже стоял в своём углу и с интересом смотрел на своего куратора, недоуменно крутя приёмными антеннами. Раньше его хозяин никогда не просыпался по ночам, и поэтому у него не был выработан условно программный рефлексор на такой случай. Его электронная башка идентифицировала это событие как происшествие чрезвычайной категории. По миганию всех его индикаторов было видно, что он готов хоть в огонь, хоть в воду, хоть в космос. Хват сразу, как это требует протокол номер один, обратился за помощью к Эпокапу. Эпокап, получив чрезвычайный запрос по поводу пробуждения Дэнила, собрав все свои электронные мозги, ответил, что волноваться нет причин, и завтра Дэнила посмотрит Джейн.

– Хват, что произошло? – угрюмо спросил Дэнил.

– Ничего необычного мною не зарегистрировано.

Дэнил закурил, выключив свет, задумчиво по привычке глядя в круг иллюминатора. С каждым мгновением голова тяжелела, теплела, становилась тяжелой и словно не своей. Дэнил подплыл к кровати, и, чего с ним было очень редко, пристегнулся к ней ремнями. Обычно он спал, во сне придерживаясь рукой за край. Наконец он провалился в крепкий сон. И когда он опять увидел сон, то единственное, что он мог делать, так это спать, и смотреть его, уже не пугаясь…

Сначала были трущобы. Серые. Мерзкие. Тёмные, заляпанные улочки, вонючий смрад. В конце улицы появилась парочка влюблённых, они идут, крепко обнявшись, изредка останавливаясь, чтобы утонуть в глубоком поцелуе. Он их не может узнать, но чувствует, что где-то раньше он уже встречался с ними. Вдруг парочка перестает целоваться, всматривается вдаль, словно пытаясь разглядеть Дэнила. И, наконец, разглядев, бежит к нему. Не поняв ничего, испугавшись, Дэнил бросается наутёк. Он уже чувствует позади жаркое дыхание догоняющих.