А потом я увидел их. Вырвались из-за горизонта, устремились ко мне, еле-еле видимые в сумерках, но даже в полумраке я четко видел, как струится кровь из колотых ран.
Я не верил своим глазам.
И все-таки…
Они уже не просто отдавали мне свою кровь. Они требовали, они настаивали, они прямо-таки приказывали мне, чтобы я взял их кровь.
– Пошли, пошли вон… – сказал я, прекрасно понимая, что они меня не поймут, – не буду я вашу кровь брать, хватит с меня уже, да и с вас хватит, планета-то уже при последнем издыхании…
Они не отвечали, метались и метались вокруг меня, они не могли не отдавать мне свою кровь, которую нельзя было унять… Я и забыл уже, что их раны не заживают…
Раненные холмы метались туда-сюда, где-то тяжело и гулко билось сердце раненной планеты. Я смотрел на равнину, все больше заливаемую кровью, скоро здесь будет море крови, совсем как в северном полушарии, там-то я давно уже всю землю кровью затопил… Надо бы ее, кстати, там прибрать, что она там бесхозная течет, все равно никому не нужна…
Да и здесь кровь никому не нужна, тоже надо прибрать, что я на нее смотрю… Если они сами предлагают, сами хотят кровью истечь, так я-то что могу сделать… я-то…
Включил насосы, холмы вздохнули, казалось, с облегчением. Я вошел в дом, чувствуя, как заливает лицо краска стыда.
Ночь не спал, ворочался на койке, все больше, все чаще все чаще, все четче слышались стоны – там, в глубине земли. Не земли, не знаю, чего. Казалось, что я различаю крики, мольбы о помощи, дай бог, чтобы только казалось.
Стоны земли…
Земля, отдающая свою кровь…
Ледяная тоска сжала сердце…
Ладно, что это я… рассиропился. Хороший из меня делец, ничего не скажешь, люди друг друга миллионами губят, и ничего, а я тут из-за какого-то маленького племени… Когда я буду жить на Лазурном берегу, ничего – ни позолота перил, ни белый мрамор колонн, ни фрески потолков не напомнят, как я этого достиг… останется только придумать какую-нибудь красивую историю, как я дошел до жизни такой, большую книгу успеха, Как Заработать миллиард, и все такое…
Стук повторился – только теперь я спохватился, что стучат в дверь, громко, настойчиво, прямо-таки барабанят. Это что-то новенькое, раньше они никогда так не колошматили, раньше… Поймал себя на том, что уже иду к двери, уже отмыкаю замок, кажется, зря, да что зря, мается там какой-нибудь изголодавшийся бедняк, господин мой, жена больная, дети голодные…
Он буквально бросился на меня из распахнутой двери, пихнул в грудь:
– Ты идиот.
– Ты что… пьяный, что ли? – меня передернуло, я смотрел на него, постепенно начиная понимать, что за существо стоит передо мной. Давненько я не видел таких созданий, еще с тех пор, как покинул землю, длинный, стройный, неожиданно вертикальный, я и забыл, что сам выгляжу точно так же…
– Человек? – выпалил я.
– А ты кого ждал? Мохнатого хвостокрыла? Давай, убирайся отсюда, живо!
Я опешил – я совсем забыл, как это бывает, когда тебе хамят, когда тебя гонят в три шеи, когда тебя называют идиотом, и что надо делать в таком случае. В голове вертелся только один вариант – что есть силы дать ему в морду, нет, кажется, люди как-то по-другому действуют…
– Ты меня не понял? – он тряхнул меня за плечи, – убирайся живо!
– С какой стати? – я не выдержал, все-таки оттолкнул его, сильно, резко, швырнул в угол, – ты откуда такой выискался?
– Откуда… от верблюда… Сейчас они придут, вообще мало не покажется… вишь, что со мной сделали…
Начинаю оглядывать его, начинаю понимать, что люди так не выглядят: изможденный, обросший, весь какой-то почерневший, глубокие, зарубцевавшиеся раны на груди…
Узнаю когти.
Коготочки холмов.
– Не въехал? Сматывайся уже, пока не поймали тебя!
– Кто?
– Они, кто, больше здесь нет никого…
– И что, в тюрягу, что ли?
– Да какую на хрен тюрягу, лучше бы в тюрягу… они же из тебя всю кровь высосут, жилы высосут, жизнь высосут… Ты же аккумулятор.
– Я человек, вообще-то…
– Ну и я человек… и аккумулятор…
Я не успел ничего спросить – да это было и не нужно, он говорил и говорил, без умолку, как будто пытался со словами выплюнуть из себя ужас, переполнявший душу:
– Они же что делают, балда ты осиновая, да и я не лучше… Ты посмотри, как батарейка работает: высосет из земли нефть, топливо, накопит в себе, а потом из этой батарейки топливо качать можно… Вот и торгаш так же… Сначала он из страны топливо высасывает… топливо, золото, силы у людей, кровь… а потом он в себе знаешь, сколько энергии накопит?
– Человек?
– А ты как хотел… У этих же, холмов, под землей пещер видимо-невидимо… А в пещерах люди прикованные висят… Которые здесь топливо из земли раньше качали. И сама земля из этих людей жизнь пьет… высасывает…
– Освободил бы, – ляпнул я.
– Какое, на хрен, освободил, сам еле вырвался… и… – он прислушался, наклонил голову, – все, вон они, идут уже… короче, я бегу от них… а ты как знаешь…
Он бросился куда-то в никуда, в темноту ночи, не закрывая дверь, прочь от холмов, на которых уже мелькали холмы. Я оглядел дом, лихорадочно припоминая, где лежат акции, бумаги… Да какие на хрен бумаги, вон они, уже близко, самому бы ноги унести…
Ноги уже и правда несли меня в ночь, в холодок, черт, вынес меня черт в пижаме, уж куртку-то я мог прихватить… дом вспыхнул, выхваченный из тьмы всполохами света, источаемого холмами. Теперь знаю, кто дает холмам этот свет, эту силу…
Люди…
Там, под землей…
Ночь была настолько темная, что сам воздух казался плотным. Хотелось бежать, и нельзя было бежать, приходилось выверять и просчитывать каждый шаг, никогда я еще не двигался так осторожно, весь век бежал без оглядки… спохватился, что потерял из вида человека, я даже не знал его имени, не мог окликнуть, меня бы сразу засекли холмы, затаившиеся в темное…
– Тьфу, черт, напугал… – он выпал из темноты, я не видел его, только чувствовал…
– Ты бы, хоть, подождал меня…
– Может, тебя еще за ручку водить? Или на ручках носить? Ну что вытянулся во весь рост, верста Коломенская, ляг, они в темноте только так видят…
– А прожектора им зачем?
– А хрен их знает… Только в темноте нашего брата чуют мама не горюй… Ой, идиотина, от тебя еще и лосьоном разит, сейчас меня провоняешь, вместе нас повяжут…
– Так да кораблей бы добраться…
– Да плакали твои корабли… Ты у корабля своего давно был? То-то же… на запчасти на хрен разобрали… Ну что встал, они сюда ползут… бежим…
Бежим – в непроглядную темень ночи.
Кто-то настигает – там, вдалеке.
Стучит огромное сердце планеты.
Слышу крики о помощи, теперь знаю – мне не кажется…
Бежим…
…спрятаться бы…
…успеть…
Время горчит к полуночи
Ближе к полудню спустился вниз, где еда. Еды было ещё предостаточно, целый супермаркет, курчата гриль, хлебцы итальянские, тирамису, конфеты «Родные просторы», масло высшего сорта, сыры всех мастей. В который раз пообещал себе взяться за овощи, приготовить что-нибудь, в который раз лень было сварить еду, намазывал сыр на хлебцы, было вкусно.
Отметил про себя, что на мой век хватит.
Здесь еда не портилась. Совсем. Даже такая, которая должна была через пару дней покрыться плесенью. Что-то они тут сделали со временем, я толком не понял, что.
Это неправда, что там, где делают что-то со временем, еда горчит. Еда как еда. Горчит только в полночь, когда время делает петлю. Что это такое, не знаю, так мне объяснили – время делает петлю.
За окнами за ночь исчезли все высотки к моему неудовольствию. Мне они чем-то нравились, как выросли за один час, сменили привычный мне мегаполис, поднялись до небес.
А вот теперь исчезли. За одну ночь. Сменились какими-то летающими блоками, легкими, воздушными, которые все время менялись, складывались причудливой головоломкой. Вроде бы там жили люди, если это нечто из двадцать второго века можно было назвать людьми.
