Например, вы можете заменить ускоренную амортизацию на равномерную. Чем выше амортизационные отчисления, тем ниже прибыли. Хотите увеличить прибыли — снижайте амортизационные отчисления. Пару лет назад Armco Steel проделала именно этот фокус. Президент компании Уильям Верити сказал: «Это был защитный ход, сделанный для того, чтобы увеличить цену акций и сделать ее недостижимой для жадных до активов конгломератов и прочих любителей поглощений». Конечно, когда-нибудь ваши плавильные печи развалятся, а резервов на их замену у вас не будет, но ведь в долгосрочной перспективе мы все равно умрем — а сейчас давайте загоним акции повыше.
Вы можете сделать переоценку своих запасов. Можете откорректировать взносы в пенсионный фонд. Вы можете сделать резерв по уплате налога на прибыль вашим филиалом, или подождать, пока филиал переведет дивиденды вам, материнской компании. Вы можете капитализировать затраты на исследования вместо того, чтобы списывать их. Чтобы не показывать убытки, вам не нужно заходить так далеко, как джентльменам из United California Bank in Basel, — под рукой есть вполне легальные методы. Вы можете не признавать затраты на новый проект до тех пор, пока этот проект не начнет приносить доход. Если этого не случится, то когда-нибудь в будущем вы просто спишите затраты. И, кроме того, есть еще статья «прочие дискреционные расходы».
Для такой философии есть четкое определение — Apres moi, le deluge[27] или, как сказала Скарлетт О'Хара, «об этом я буду беспокоиться завтра». Если вам удалось загнать акции вверх, вы можете купить другую компанию с активами и прибылью, у которой акции пока не пошли вверх. Тогда у вас появится возможность поиграть в учете с методами объединения интересов и покупки, хотя это теперь не так просто, как было в добрые старые времена. А с новоприобретенной компанией вы можете продолжать все ту же игру.
Цель описанных здесь ухищрений одна — поднять цену акций. Экономическая реальность ничего общего с этим не имеет. Фондовый рынок интересуют только текущие прибыли. Именно это согнуло и практически сломало нашу старую спокойную Систему. «Никто не возражает против правил, — сказал Джеймс Нидэм в бытность комиссаром SEC, — при условии, что они помогают росту прибылей. Разверни машину в другую сторону — и крику не оберешься».
Но если у вас случился неважный год, если пришло время делать списания, если ваши акции так или иначе катятся вниз — тогда вы собираете все свои грехи и вешаете их кучей на этот неважный год. Это называется «большой баней» даже на лексиконе аудиторов. Ее идея в том, что, коль скоро акции и так упали, имеет смысл собрать все неприятности по всем направлениям за несколько лет, аннулировать старый план выделения опционов, проголосовать за новый и надеяться на то, что в следующем году акции все-таки пойдут вверх.
И еще два замечания, прежде чем мы закончим с аудиторами. Первое состоит в том, что сам бизнес хочет, чтобы учет велся именно таким образом. Да, аудиторы, может, и подписывают свои заключения как независимые профессионалы, но им нужны постоянные клиенты — ведь на хлеб зарабатывать-то надо. Поэтому, если вы как аудитор не согласитесь с практикой признания всех прибылей и переноса всех затрат на будущие периоды, владелец бизнеса, скорее всего, скажет: «Ну и катись отсюда. Я найду себе другого аудитора. Более сговорчивого, а главное, более понятливого». Это называется «поиском приемлемых аудиторов».
Второе замечание сводится к тому, что все-таки есть честные люди и порядочные компании. Джеймс Нидэм, аудитор и бывший комиссар SEC, ныне президент Нью-Йоркской фондовой биржи, сказал, что в 9000 отчетов, представленных в SEC, было обнаружено менее 50 серьезных ошибок. Он добавил, что всего лишь в 21 компании из списка Fortune's 100 были обнаружены расхождения между тем, что компания представляла публике, и тем, что она представляла SEC.
(Да, расхождения действительно есть. Компании подают в SEC формы 8K и 10K, и на том основании, что для SEC нужно больше информации, чем для публики, эта информация может быть не только более объемной, но и другой. Теперь в форме 8K нужно указывать, имела ли место смена аудитора и была ли она следствием разногласий в отношении принципов бухгалтерского учета. Отстраненный аудитор должен сказать, согласен ли он с тем, что компания приняла решение работать с другим аудитором. Это создает для публики две проблемы. Первая: споры вряд ли будут выходить за пределы SEC. Вторая: аналитик ценных бумаг — и тем паче средний инвестор — вряд ли захочет торчать полдня в мрачном хранилище документов SEC. Не так-то легко получить эти отчеты — 8K и 10K.)
Но фраза о том, что большинство компаний предоставляют достоверную отчетность, оставляет инвестора с главным вопросом: а какие этого не делают? Что это за компании? Все цифры выглядят одинаково, и для того, чтобы разобраться в нюансах, нужен профессиональный аудитор на полную ставку.
Так было не всегда. Я имею в виду, что не всегда повышенное внимание уделялось текущим прибылям. Во времена предыдущего поколения все обстояло с точностью до наоборот. Держателей акций было гораздо меньше, они гораздо лучше знали, как идут дела в компании, порой даже контролировали ее и, соответственно, знали своих аудиторов. Руководство любило накапливать денежные средства в качестве резерва на черный день. Тогда предпочитали не трубить о прибылях. Фондовый рынок был сонным и малоподвижным, а кроме того, он ценил активы и дивиденды, а не отчетную прибыль. Если вы сообщали о высоких прибылях, то профсоюзы тут же требовали больше денег. И господин из налогового управления тоже требовал больше денег. А ваши акционеры справедливо ожидали более весомых дивидендов.
Со временем все изменилось. В Налоговом кодексе 1954 г. появились такие штучки, как налоговые убежища, инвестиционный налоговый кредит, амортизация методом уменьшающегося остатка. Профсоюзы перестали интересоваться опубликованными цифрами и строили свои требования исходя из практических возможностей, а не из того, что им должно причитаться по справедливости. По большей части им удавалось получить требуемое, после чего компании просто поднимали цены на товары и продукты, а мы шли по пути инфляции издержек.
Акционеры стали думать, что если реинвестирование средств, предназначенных для выплаты дивидендов, помогает поднять цену акций, то дивиденды — это для почтенных старушек. Компании поняли: чем больше они заимствовали, тем выше была прибыль и тем дороже акции, — и начали наращивать долю заемных средств в капитале.
Эта тенденция достигла пика в конце 1960-х гг., когда консервативные менеджеры были наказаны за свой консерватизм. Если вы учитывали патенты в балансе по нулевой стоимости, списывали все и накапливали денежные средства — иными словами, преумножали активы, — то вы оказывались в проигрышном положении по отношению к компании без активов, но с быстро растущими и высоко оцененными акциями. Ваши акции могли ненадолго взлететь на слухах о поглощении, но после этого вы исчезали в недрах компании с сексапильными акциями, а как показывает история, именно такие компании и попадали в списки банкротов во время спада. Богатые активами страховые компании были излюбленной целью: Leasco купила Reliance Insurance, National General поглотила Great American, и так далее. LTV, флагман Джимми Линга, приобрел старую известную упаковочную фирму Armour и знаменитую сталелитейную компанию Jones &Laughlin в процессе привычного «перераспределения активов» на пути к катастрофе.
Не всем менеджерам новая тенденция была по душе, но раз уж она существовала, мало у кого хватало сил ей противиться.
— Черт дери, хотелось бы мне, чтобы фондовый рынок не требовал постоянного роста прибыли, — сказал мне президент сети известных отелей. — Бизнес так не делается. Следующий год не всегда лучше года прошедшего, и нам приходится на голову становиться, чтобы показать все, как надо.
