Кони нынче дороги Если б кобыла тебя не любила, её б во поле не было. А когда скотина хозяина знает, то она пашет и пашет, пахает! Ежели конь во полище пашет, то нет и домища краше: жена сыта, накормлены дети и родственнички все эти. Но бывает, приходит беда, от неё не сбежишь никуда! Гляди, прёт богатырская рать да хочет кобылу отнять: «Почём, мужик, лошадь продашь?» – Как же её отдашь? Без неё ложись, помирай! Богатыри: «Да хоть в рай! Знаешь, идёт война с ханом чужим, и беда будет совсем большая, если ему родная супруга твоя приглянётся!» Мужичонка плачет, сдаётся: – Ну забирай и меня в своё войско! «Это по нашему!» Бойко от мужиков деревню избавили, к своим же кобылам приставили, и по заморскому хану ратью! А поля не ждут, их пахать бы! Бабы сами себя запрягут и пойдут, пойдут, пойдут… «Чего бабоньки да без кобылы?» – Нынче кони дороги были! Царь казак, царица казачка
Небеса обетованные, повесть дивная: деревянный дом, земля неглинная, соха, метла и уздечка, корова, свинья да речка. Кобыла совесть забыла – пляшет, петух крылами с забора машет, кошка пошла до кота, сижу на завалинке я. Солнце играет. Жинка не знает какой я ей приготовил подарок: там за сараем стоймя стоит трон резной. «Не садись, жена, не, постой! Одень нарядное платье да ленту атласную вплети в золотую косу`, теперь садись. Пусть не скосит нас бог запорожский! Ты царица, я царь литовский!» – Ну и дурак же ты у меня, Кондратий! Зря время потратил, — вздохнула Оксана, но исполнила, что муж сказал ей. Совершив обряд, я был рад: «Ну вот, теперь мы под защитой великой!» Бог с неба безликий смотрел, не глядя: «Ну и дурак ты, Кондратий!» * Небеса обетованные, повесть дивная: деревянный дом, земля неглинная, небо, рай и поля плодородные. Гуляй, казак с царской мордою! Монах влюбился От добра добра не ищут. – Ты куда? «Где ветер свищет, и ломает паруса лишь вода, вода, вода!» – Не туда тебе, рыбак, хлипковата лодка так. «Я плыву, ты не мешай, корабеле ходу дай!» Так монах сам с собой разговаривал и от брега родного отчаливал: не за рыбой он в путь пустился, к нему в голову чёрт просился. «Видно что-то не так», — начал думать монах. А захотелось служке божьему счастья: влюбился он, вот несчастье. И другого пути не нашёл, как в лодочку прыг и пошёл, погрёб, трусливо сбегая: «Нельзя мне!» – Не понимаю! От добра добра не ищут. Но ветра во поле свищут, и ломает паруса лишь сама свята душа. Царица Турандот А царица Турандот в замке краденом живёт, в замке краденом живёт, тихо песенки поёт про Русь да про мать: ни доплыть, ни доскакать! А царицу Турандот Сулейман в поход зовёт, Сулейман в поход зовёт, да в поход совсем не тот: не до белой Руси, а до чуждой земли. А царица Турандот в тот поход и не идёт, не идёт в поход царица, в замке хочет материться! В замке краденом живёт бела дева Турандот. Краденая дева не пила, не ела, не ела, не пила, пока не затошнило. Стало сразу ясно: живём мы не напрасно, не напрасно мы живём, скоро ляльку понесём на показ всему дворцу да Сулейманчику отцу! Ой ты, дева-девица турандотская царица, жизнью своей краденой помни отца с матерью. Но своим дочерям ни за что не отвечай где их предки живут. Сулейманки не поймут! Сулейманки не поймут, они сердцем своим тут, на персидских берегах, и серёженьки в ушах весело поблёскивают каменьями заморскими! Не плачь горько, мать, дочерям не пропадать: отдадут их замуж далеко за море, не увидишь их боле. Эх, царица Турандот в замке краденом живёт, в замке краденом живёт, песни русские поёт о доме, о хлебе, о краях, где ей не быть. |
