Пэл улыбнулся:

– Можете не сомневаться, я не буду забывать о вас, Кааврен. Однако должен вас заверить, что вы вовсе не гниете на незначительной должности, – во всяком случае, я так не считаю. Есть натуры, которым суждено возвыситься над другими смертными. Первый среди них Адрон э'Кайран, герцог Истменсуотча. И хотя я не понял этого сразу – вы второй. Так что не беспокойтесь.

– Насчет первого я с вами согласен, Пэл, а вот относительно второго…

– Запомните мои слова, добрый Кааврен. И с этим я покидаю вас, чтобы они получше запечатлелись в вашей памяти. Мне нужно спешить.

И, еще раз сжав руку друга, Пэл поднял свой капюшон и вышел из кабинета Кааврена, который так и остался стоять, удивленно улыбаясь и глядя вслед йенди.

Вскоре после ухода Пэла Кааврен направился домой. Хотя тиаса, будучи лейтенантом Гвардии, имел право жить в своих покоях в Крыле Дракона, он продолжал снимать дом на улице Резчиков Стекла, мы надеемся, читатели еще о нем не забыли. По дороге Кааврен, по обыкновению, остановился на углу проспекта Парка Семи Лебедей и улицы Дракона купить пирог у лоточника.

Лоточник, текла по имени Раф, почтительно ему поклонился:

– Сегодня, милорд, у меня пироги с олениной и грибами. Я выдерживал начинку несколько часов в маринаде из вина и эстрагона, прежде чем положить ее в тесто.

Кааврен кивнул и взял пирог, Раф угощал его всякий раз в благодарность за то, что тиаса лет девяносто назад уладил его территориальный спор с другим лоточником. Поэтому Раф протянул Кааврену горячий пирог (поддон тележки теклы был наполнен пылающими углями) и вежливо поклонился. Лейтенант молча принял дар и поклон как должное и повернул к дому, но тут ему в голову пришла неожиданная идея.

– Как идут дела, мой дорогой Раф? – спросил он. Текла, который никак не ожидал такого поворота, не сразу сумел собраться с мыслями и лишь после паузы ответил:

– Дела, милорд? Прошу меня простить, ваша светлость. Вы, кажется, спросили, как у меня идут дела?

– Ты совершенно правильно понял, мой дорогой Раф, именно о них я тебя и спросил.

– Ну, милорд, раз уж вам интересно, я отвечу. Честно отвечу.

– Ничего другого мне и не нужно.

– Дела, милорд, идут хорошо. Сегодня у меня купили столько же пирогов, сколько вчера, а завтра рыночный день. Думаю продать еще больше.

– Значит, ты сводишь концы с концами, Раф?

– Да, милорд. И даже лучше. Можно сказать, я процветаю.

– Процветаешь?

– Да, милорд. До такой степени, что моя жена теперь покупает глазурь более высокого качества, – поэтому-то ее фаянс стал продаваться еще успешнее, а я покупаю отличное мясо для пирогов, которое вы в них обнаружите, когда начнете есть. Боюсь, пирог у вас в руках уже начинает остывать. Так что торговля у меня идет просто превосходно. Скоро мы сможем оставить наше жилье у Двух Каналов и перебраться в отличные комнаты на улице Монахов. Подумываем даже завести ребенка, о чем мечтали большую часть последнего столетия, милорд.

– Ну тогда, Раф, я должен тебя поздравить. И делаю это с огромным удовольствием.

– Благодарю, милорд.

– Рад, что новый налог не причинил тебе вреда.

– Вреда, милорд? Напротив, именно благодаря налогу я и разбогател.

– Он принес тебе доход? Разве такое возможно?

– Все очень просто. Хотите объясню?

– Выслушаю тебя с интересом.

– Вот как это получилось. Я продавал каждый пирог за девять медных пенни – за исключением, конечно, вас. Ну а как ввели новый налог на пшеницу и мясо, мои расходы возросли на два пенни – в расчете на каждый пирог.

– И что?

– Естественно, расходы моих конкурентов выросли также.

– Да, разумеется. И ты поднял цену?

– Нет, милорд, в этом-то и весь секрет. Я оставил цену прежней, а мои конкуренты ее подняли.

– И что же дальше?

– Дальше, милорд, – теперь все приходят ко мне. Конкуренты начали разоряться, я заполучил их клиентов, которые приходят ко мне с противоположного конца города. Конечно, это связано и с качеством мяса…

– Тут я всецело с тобой согласен, добрый Раф.

– … но главная причина моего процветания в том, что другие лоточники повысили цены. И хоть я зарабатываю сейчас на каждом пироге меньше, продаю-то их намного больше – настолько больше, что уже целый год с тех пор, как повысились налоги, по вечерам возношу молитвы о здравии его величества. Вот так новые налоги помогли мне нажить состояние.

– Ну, теперь мне все понятно. Спасибо, ты все отлично объяснил.

– Милорд, вы оказали мне честь, спросив.

Кааврен вежливо кивнул и пошел домой, предоставив лоточнику разбираться с приличной очередью, терпеливо (а точнее, благоразумно) дожидавшейся, пока Раф закончит разговор с лейтенантом.

Надо заметить, наступил вечер, тот самый час, когда лавочники и ремесленники возвращаются после завершения дневных трудов, а нищие и проститутки только принимаются за работу, его же величество заканчивает обед и направляется к игорным столам или обсуждает предстоящую охоту с придворными. Кааврен вернулся домой, словно какой-нибудь лавочник, уставший после долгого дня и с нетерпением ожидающий ужина с семьей.

Однако на этом сходство (о нем мы непременно должны упомянуть, поскольку подобная мысль не раз приходила в голову Кааврена, причем исключительно в одно и то же время дня) между лейтенантом Императорской гвардии и десятками тысяч лавочников, торговцев и текл заканчивалось. Во-первых, он уже завершил свою вечернюю трапезу в виде пирога, который, как и всегда, оказался сочным и свежим. Во-вторых, вся его семья состояла из единственной служанки, Сахри, успевшей заметно постареть и теперь исполнявшей свои обязанности гораздо лучше, нежели раньше: готовить или вести хозяйство с большим рвением или умением она не стала, зато сделалась молчаливее.

И если в этот день во дворце произошло много неожиданных событий, то дома у Кааврена все было как обычно. Когда он появился в дверях (на них красовался бронзовый геральдический знак тиасы), Сахри подняла глаза, на секунду оторвавшись от книги, а потом снова молча вернулась к чтению. Кааврен прошел мимо нее, остановившись лишь взглянуть, что же ее так увлекло. Обнаружив, что служанка занята изучением скандальных стихов, их автор называл себя «Отравителем», лейтенант направился в свою комнату, поскольку подумал, что ему нечего сказать по данному поводу.

Дабы читатель не сделал неправильных выводов относительно отношений между тиасой и теклой (а отсутствие взаимоотношений, естественно, само по себе тоже взаимоотношение) и не посчитал их напряженными, разрешите заявить: это не соответствует истинному положению вещей. Напротив, они настолько хорошо друг друга понимали, что им не требовалось слов, более того – оба испытывали отвращение к ненужным разговорам.

Добравшись до своей комнаты и повесив ножны со шпагой на гвоздь на верхней площадке лестницы, Кааврен сразу вспомнил о письме, которое начал сочинять своему старому другу Айричу (мы уже упоминали об этом лиорне и осмеливаемся надеяться, читатель о нем не забыл) неделю или две назад, но так и не закончил. Он взял листок бумаги и прочитал несколько строк. Это были ответы на вопросы последнего письма Айрича – всего пара предложений, поскольку особых событий в жизни тиасы не произошло. Сам Айрич прислал короткую записку, где спрашивал о здоровье и новостях. Кааврен, не в силах ничего придумать, оставил недописанное послание на столе – в качестве напоминания, – и, как мы видим, не зря.

Встреча с Пэлом преисполнила Кааврена решимости дописать ответ. Он уселся за стол, смял листок и бросил его в угол, где уже валялось с десяток других, в ожидании того времени года, когда тиаса наконец решался допустить Сахри в свой кабинет, а та изъявляла такое желание. Кааврен разыскал чистый лист – он пользовался идеально отбеленной бумагой, сделанной в Хаммерсгейте по самой новейшей технологии, – и начал заново: