– Да много чего. Страхи, желания, цели и амбиции – не у всех они одинаковые. У многих свой особый набор. А еще знаешь, что меня поражает: различное представление о добре и зле. Вроде у всех оно должно быть одинаковым. А копнешь – и оказывается, что разное! Еще у многих женщин разное понимание того, как надо жизнь прожить. Да, я тебе точно говорю.
Я слушал, не спорил. Хотелось, чтобы великан рассказал все, что знает.
– У всех разная теплота, точно как у звезд! – он улыбнулся. – Разная нежность, и у всех своя, особенная ласка. Ох, всего не перечислишь. Говорю тебе: целые планеты! Некоторые мужчины познают все это, как первооткрыватели, как Колумбы. Движет такими не похоть, а жажда познания. Я перестал пить, только кивал и втихаря включил диктофон.
– Потому что через множество других людей мир разглядеть можно гораздо лучше. Глупо на него смотреть только своими глазами, да? И в этом плане женщины – отличный способ познания.
– Ты говоришь, конечно, очень красиво. Но что-то я сильно сомневаюсь, что в мире вообще есть мужчины, которые общаются с женщинами ради какого-то там познания.
Краем глаза я увидел, что мою даму номер один некий щетинистый недотепа лапает за внутреннюю сторону бедра. Вот же ведь негодяй! Мою девочку!
Но Листерд вернул мое внимание, ударив по стойке так, что задрожали бокалы на другом конце бара:
– Есть такие мужчины! Даже не сомневайся! И нельзя их называть блядунами. Разве это гуляки, разве похотливые самцы? Скажи мне?
– Нет, это и впрямь скорее Хейердалы.
– Точно! – красавчик хлопнул меня по плечу. – Это Гагарины!
– Это Колумбы!
– Это Жаки-Ивы Кусто! Они изучают глубины нашего мира из бездны женских глаз.
– О, отличный тост. За мужчин-исследователей!
Мы выпили, повернулись в зал лицом в надежде утвердить теорию на практике и найти пару неведомых нам планет. Но, к сожалению, мы слишком долго болтали: свободных девушек уже не осталось.
В этот вечер каждому из нас было суждено исследовать лишь собственные холодные постели.
Мелеют ли океаны?
Мы огибали залив Атлантического океана, путешествуя вдоль побережья Португалии. В яхте нас было семеро. Те еще морские волки. В открытом море – впервые. Штурвал – в диковинку. Мы катались в трехстах метрах от берега на двадцатиметровой, взятой напрокат яхте.
Это продолжалось четвертый день. И мне лично уже порядком надоело. Наша яхта в этих водах выглядела подобно седлу на корове: так же нелепо. А ведь когда-то в этих широтах проживали свою полную опасностей и отваги жизнь настоящие моряки, пираты. Герои моего детства, я грезил ими, подолгу предаваясь мечтам о том, как покоряю океаны. Когда-то слово «корабль» было для меня как волшебное заклинание. Таинственное, сулящее чудо.
Теперь же семь клерков из страховой и банковской сферы катаются на видимом расстоянии от берега, попивая пиво из жестяных банок. Карикатура на детскую мечту.
От работы с лебедкой ужасно ныли ладони, заканчивалось пиво, да и постоянная качка уже казалась весьма сомнительным удовольствием. Наши разговоры и шутки начали повторяться. В общем, надо было выходить на берег, занимать шезлонг и становиться наконец самим собой. Хватит играть в моряков. Решили пришвартоваться в первом же месте, похожем на причал. Им оказался сбитый из бревен старый перекошенный пирс рядом с захудалой португальской деревушкой, которая вряд ли могла насчитать и полсотни домов.
Мы пришвартовались и пошли искать еду, ночлежку и выпивку: что еще нужно семерым белым воротничкам на отдыхе? Все это мы нашли в одном месте – семейном ресторанчике, второй этаж которого был отведен под небольшие номера.
Изрядно утомившись от своих спутников, я решил уединиться. И провести вечер, шатаясь по деревне, в надежде увидеть что-нибудь интересное. Оставив своих спутников наедине с сочными стейками и прихватив с собой бутылку молодого вина, я отправился в путь, навстречу приключениям. И был бы этот вечер ничем не примечательным и не отличался бы от сотни таких же, когда я хмелел под шелест мыслей, если бы не встреча с Паоло.
Я почти осушил свою бутыль, когда шум моря дополнил чей-то крик. Стояла поздняя ночь, но было звездно, и луна светила изо всех сил, благодаря чему я смог различить силуэты людей метрах в тридцати от себя. Было похоже, что там кого-то тащили. Но откуда и куда – не разобрать. Слышна была возня: наверное, пленник сопротивлялся. Раздавался громкий женский плач. Что-то кричали, но слов было не разобрать. Единственное, что я различал, – это имя, которое женщины произносили навзрыд: «Паоло! Паоло!»
Не в силах больше оставаться в стороне, я побежал навстречу. Метров с десяти уже можно было рассмотреть происходящее получше: две женщины тащили мужчину, у которого в боку торчал настоящий гарпун со сломанной на треть рукояткой. Мне, сухопутному, он напомнил черенок от лопаты. От увиденного у меня сперло дыхание, сердце екнуло. Все оказалось хуже, чем я представлял. Это был не обычный пьяный скандал, а настоящая трагедия. Обе женщины плакали не переставая. Они тащили на себе раненого. Нетрудно было догадаться, что одна из них была женой, а вторая – матерью.
Я перехватил молодого человека у его матери. Старуха была так обессилена, что, едва освободившись от ноши, упала на колени. И понятно почему: Паоло был сложен как атлет. Его рука была вдвое толще моей, кисть размером с медвежью лапу, а рост его был выше двух метров – мне приходилось постоянно приподниматься на цыпочках, чтобы ноги пострадавшего не так сильно волочились по земле.
Парень был без сознания. Его длинные волосы полностью закрывали лицо.
«Вы вызвали скорую?» – спросил я на английском.
Та, что помладше, ответила мне, что у них нет мобильного телефона, и поэтому они хотят сначала отнести Паоло домой. Очевидно, что это была не лучшая идея, ведь с каждым шагом раненый ослабевал все сильнее. Было темно, но я мог разглядеть на песке полоску крови, которую оставлял за собой несчастный. До дома он не дотянет. Я набрал номер службы спасения, оператор пообещал, что машина будет через десять минут, и попросил нас оставаться на месте.
Но просто ждать мы не могли. Нужно было срочно вытащить гарпун и перевязать рану, иначе шансов дотянуть до больницы у мужчины было немного. Гарпун засел глубоко, на две трети свой длины. И наверняка задел какой-нибудь жизненно важный орган. Я не силен в медицине и совсем не знаю строение и расположение внутренних органов: где селезенка, где печень. Но я понимал одно: если мы немедля не остановим кровь, Паоло уже ничто не спасет.
Мы положили несчастного на землю, предварительно расстелив на ней платок его матери. Я разорвал рубаху в том месте, где была рана.
От увиденного я стиснул зубы: рана была ужасной. Закружилась голова, то ли от запаха крови, то ли от выпитого вина.
«На счет три!» – крикнул я. Женщины замерли, я схватился за гарпун. «Один, два… Три!» – и я что есть силы дернул гарпун на себя. Наверное, не надо было дергать так сильно, но я перестраховался. Гарпун выскользнул из раны, и я, не рассчитав силы, повалился на песок. Женщины завизжали и заплакали еще громче. Я поднялся и рявкнул не своим голосом: «Не паниковать!»
Это подействовало: они замолкли. Схватив бутылку, я начал лить на рану вино. Не знаю, правильно я делал или нет. Кровь хлестала. Но меня уже пугал не вид крови, меня пугало, что ее фонтан заметно ослабевал. Я с трудом перевязал рану и, обессиленный, рухнул рядом с Паоло.
Было темно, я чувствовал, что руки были в крови. Всего трясло от холода, а им было тепло.
«Как это произошло?» – чуть отдышавшись, спросил я женщин. Они переглянулись, но не смогли мне ничего ответить. Видимо, они сами не понимали, что стряслось.
«Паоло ушел в море один, – рассказывала молодая женщина, – хотя обычно он ходит на рыбалку с соседями. Его не было целый день. А затем он вернулся с уловом, выгрузил все на кухню и молча, не говоря ни слова, снова ушел. Часа через три, уже ближе к закату, мы решили отправиться на поиски. Мы нашли его у лодок, в воде, лицом вниз. Из правого бока у него торчал сломанный гарпун».