Гробовое молчание.
– А шары друг друга долгонько что-то долбили… года три, кажется… потом шар раскололся…
Тишина.
– А… ч-что вы на меня так смотрите?
– К-какой шар, там же пришельцы были, – фыркает Оксана.
– Какие пришельцы? – не понимаю, с ума я сошел, что ли, или не понял чего-то, вот так всегда, все понимают, я нет…
– Ну как… вспышка яркая над городом, от которой люди ослепли… а потом жуть такая, когда слизь эта людей жрала…
– Ты чего? – Игорь смотрит на жену, будто она сошла с ума, держу пари, он в жизни на неё так не смотрел…
– А что?
– Откуда ты пришельцев взяла, ничего там не было…
– А что, по-твоему было?
– А ничего. Зажрались люди, в смартфоны заигрались, работать не хотим, детей растить не хотим, ничего не хотим, города рушатся, пустеют… жуть такая, когда одна высотка в городе осталась, на последних этажах люди жили… вечеринка у них, что ли, какая-то была… Башня трещинами идет, рушится, а им хоть бы хны… Я им уже из комплекса орал, идите все на хрен из высотки, идите на хрен, погибнете же…
– Не слышали они вас.
Знаю. Все равно орал. И жуть такая, когда высотка рухнула, прямо рядом с комплексом, в обломках женщина молодая, проводами опутанная, из одежды стразы какие-то на поясе… и разбитый бокал в руке…
– Мертвая? – спрашиваю.
– Ну а то. Видно, до того захмелела, толком не поняла, что случилось…
Смотрим друг на друга. Пытаемся понять, что же мы видели, все по-разному, или в разные точки планеты нас забросили, или в разные варианты будущего, или что…
Разрывается телефон, вот так, среди ночи, что за черт…
– Алло?
– Открывай.
Открываю дверь, тут же спохватываюсь, кому я, собственно, открыл дверь. с трудом узнаю Игоря, давненько не видел, осунулся как-то, болен, что ли…
– Оксанка у тебя?
Вздрагиваю, этого еще не хватало. Пропускаю Игоря в комнаты, уймись, Отелло, нету тут твоей Дездемоны…
– Собирайся.
– Чего-о?
– Собирайся давай… надо Сидорчука уломать…
– На что уломать, не заплатил, что ли за эксперимент?
– Какое не заплатил, все заплатил…
– А чего тогда?
– Надо его уломать, чтобы снова проект открыл… понимаешь?
– Да мне и того раза хватило… за глаза.
– Да как ты не понимаешь, как это важно-то… – Игорь обходит комнату, заглядывает в шкафы, да не ищи, не ищи ты свою Дездемону, не спрятал я её под подушку…
– Вот так, значит… фантастикой научной увлекаемся… третья мировая и всё такое… ну вот ты её и устроил.
Вздрагиваю. Ослышался я, что ли…
– Чего?
– Ты всё и устроил.
– Как устроил, я из комплекса не выходил!
– Молча, как… – Игорь смотрит на меня, хватается за голову, – неужели ты до сих пор ничего не понимаешь…
Ближе к вечеру спускаюсь на первый этаж, хватаю не глядя что попадется на прилавках, несу наверх. Нет времени даже разогреть чайник, запиваю соком, который здесь никогда не портится. Главное, не есть в полночь, когда время делает петлю, и пища горчит.
Смотрю за окно. В будущее.
Пока у меня получается хорошо, не идеально, конечно, но терпимо. Главное, думать о хорошем. О хорошем. Об очень хорошем. Как люди растят детей, как строят дома, как пекут хлеб, как делают новый смартфон, на фиг не нужен, ну да пусть, как где-нибудь незадачливый подросток грабит магазин, его поймают, ничего, один раз попадется, больше не будет…
Думаю о хорошем.
Ну и чуть-чуть о плохом.
Вспоминаю слова Игоря, повторяю, как заклинание – отражение наших мыслей, наше будущее – отражение наших…
Пока вроде все гладко, растут города, спешат люди по улицам, кто-то попал под поезд, кажется, не случайно, кажется, бизнес прогорел, вот и бросился парень, ну да ладно, так во все времена бывало…
Перевожу дух.
Только бы не спугнуть удачу…
Разрывается телефон, подскакиваю, как ошпаренный, вот черт, вот что значит, отвык от звуков…
– Ну все, хорош… – голос Сидорчука, такой чужой, такой непривычный, – домой давай.
– М-можно возвращаться?
– Нужно.
Смахиваю со лба невидимый пот. Получилось. Чёрт возьми, получилось, правильно говорил Игореха, правильно…
– Ты хоть понимаешь, что это от нас с с тобой зависит, не от кого-то? хоть понимаешь, что подумаешь, то в будущем и будет?
– Да ну.
– Ну да. Точно тебе говорю… ты у нас на третьей мировой помешан, Окся пришельцами бредит, я ляпнул как-то, да вымрем все и дело с концом. И на тебе…
Перевожу дух. Получилось. Не вымерли. Остались. мы, все. чтобы жить. Чтобы не было никакого после нас…
Уже горчит не еда, горчит самый воздух, значит, время поворачивает назад, еще не течет, еще только поворачивает свою зубастую морду, кусает удила…
Думаю, обошлось, а ведь могло быть и хуже, много хуже, ядерная война какая-нибудь, нам же войну устроить раз плюнуть, нам же весь мир спалить только захотеть…
Время медленно поворачивает назад…
Что-то происходит, что-то падает на город, опускается, где-то надрывно воет сирена…
Вспышка, выжигающая глаза.
Время идет назад, цокает копытами, грызет удила, я уже не вижу, что там, впереди, я только знаю, что после нас и правда ничего не будет…
Ветер стучит в окно
Ветер стучит в окно, бросает пригоршни листьев.
А здесь, в доме, тепло.
В доме всегда тепло.
Плету слова, нанизываю на спицы, скрепляю тоненькими лучиками.
Осторожный и настороженный
Через дебри ночей и дней
Я такое чувство тревожное
Все несу в ладони своей.
Закрепляю нити – чтобы не рассыпались слова. Надо плести дальше. Знать бы еще, что там будет дальше.
Дальше, дальше… Может, снова сплести строчку, осторожный и настороженный. Или придумать что-то другое.
Стучат в окно. На этот раз не ветер.
Смотрю по ту сторону окна, по ту сторону осени. Распущенные светлые волосы. Глаза в пол-лица.
– Пустите… пожалуйста…
Открываю дверь.
Она входит. Тоненькая, хрупенькая, глаза в пол-лица.
– Большое… спасибо.
Устраивается у камина. Подбрасываю пару поленьев в очаг.
Осторожный и настороженный…
Расплетаю. Достаточно одного осторожного и настороженного. Нет, надо как-то по-другому продолжить. Например…
Чувство, чувство…
То погаснет, то разгорается
На прознающем на ветру
В конце должно быть «Умру». Но это в конце…
– А вы здесь давно живете?
– А?
– Давно живете?
– Да… всю жизнь…
– А кто дом строил? – не унимается она.
– А?
– Какой вы смешной… Дом кто строил?
– Я строил. Сам.
– Ну, вы вообще молодец…
Плету:
С ним родился, и с ним умру.
Здесь надобно еще одну строку, еще одну петлю вставить.
Знать бы еще, какую.
Ветер стучит в окно.
Нет. Не ветер. Что-то другое.
Смотрю по ту сторону окна, по ту сторону осени.
Их двое, как мне кажется, муж и жена.
Открываю. Он укрывает её плащом, оба промокли до нитки.
– Прошу вас… пустите…
– Мы совсем продрогли, – добавляет она.
– К-конечно… входите…
Они располагаются у очага. Перебираюсь подальше в угол. Спохватываюсь, что не закрепит последнюю строку, рассыпались слова, рассыпались буквы, вот как теперь вспомнить, что там было…
– Ой, а папенька будет в ярости, когда увидит, что меня нет, – шепчет гостья.
– Ничего, не доберется до нас папенька, – утешает её спутник.
