Затем я вернулся в ванную. Эдди Слоун был все еще без сознания, спина его упиралась в кафельную стену, а ноги широко раскинулись на полу. Я забрал из его руки револьвер, загнал пять пуль обратно в барабан и вложил пушку в кобуру на его ремне.

Выйдя из номера, я спустился в холл и направился прямиком к столику портье, в тусклых глазах которого промелькнуло любопытство.

– Получили свои пятьдесят долларов? – поинтересовался он.

– А то как же! – довольно ответил я.

– Толстяк еще там?

– Можно подумать, что у них там выездная сессия, – был мой ответ. – Да, Джонни велел добыть бутылку виски и доставить ее наверх. Как насчет этого? – Я бросил перед ним на стол десять долларов.

– Может, он думает, что тут как в «Уолдорфе»? – кисло осведомился портье.

– Джонни сказал, что, если получит ее в ближайшие десять минут, сдача останется вам, – добавил я. Его лицо слегка просветлело.

– Почти как в «Уолдорфе»!

Деньги исчезли со стола с невероятной быстротой.

– Он получит свою бутылку через пять минут, – пообещал портье.

Я взял такси и вернулся в свою квартиру, потому что именно там был мой пистолет, а поскольку любитель пошептаться разгуливает на свободе, с новеньким «магнумом» в специально подогнанной кобуре под мышкой я почувствую себя заметно увереннее.

Портье должен был застать дверь в номер Кука открытой, поскольку именно в таком положении я ее оставил; обнаружив труп Кука по соседству с еще не очухавшимся Эдди, он догадается, как я надеялся, сразу позвонить в полицию. Но главное не в том, что, по моему мнению, трупы в ванных выглядят не слишком презентабельно. Я рассчитывал, что копы не упустят шанс задушевно побеседовать с Эдди Слоуном в участке и продержат его там достаточно долго, чтобы он не мешал мне, пока я буду разыскивать Лаку Тонь. Судя по тому, как он вел себя со мной, сомнительно, что Эдди сойдет за того, кто нужен полицейским. Если мне повезет, то копы провозятся с ним несколько часов, но уж никак не дней, а если он упомянет мое имя – что тогда? Выходит, времени у меня в обрез – не следует терять ни минуты.

Когда такси остановилось у моего дома в районе Центрального парка, счетчик показывал шестьдесят шесть центов. Я сунул водителю два четвертака с двумя десятипенсовиками и вышел из машины.

– Эй! – закричал тот, когда опомнился через минуту. – Возьмите сдачу, мистер Рокфеллер!

– Это вам, – сказал я с небрежным жестом. – Деньги не имеют для меня никакого значения.

– Шикуете! – сказал он горько. – Благодарю за кучу мелочи! Пожалуй, теперь смогу отправить своего мальчугана в колледж!

Было чуть больше восьми, когда я подъехал к зданию Китайско-американского общества изящных искусств в центре элегантного, обсаженного деревьями квартала в районе Западных Шестидесятых улиц. Проскочить мимо него не заметив было сложно – единственное здание из коричневого камня во всем квартале, фасад недавно заново отделан кафельной мозаикой. Стеклянная дверь была открыта, поэтому я просто вошел.

Сидящая за столом миловидная китаянка приветливо улыбнулась мне, когда я приблизился к ней.

– Добрый вечер, сэр! – сказала она мягко.

– Добрый вечер. Я…

– На второй этаж, сэр.

– Куда? – не понял я.

– Куда? – В ее глазах появилось недоуменное выражение. – О чем вы, сэр?

– Что на втором этаже? – Я на мгновение зажмурился. – Как вас зовут, милашка?

– Ли Сонь.

– Сонь и Бойд? – Я решительно покачал головой. – Не годится – не рифмуется. Из нас не получится опереточный дуэт, поэтому давайте не будем друг друга подкалывать, договорились?

– Да, сэр. Прием на втором этаже. Вам нужно подняться по лестнице.

– Там раздают подарки? – поинтересовался я.

Уголки ее губ изогнулись.

– Бойд и Сонь? – елейным голосом уточнила она.

Я поднялся по лестнице. Весь второй этаж занимал зал приемов, застеленный прекрасным белым ковром. На стенах висели китайские картины, и около сорока человек делали все возможное, чтобы огромное помещение не выглядело пустым.

Маленький старикашка в вечернем костюме, купленном, вероятно, еще до того, как он отощал, подошел ко мне и почти неощутимо пожал руку.

– Очень приятно, что вы пришли, – сказал он дискантом, напоминающим звуки флейты. – Не сомневаюсь, что вы знакомы со всеми. – И вновь исчез в толпе.

– Бокал шампанского, сэр? – Моего локтя коснулся официант, держащий на весу здоровенный поднос с двадцатью бокалами шампанского. Я схватил ближайший ко мне бокал до того, как он успел уплыть в сторону, и замер, потягивая шампанское, определенно домашнего изготовления, и разглядывая собравшихся. Возможно, треть из них были китайцы, остальные – европейцы. Но ни одного знакомого!

Величественная мадам с огромным бюстом, украшенным фальшивым бриллиантом, подплыла ко мне, как под парусами.

– Это же замечательно, что Виат пробудет несколько дней в нашем городе, – сказала она, благосклонно мне улыбаясь. – Говорят, он – величайший из ныне здравствующих авторитетов по нефритовым статуэткам! Думаю, нам ужасно повезло! У меня есть фигурка, которая уже многие годы не дает мне покоя – я уверена, что она относится к периоду раннего Чжоу, но некоторые несносные упрямцы настаивают, что к династии Тан. Они, конечно же, ошибаются, и теперь я смогу обратиться за подтверждением к душке Виату, они же ведь не осмелятся спорить с ним?

– Какого Виата Чжоу вы имеете в виду? – с недоумением спросил я.

Огромные груди колыхнулись, как горы при сильном землетрясении.

– Вы такой душка! – восторженно воскликнула она. – Какое чувство юмора! – Дама игриво заехала мне локтем глубоко под ребра, и я решил, что три из них уж точно сломались. – О! – вновь воскликнула она. – А вот и он!

Груди развернулись, как паруса, когда она легла на другой галс и поплыла через зал.

Я одним глотком допил бокал и обменял его на полный с проносимого мимо подноса. Еще с полдюжины людей вошло в помещение, и постепенно вокруг начали разгораться разговоры. Пара парней, стоявших рядом со мной, оказались втянуты в оживленную дискуссию о точном назначении ритуального диска и о том, действительно ли он является символом Неба. Разговор явно был рассчитан на то, чтобы к нему прислушивались затаив дыхание.

Затем, подобно миражу в бесплодной пустыне, появился единственный вид нефрита, в котором я разбираюсь, – если вольно трактовать Шекспира. В виде блондинки, высокой, с изгибами тела, которые вряд ли могли оставить равнодушным хоть одного изготовителя нефритовых статуэток. Ее белокурые с земляничным оттенком волосы были гладко зачесаны и собраны в высокий пучок, начинающийся от основания ее шеи. У блондинки было на удивление высокомерное лицо, пухленькая нижняя губа, которая презрительно кривилась, и неприкрытый цинизм в темно-серых глазах. Она была в коротком черном платье из шелкового крепа с глубоким вырезом, отделанным черным кружевом, и таким же кружевом был замысловато обшит подол. Вырез открывал впечатляющий вид на глубокую ложбинку между выступающих грудей, и я подумал, что если и она начнет нести чушь насчет Чжоу и династии Тан, то я сотворю что-нибудь дикое, например вылью содержимое своего бокала в вырез ее платья.

– Привет, – произнесла она звучным, но скучающим голосом. – Я Юдит Монтгомери, а заодно и секретарь Общества. Вы, очевидно, новичок?

– Дэнни Бойд, – представился я, поворачивая голову чуть вбок, чтобы она получила возможность полюбоваться моим левым профилем. – Мой друг назначил мне здесь встречу, но где-то задержался. Я его не вижу.

– Может, я смогу помочь вам найти его?

– Джонатан Кук.

– Нет, его здесь нет, – уверенно заявила она.

– Кроме того, я предполагал, что встречу здесь еще одну свою знакомую, но и ее не вижу, – мрачно добавил я. – Ее зовут Лака Тонь.

Блондинка нахмурилась.

– Лака Тонь? Не думаю, что я ее знаю.

– Что ж, – сказал я уныло, – похоже, мне не повезло с обоими.