или белых цветов.

БЛАГОСТНЫЕ ДНИ В МИРНОМ РАЗДУМЬЕ

Счастье - это не только разделенная любовь,

Не только почет, богатство, успехи в политике и войне;

Но, когда жизнь медленно вянет, и утихают бурные страсти,

И наступает великолепие прозрачных, тихих закатов,

И легкость, свершенье, покой охватывают тело,

словно свежий, благовонный воздух,

И осенние дни светятся мягким сияньем,

И наливается, наконец, яблоко и висит на ветке,

созревшее и готовое упасть,

Тогда приходят самые счастливые, самые умиротворенные дни

Благостные дни в мирном раздумье.

ЕСЛИ БЫ МОГ Я

(Из стихотворения "Мысли на морском берегу")

Если бы мог я помериться силой с великими бардами,

Запечатлеть черты величаво прекрасные,

Вызвать на состязанье Гомера со всеми боями и воинами

Ахиллом, Аяксом, Гектором,

Нарисовать, как Шекспир, окованных скорбью Гамлета,

Лира, Отелло,

Или - как Теннисон Альфред - воспеть белокурых красавиц,

Если бы я овладел искусным размером

И совершенною рифмой - усладой певцов,

Все это вместе, о море, я отдал бы с радостью,

Только бы ты согласилось мне передать колебанье единой

волны, одну ее прихоть

Или дохнуло в мой стих влажным дыханьем своим,

Отдав ему запах морской.

ОТЛИВ; ДНЕВНОЙ СВЕТ МЕРКНЕТ

(Из стихотворения "Мысли на морском берегу")

Отлив; дневной свет меркнет,

Благовонная морская прохлада надвигается на землю, заливает

ее запахами водорослей и соли,

А с ними множество сдавленных голосов, поднимающихся

из клубящихся волн,

Приглушенные признания, рыдания, шепот,

Словно доносящиеся от далеких - или где-то укрытых

людей.

Как они погружаются в глубину и вырываются на миг на

поверхность! Как они вздыхают!

Неназванные поэты - художники, величайшие из всех,

с дорогими им, но неудавшимися замыслами,

Любви безответность - хор жалоб веков - последние слова

надежды,

Отчаянный крик самоубийцы: "Уйти в безграничную пустыню

и не вернуться больше никогда".

Так вперед, к забвению!

Вперед, вперед, выполняйте свое дело, погребальные волны

отлива!

Вперед, наступает твоя очередь, яростный прибой!

О ГЛУХОЙ, ГРУБЫЙ ГОЛОС МЯТЕЖНОГО МОРЯ!

О глухой, грубый голос мятежного моря!

Днем и ночью брожу, вслушиваясь в твой шорох, в удары

прибоя,

Стараюсь понять странный смысл твоих слов

(Здесь я просто стремлюсь передать их)

И табуны белогривых коней, что несутся на берег,

И широкую улыбку покрытого солнечной рябью лица,

И хмурое раздумье, а за ним бешенство ураганов,

И неукротимость, своеволье, причуды;

Как ты ни велик, океан, твои обильные слезы - о вечном,

недостижимом

(Что может еще возвеличить тебя, как не великие схватки,

обиды и пораженья),

Твое огромное одиночество - ты его вечно ищешь

и не находишь:

Наверно, что-то отнято у тебя, и попранной вольности голос

все звучит и звучит яростно, не слабея,

Твое сердце, как большое сердце планеты, закованное бьется,

ярясь в твоих бурунах,

И широкий разбег, и срыв, и не хватает дыханья,

И размеренный шелест волн по пескам - шипенье змеи,

И дикие взрывы хохота - далекое рыканье льва

(Ты грохочешь, взывая к неба немой глухоте, - но теперь

наконец-то доверчиво изливаешь

Обиды свои, наконец-то другу в призрачной ночной тишине).

Последняя и первая исповедь планеты,

Возникающая, рвущаяся из глубин твоей души!

Эту повесть об извечной, всеобъемлющей страсти

Ты родной поверяешь душе!

ТВОЮ ЗВОНКОГОРЛУЮ ПЕСНЬ

На восемьдесят третьем гра

дусе северной широты, когда до

полюса оставалось расстояние,

которое быстроходный океанский

пароход, плывущий по открытым

водам, покрыл бы за сутки, - ис

следователь Грили услышал од

нажды пение полярной овсянки,

веселыми звуками оглашавшей

безжизненные просторы.

Твою звонкогорлую песнь средь арктической белой пустыни

Я приму как урок, одинокая птица, - ведь и мне, словно гостя,

встречать пронзительный ветер,

Подступивший трескучий мороз - замирающий пульс,

цепенеющий разум,

Этот плен ледяной, мою старость (о, стужа, суровая стужа!),

Этот снег в волосах, ослабевшие руки, озябшие ноги.

Я беру твою бодрую веру, о птица, я буду ей верен;

Петь мне не только лето и юг, не только юный восторг и теплые

волны прибоя

Недвижный, затертый во льдах, как корабль, я грозной гряде

облаков, принесенной годами,

С радостью в сердце песню спою.

ЙОННОНДИО

Смысл этого слова - плач по

аборигенам. Это ирокезское слово,

употреблявшееся как имя собст

венное.

Йоннондио, - ты песня, ты стихи,

Йоннондио, - сам звук твой, как псалом

Меж пустошей и скал, сквозь зимнюю пургу,

Во мне рождает смутную картину;

Йоннондио - взглянув на север или запад,

Я вижу бесконечное ущелье,

Я вижу прерии меж темных гор,

Я вижу, как сошлись индейцы на совет,

Могучие вожди и старые шаманы

В вечерних сумерках клубятся, словно духи

(Порода диких чащ и вольных горных круч!

Не образ, не стихи, - они придут позднее),

Йоннондио, - не став изображеньем,

Йоннондио, - навеки исчезают,

Стираются и уступают место

Растущим городам, и фабрикам, и фермам.

Глухой и звонкий звук, как причитанье,

На миг возникло в воздухе и мимо

Прошло и потерялось навсегда.

Йоннондио!

ИСТИННЫЕ ПОБЕДИТЕЛИ

Старые фермеры, путешественники, рабочие (пусть сгорбленные

- от труда, пусть искалеченные),

Старые моряки - много опасных дорог, бурь и крушений у них

позади,

Старые солдаты - они помнят походы, отступленья, кровавые

раны,

Разве мало того, что они уцелели, выжили, - долгая жизнь

требует столько упорства!

Они прошли через все испытанья, битвы и схватки - они-то

и есть

Истинные победители.

СТАРИКОВСКОЕ СПАСИБО

Стариковское спасибо, - пока я не умер,

За здоровье, за полуденное солнце, за этот неосязаемый воздух,

за жизнь, просто за жизнь,

За бесценные воспоминания, которые со мною всегда (о тебе,