Ганнон покинул лагерь Гамилькара. Ещё, вчера, он приказал собраться своей свите и вооружённой охране. Исчезновение дочери, сделало его раздражительным и нетерпеливым к чужому счастью. Он не мог смотреть на дочь Гамилькара Саламбо, не вспоминая свою Лейлу. Наверное, именно поэтому, меж ним и Гамилькаром, вновь пробежала тень. Ганнон стал стремиться к самостоятельным действиям и торопился в Карфаген, где он хотел провести расследование измены Сарафа и, заодно, проинспектировать свою отдохнувшую армию, как Наместник Ливии. Гамилькар, как протектор города, не стал препятствовать ему в этом! Вот именно это, так ранило Ганнона! Что, Гамилькар имея право забрать у него командование армией, унизительно для Ганнона, продолжал терпеть его командование ею! Это унижало его и рассматривалось как насмешка Баркидов! Этим, Барка, якобы, демонстрировал всем, что способен одерживать победы, не смотря на нытье находящегося рядом Ганнона! А его неудовольствие, действительно, определялось каждодневным нытьём! Он, все время, был чем-то недоволен! То, Гамилькар остановился у одного из городов, на очень, как ему казалось долгий срок, вместо того, чтобы преследовать врага! То, неожиданно, выяснялось, что Гамилькар переформировывает совет этого города, в котором остановился пополнить провизию! Для него это означало, только одно – Гамилькар усиливает в провинциях свою партию! То, Гамилькар проводит советы, не пригласив на него Ганнона, тем самым показывая прямое игнорирование ветви рода Ганнонов!.. Каждый день, Ганнон, находил повод и тысячи причин, продемонстрировать своё недовольство! Наконец, терпение Гамилькара, лопнуло, когда Ганнон, пришёл к нему на совет, окружённый своей свитой, которую развернули и отправили восвояси!..

– Что, ты себе позволяешь? – орал Ганнон, войдя в ставку, – Мое положение в армии, равное твоему! Ты выставляешь меня посмешищем, перед моими командирами!

– А, что для тебя важнее? Твоё положение или польза и результат в войне с мятежниками? – повернул к нему голову Гамилькар.

Голос его был спокоен и ровен.

– У нас утечка информации из лагеря! – продолжил Барка, – уже дважды, наши отряды для сбора провизии, были атакованы крупными силами врага?! Их там ждали!

– Ну и что? Ты готов обвинить в нападениях на свои обозы моих людей? Точно также, я, могу обвинить и твоих!? Где доказательства? – тем же голосом, продолжал Ганнон.

– Мне некогда, собирать доказательства! – отвернулся от него Гамилькар, и кивнул Теоптолему, давая тем самым знак сменить тему обсуждения, на менее значимую, – Мне, намного легче, сузить круг посвящённых в свои планы! А, предательство вскроет время! Как, вскрыло оно намерения Сарафа, которому ты доверял больше всех!

Эти слова, уязвили самолюбие суффета до глубины его души, как и не прикрытый кивок своему заместителю о смене темы!

– А, ты, не доверяешь уже и мне!? У которого на этой войне исчезла дочь, из-за нерасторопности твоего трибуна-латинянина!

Именно этот возглас, вывел Гамилькара окончательно. Он, резко обернулся к суффету.

– Придержи язык, Ганнон! Так он заведёт слишком далеко! Не забывай, что находишься в армии наёмников! Антоний, отдал свою жизнь, защищая твою дочь! И она любила его, всем своим чистым сердцем! Я это видел собственными глазами! А, пронзил её мечом, твой доверенный спаситель! Которого, ты, видел своим зятем! Не надо делать лицо, будто бы этого никто не видел и не понимал! Весь Карфаген, говорил об этом! Мне, написал об этом Ганнибал Корт! Я не знал об этом в силу того, что отсутствовал в городе, долгое время! И эти твои планы на судьбу Лейлы, кончились для неё очень плачевно! К моему огромному сожалению, ибо, клянусь светлым взглядом Астарты, я желал ей только добра и счастья!

Ганнон опустил голову, после этих слов Гамилькара. Он, какое-то время, стоял задумавшись.

– Я, надеюсь, ты не обвиняешь меня, в том, что я мог поддерживать мятежника? – спросил Ганнон, уже совсем другим тоном.

– Поддерживать ты его не мог! Об этом никто не говорит. Но, закрывать глаза, на некоторые его попытки изменения политического статуса управления нашего города, ты мог и делал это! Кто поддержал проект, во вхождение в совет Ста Четырёх, представителей совета Магнатов? Не ты ли?! Гамилькон, твой родной брат, послал тебе письмо, где все обстоятельно объяснил, о том, что этот совет создала сама царица Дидона! Что в него, входили лишь прямые потомки ветвей царского рода и не надлежит, превращать его в представительский совет, всех слоёв города! Но, ты не внял словам, даже, собственного брата! И в итоге, в совет попали рода переселенцев, которые прибыли в город пятьдесят – сто лет назад! Какие ценности они могут принести в город, которому восемь с половиной веков? Тобой руководил свой личный интерес! И все эти пляски вокруг тебя, этой Касты Жрецов Молоха? Что может тебя с ними связывать? Что, ты хочешь добиться от их поддержки, и главное, чего хотят они от тебя? Ведь они напрямую были связаны с Сарафом? Помнишь битву у Утинских холмов? Забыл?..

Ганнон опустил голову, не отвечая Протектору города.

– …Отправляйся в Карфаген, Ганнон! Займись делом! Каким, я думаю, ты сам найдёшь? А, если хочешь помочь в войне с мятежниками, то всегда есть тысячи способов сделать это! Ганнибал Корт, собирает армию у Карфагена! Запишись в неё в качестве тысячника! Послужи отчизне не интригами и кознями, а мечом и копьём! Это очистит твой разум и даст возможность, сделать, что-то полезное для города после войны!

Эти слова, о тысячнике в армии Ганнибала Корта, разожгли лютую ненависть к Баркиду, в сердце Ганнона. Лицо Наместника Ливии, налилось желчью и гневом. Дыхание перехватило…

«– Меня, суффета Карфагена, Наместника Ливии, простым тысячником в армию Ганнибала? Это неслыханная наглость! И, кто мне говорит это?! Человек, чьи бывшие наёмники разоряют мою страну?! Это я должен подозревать и не доверять, а не он?! А, вместо этого, я подвергаюсь унижениям!»

Тщеславие, полностью разъевшее душу суффета, заставило, помутнеть и разум, а после, развернуться от Гамилькара и выйти из зала совета…

…Он ехал в середине своей свиты, которая была окружена многочисленной охраной. Наместник Ливии возвращался в Карфаген, потеряв дочь и потеряв свою провинцию… Это терзало его душу, и раздумье по этому поводу, не покидало голову суффета всю дорогу…

«– Как, бесславно я возвращаюсь в город! – думал он, – Моё возвращение подобно, возврату, обанкротившегося торговца! И, ничего, кроме усмешек и ехидных ухмылок, ждать не приходится… Я, слишком быстро поднялся до своего уровня! Заработав, побочно моему возвышению, кучу недоброжелателей! Да! Теперь, все недоброжелатели и завистники, поднимут голову! Та часть Магнатов, что напрямую была связана с Сарафом, убежала в Утику! Но, некоторые затаились! Надо найти их! Этим я подниму свой пошатнувшийся авторитет! Да, но что моя провинция оказалась гнездом восстания мне, конечно же, припомнят! Как я этого не заметил? Сараф – подлый человек! В одном, мы сошлись с Гамилькаром! Его тело недостойно, даже, возвращения в город! Поэтому, его клюют вороны у пещер! А как он мостился под меня! Какие намёки мне бросал! И, если честно признаться, я во многом шёл ему навстречу! Да, я уловил ту линию в его речах, что указывала на его намерения в будущем изменить структуру управления городом! Он смог найти мою слабую сторону! Подлая змея! И в тот день, когда мои слоны рассеяли ливийскую пехоту компанца Спендия, именно он потащил меня в Утику, оторвав от армии, которая ночью подверглась разгрому! Да, и там, вместе с ним, был Капитон! И, прав Гамилькар, вся это возня Касты и Сарафа подозрительна? Что их связывало? Это первое, что нужно выяснить по приезду в Карфаген?! То, что Капитон ненавидит Баркидов, это знают все! Храм открыто враждует с Баркидами много веков! Но, что связывало Касту и сына предателя Бомилькара, на распятии которого и настояла сама Каста? Ведь, поэтому, Сараф должен был испытывать лютую ненависть к Касте? Но её не было! Или была, но глубоко скрытая? Сараф, оказался человеком хитрым и скрытным…»