— Хальт!

Иду по-прежнему, не оглядываясь.

— Русс, хальт, хальт, стой!!

Пришлось остановиться.

— Аус вайз, паспорт… битте!

Отвечаю:

— Нет, господа, нет, я… в Форос, санаторий…

Один из них пристально смотрит на меня и ломаным русским языком говорит: "Паспорт!", а другой дергает за вещевой мешок.

— Стойте, стойте, есть паспорт… есть, в кармане!.. — говорю им. Опускаю руку в правый карман и долго вожусь.

Выхватил свой пистолет да в упор одного, другого. Тут пошла свалка. Немцы с моста ко мне, ну, а партизаны уже рядом…

…Партизаны, следя за командиром, страшно волновались. При первом же выстреле они пулей вылетели из сарая, очередями отогнали бегущих гитлеровцев и — к командиру.

Собрали трофеи: оружие, документы. Все делалось с исключительной быстротой и точностью.

Фашисты преследовали партизан, но подняться в горы, наверно, побоялись. Сотни пуль со всех сторон бесцельно летели вслед партизанам.

— Товарищ командир, а як же с мостом? — спрашивал дед. Он был в полном восторге.

— Так же, как с фашистами, — уничтожим.

— Я сам пойду к мосту, — храбрился Кравец.

Стрельба долго не смолкала. Напуганные и удивленные фашисты до поздней ночи шныряли по шоссе.

Партизаны выжидали, стуча зубами от холода.

Выяснилось, что второпях забыли тол.

— Разрешите? — спросил сапер Кучеров командира, желая исправить свое упущение.

— Иди, да пусть дед с тобой пойдет. Кравец, ты хотел к мосту, вот иди за толом, — усмехнулся командир.

— Есть! — сверх ожидания бодро ответил дед.

Самое трудное в опасных условиях — ждать. Холод пронизывал насквозь, одежда казалась ледяной коркой. Партизаны дрожали, ругали Кучерова и деда. Командир, твердо решил с мостом разделаться и без успеха в лес не возвращаться.

Немцы на шоссе притихли. Все реже нарушали тишину автоматные очереди.

Уже за полночь партизаны услыхали скрип снега.

— Кто?

— Я, — отозвался Кучеров.

— Где дед?

— Он там у дороги, на фашиста приглядывается.

— Малий, Кучеров, за мной! Остальным ждать, — приказал командир. Шли по холодной воде. Падали на скользких камнях. Через полчаса, наконец, нашли деда.

— Что на мосту?

— Часовые. Надо ричкой пидходить, шум воды в пользу буде, — рекомендовал дед.

Командир взял с собой Малия и приказал:

— Кучеров, давай с дедом под мост, а мы, в случае чего, часовых уберем.

Трудно пересказать все далее случившееся. Да и сами партизаны участники операции вспоминают все, как сон. Знали точно одно — нужно мост взорвать!

Часовые постукивали коваными сапогами по мосту — грелись. Зинченко и Малий вползли чуть ли не на мост и, следя за каждым часовым, ждали сигнала «готово».

В шуме журчащей воды вдруг раздался резкий окрик немца:

— Хальт, хальт! — щелкнул затвор, но командир короткой очередью скосил часового.

— Скорее, скорее!!

Откуда-то взялись еще немцы, началась стрельба.

— Готово! — кричал дед. Он бежал от моста, сжав руками голову.

Раздался взрыв, партизаны бросились на землю.

Начали отходить, Кучерова не было.

— Дед, дед, где сапер? — спросил Зинченко.

Стуча зубами, Кравец едва вымолвил:

— Там…

Опять поползли к мосту и за одной каменной глыбой подобрали тяжело раненного Кучерова.

— Ванек, дружище, жив?

Через час партизаны поднимались в горы, неся на руках товарища. Фашисты на дороге все еще палили в белый свет. Рассветало.

Сменяя друг друга, партизаны несли умирающего сапера.

Высоко на снежном плато сержант Кучеров попрощался с товарищами.

— Карточку… достаньте… партбилет…

Из его кармана достали партийный билет, фотографию молоденькой женщины с беловолосым малышом на руках.

— Прощайте… — последним усилием выговорил Кучеров.

Партизаны хоронили его, забыв усталость, свои успехи, взорванный мост.

Мы часто не замечаем великое в сердцах окружающих нас людей. И только когда подвиг совершен, когда он дошел до твоего сознания, тогда начинаешь понимать, какой человек жил рядом с тобой, какие люди окружают тебя. Тогда начинаешь понимать, что нет трудностей, которых нельзя преодолеть. Ведь рядовой коммунист Кучеров не побоялся пойти на смерть. Его героический подвиг звал к борьбе.

Да разве только Кучеров! В тяжелейшие дни войны здесь, в Крыму, как и на всех фронтах Отечественной войны, первое, самое смелое, самое решительное слово принадлежало коммунистам.

Крымский областной комитет партии направил в партизанские отряды две тысячи коммунистов. Они пришли с заводов, фабрик, колхозов и совхозов и встали на самые трудные и ответственные участки борьбы с врагом. Из числа коммунистов вышли многие талантливые руководители партизанских отрядов — тот же Михаил Македонский, организатор внезапных налетов партизан на вражеские гарнизоны, или Николай Кривошта, быстро поднявший на ноги Ялтинский отряд.

Коммунисты всегда подавали остальным партизанам пример стойкости, мужества и героизма, используя все силы и средства, какие были в нашем распоряжении, для одной цели — разгрома врага, а если враг все же оказывался сильнее, умирали, сражаясь до последней капли крови. Так погибли в бою, спасая свой отряд, коммунисты Тамарлы, Седых, Фадеева. Так, бросившись с последней гранатой на врага, погиб коммунист Пархоменко.

А вот сейчас, выполняя важное для Севастополя задание, на глазах у товарищей отдал свою жизнь коммунист Кучеров. Он был очень скромным, тихим человеком, — многие из нас даже плохо помнили его лицо. Но его такая же тихая и скромная, но героическая смерть сильно подействовала на партизан.

Шло время, шли бои, а подвиг Кучерова продолжал жить с нами…

Взрыв моста был первым ударом по коммуникациям врага, на двое суток задержавшим его продвижение. Партизаны четвертого района уничтожали тылы фашистской дивизии. Особенно активно действовали отряды третьего района: Алуштинский, Евпаторийский. На Кастельском перевале они семь раз нападали на части этой дивизии. Позднее мы узнали, что на участке Зуя — Феодосия на вражеские подразделения напали партизаны первого и второго районов: отряды Генова, Чуба, комиссара Лугового, отряды Федоренко, Куракова, военная группа Лобова, Попова, Городовикова.

В общей сложности за восемь суток продвижения дивизия двадцать четыре раза подвергалась нападениям партизан, и переброска ее задержалась на пять с лишним суток.

Операцией пограничников пятый район открыл новый боевой счет. Но, конечно, этого было бы недостаточно, если бы другие партизаны — жители Балаклавы, Севастополя — своими делами не помогли укреплению партизанского «баланса».

Балаклавцы во главе со своим командиром Терлецким удачно разбили румынский обоз и, что было особенно ценно, провели эту операцию в каких-нибудь четырех километрах от переднего края у штаба румынской бригады.

— В общем дела понемногу пошли, теперь бы продукты изъять у врага, — сказал мне Домнин и, поглубже нахлобучив шлем, добавил: — Я поведу людей на мельницу в Колендо[16].

— Виктор, опасно, — усомнился я. — Оттуда до переднего края рукой подать…

— Опасно, — улыбнулся комиссар. — Меня тревожит, есть ли там мука… Одним словом, через час выходим, — решительно сказал комиссар и пошел готовить партизан в поход.

…Колендо, наполовину разрушенная снарядами, которые часто залетали сюда из Севастополя, была едва заметна в известняках, громоздившихся над шумной рекой.

Фронт дышал рядом. Вспыхнуло зарево у Итальянского кладбища. Партизаны наблюдали за ночной жизнью самого южного фланга огромного, от Белого до Черного морей, советско-германского фронта. Слева, на Генуэзской крепости мигал огонек — это была конечная точка фронта, дальше — море, а за ним уже турецкие берега.

Тропа была труднопроходима, время и дожди крепко поработали, чтобы стереть ее. Задыхаясь от усталости, партизаны по шатающимся настилам переходили через пропасти.