Немало создателей Супервалюты погорело на ней, а вместе с ними и многие из тех, кто торговал ею. Немало, но далеко не все. Список жертв показателен, но не абсолютен. В этой игре были и люди, сохранившие хладнокровие и способность мыслить.

В нашей профессии, если анализ ценных бумаг можно назвать профессией, есть один признанный Старейшина. Бенджамин Грэхем бесспорный Старейшина хотя бы потому, что до него такой профессии не было, благодаря ему она и появилась. Он начал работать на Уолл-стрит в 1914 г. Через 20 лет он опубликовал первое издание «Анализа ценных бумаг», первую и главную книгу в этой области. Огромная, черная и пугающая, она выдержала четыре издания. Не одно поколение аналитиков — да, уже не одно — выросло с «Грэхемом и Доддом», как эту книгу стали называть. Додд — это Дэвид Додд, профессор Колумбийского университета и соавтор книги. Грэхем и сам время от времени преподавал в Колумбийском университете на протяжении 18 лет. До Грэхема обычный аналитик ценных бумаг был просто статистиком, вымазанным чернилами бедолагой с зеленым козырьком на лбу. Этот бедолага сидел на скрипучем трехногом стуле и снабжал цифрами трейдера, ответственного за операции текущего дня. Теперь в этой профессии существуют экзамены, научные общества и гордое звание C.F.A. — дипломированный финансовый аналитик.

Это по праву давало Грэхему статус Старейшины, но само по себе не приносило уважения в каньонах Манхэттена: профессора финансов редко работают с акциями, а уважение вызывает тот, кто сколотил сегодня больше всех. Однако Грэхем, кроме всего прочего, был активным инвестором: этим бизнесом он занимался более 20 лет, стоя во главе собственной инвестиционной компании Graham-Newman. Поколение тому назад эта компания считалась очень солидным заведением, и на пенсию Грэхем вышел вполне обеспеченным мультимиллионером. Сейчас ему 78, а живет он в своих особняках то на Мальорке, то на юге Франции, то в Ла-Хойя, штат Калифорния. Это — наряду со званием Старейшины — придает ему дополнительную респектабельность в глазах финансового общества.

В один прекрасный день я получил письмо от нашего славного Старейшины, который на тот момент пребывал в своем доме на юге Франции. Это очень милое письмо, к тому же настолько типичное для Грэхема, что его стоит привести целиком: несколько строк позволят понять очень многое.

Я думаю, кое-что вам стало понятно сразу же. Там, где речь идет о классике, со Старейшиной состязаться бесполезно. Для многих с Уолл-стрит Гораций — это имя клерка, сидящего в задней комнатке и следящего за порядком в маржинальных счетах. Бенджамин Грэхем всегда был знатоком и поклонником классики. Эпиграф к «Анализу ценных бумаг» — это поразительно точная (применительно к предмету) цитата из Ars Poetica Горация:

От Старейшины всегда приятно получить строчку-другую, даже если это и сопровождается ударом линейки по руке. У нас есть специальный наборщик для классических цитат, а любой хороший корректор увидел бы, что вместо φταυ должно стоять οταυ. За ошибку с Hinzelmenschen, безусловно, полагается тройка, но всех блох не выловишь. (И, кстати говоря, я действительно имел в виду мадам де Сталь, а не мадам Рекамье.)

После непродолжительной переписки наш славный Старейшина прибыл в великий город, и мы с ним позавтракали в Plaza. Грэхем — невысокий щеголеватый старичок, отдаленно напоминающий Эдварда Робинсона. Грэхем сказал, что приехал в Нью-Йорк, чтобы обсудить с издателем новый перевод Эсхила, работу над которым он только что закончил, а кроме того, ему хотелось повидать внучат. На момент нашей встречи рынок катился вниз, а «результативники» залегли в окопах последней линии обороны. Я спросил его, что он думает обо всей этой ситуации.

— О, я давно не держу руку на пульсе, — сказал Грэхем. — У меня акции всего лишь одной компании, а все остальное — муниципальные облигации. Но такое случалось и прежде. Как я писал однажды, hoc etiam transibit — «и это тоже пройдет».

А что за компания, чьи акции у него все еще на руках?

— Да просто то, что осталось: Government Employees Life Insurance. Когда-то вся эта компания принадлежала нам. Впрочем, и за этим я тоже не слежу. Я дошел до такой точки в жизни, когда стараюсь раздать как можно больше, а не заработать что-то сверх того, что имею.

Мы потолковали о событиях, произошедших с момента выхода в свет последнего издания «Анализа ценных бумаг». У Грэхема была идея, которую он хотел обсудить со мной. Готовилось новое издание «Разумного инвестора» — популярной версии «Анализа ценных бумаг», но для более практически ориентированных читателей. Грэхем хотел, чтобы я поучаствовал в работе над этой книгой дистанционным образом. Я отправлял бы свой текст на юг Франции, на Мальорку или в Ла-Хойю, а он отсылал бы исправленный вариант мне.

— Есть только два человека, к которым я обратился бы, — сказал он. — Один это вы, а второй — Уоррен Баффетт.

— А кто такой Уоррен Баффетт? — спросил я.

Это было странно. Странно потому, что я знал почти всех известных инвестиционных менеджеров того времени. Они выступали на семинарах, делились теориями, ненавязчиво подталкивая публику к своим любимым отраслям бизнеса и любимым акциям. Но Уоррена Баффетта я не знал. Его не было в списке тех, кому рассылают цепные письма с предложением купить Four Seasons или Viatron. Или хотя бы Control Data и Polaroid.

Это отличало его от всех, но не делало особо примечательным. Примечательность состояла в том, что Баффетт был безусловно выдающимся инвестиционным менеджером своего поколения. Еще более примечательным было то, что он сделал для всей философии последующего поколения. Пока ковбои 1960-х втюхивали друг другу свои любимые акции за стопочкой в Oscar’s, а потом неслись в свои офисы, чтобы снова, не отрываясь, смотреть на тикер, Баффетт ставил все новые и новые рекорды в финансовом бизнесе из своей Омахи в штате Небраска. Ни котировальных машин, ни тикера, ни Oscar’s, ни обгрызенных ногтей, ни транквилизаторов, ни оттяжки после закрытия биржи, ни растущих как на дрожжах победителей, ни компаний хай-тека, ни конгломератов, ни «концепций». У него всего-то и было, что чистая теория Грэхема, применявшаяся с абсолютным спокойствием и постоянством: тихие, простые акции, которые легко понять. И при этом еще оставалась масса времени на детей, гандбол, отдых и на то, чтобы вслушаться, как растет кукуруза.