Намерение подняться и попрыгать вскоре оказалось совершенно невыполнимым. Суставы и мышцы отзывались такой болью, что доведённый до отчаяния Таилег решил сжечь последний факел и худо-бедно погреться. И шут с ним со всем! Всё равно один факел – это не сто и не тысяча.

Тут он вспомнил, что так и не развернул свёрток Даала. Кстати, именно этот свёрток немилосердно втыкался ему в затылок, как ни поворачивай рюкзак.

В свёртке была бухта очень тонкой – но прочной – верёвки, две дюжины узких прямоугольных свёртков и три – свёртков покрупнее.

Ладно, начнём с маленьких. Скользкая на ощупь плотная бумага долго не поддавалась, пока неожиданно из неё не выскочил узкий предмет. Наподобие факела в ножнах. Конус на короткой тонкой рукоятке.

Таилег осторожно снял колпачок с отполированного тяжёлого конуса и тот… засветился. Выяснилось, что нажимая на разные участки его рукоятки, можно регулировать яркость. Свет был белым, сильным… и холодным. Осознав последнее, Таилег не выдержал и разразился хриплым хохотом. Немного успокоившись, он закрыл конус колпачком и тот немедленно потух. Отлично. Правда, не совсем то, что нужно.

Таилег оглянулся – рептилия не отреагировала на взрыв безумного смеха – и развернул второй свёрток.

В прозрачной бумажной упаковке лежал тяжёлый – не менее килограмма – брусок размером с ладонь. А это что? Еда? Оружие? Надо же, хотел ведь спросить Леглара… Проклиная себя за глупость, Таилег осторожно разорвал обёртку и повертел брусок в ладони.

Ничего особенного. Запах напоминает торф. Вряд ли это едят… Поверхность бруска была покрыта тонкой плёнкой парафина и Таилег счистил её ладонью…

Зашипев от неожиданности, он выронил брусок себе под ноги. Брусок за несколько секунд раскалился докрасна и излучал теперь драгоценное, слабо пахнущее смолой тепло. Юноша пожелал Леглару тысячу лет жизни и растянулся около бруска прямо на земле. Только в трёх шагах можно было выдерживать этот жар.

Вскоре холод был побеждён и остался голод. Ничего не попишешь. На еде экономить не получится. Леглар сжевал ещё пару ломтей мяса, заел сушёными фруктами и страшно захотел пить.

Вскипятить воду в котелке? Да, но ведь замучаешься ждать, пока остынет.

Тут его осенило, и в котелок воды из реки он капнул из флакончика, содержимым которого вылечил себя и рептилию. Вода в котелке на миг засветилась, затем поднялась и осела лёгкая муть… и Таилег получил полный котелок вкусной, освежающей и прохладной воды. Просто божественно…

Пододвинув медленно сгорающий брусок поближе к рептилии (разумеется, так, чтобы её не поджарить), Таилег вновь улёгся спать. Солнца здесь не предвиделось, но хочется надеяться, что он его ещё увидит.

Он очнулся от неприятного покалывания где-то в позвоночнике.

Брусок давно уже догорел, оставив после себя проплавленную лунку в камне и горсточку белого пепла. Доносился плеск воды и прежнее, чуть хрипловатое редкое дыхание из-за спины.

Что-то разбудило его. Но что?

Послышался слабый плеск и белёсая светящаяся тень скользнула совсем рядом с берегом. Странные здесь водятся рыбы, аж дрожь в коленях. Таилег наклонился к воде и зачерпнул в ладони воды. Холодное прикосновение быстро прогнало остатки сна. Уже утро? Вряд ли, по внутренним ощущениям прошло часа два.

Таилег вновь зачерпнул воды и энергично растёр себе лицо.

Когда он отнял руки от лица, кожа, сошедшая с щёк и лба, неровными окровавленными лоскутьями упала в ладони.

Таилег издал нечеловеческий крик и вскочил на ноги. Боли не ощущалось. Под кожей обнажилось мясо – оно сочилось вязкой чёрной жидкостью и издавало отвратительный запах.

Он прикоснулся дрожащим пальцем к правой щеке и та отвалилась целиком. Таилег не смог издать ни звука: ужас сковал его горло, отнял силы и лишил дыхания. Он ощущал – уже неведомо, чем – как сходит кожа на всех остальных частях его тела.

Ноги не удержали его и он упал, с размаху ударившись о камни лбом.

Почти немедленно он очнулся. Всё с ним было в порядке. Таилег долго осторожно ощупывал своё лицо, руки и ноги, прежде чем убедился, что не рассыпается на куски.

Ну разве что болел лоб. Слава богам, лёгкая ссадина.

Он обернулся. Всё оставалось по-прежнему. Окружающий мир не изменился. Откуда пришло это ужасное наваждение? Лицо его горело огнём и сердце никак не могло успокоиться.

Совладав со страхом, Таилег вновь остудил лицо водой (на сей раз без последствий) и уселся у самой воды.

Он боялся засыпать.

Сон мог прерваться, и прерваться так же – как этот, пробуждением у ледяной воды, с криком, застрявшим в горле. Что-то неладное с его головой, ведь никогда прежде кошмаров не снилось!

От тишины звенело в ушах. Таилег затаил дыхание и ничего, кроме плеска воды, не услышал хриплого дыхания. Умерла?

Он осторожно склонился над рептилией. Дыхание не исчезло, оно просто перестало быть хриплым. Как быстро она излечивается! – подумал Таилег с завистью и потрогал её лоб.

Он был тёплым! Невероятно! Всю жизнь его учили, что всё, покрытое чешуёй, холодно на ощупь, отвратительно пахнет… ладно, запахи пока оставим в покое. Сейчас от неё пахло полынью, что вообще ни в какие ворота не лезло. Но как ей удаётся быть тёплой?

Усталость, которую так и не удалось сломить, вновь напомнила о себе. Таилег понял, что если немедленно не ляжет спать, то заработает что-нибудь похуже испорченных нервов.

– Да провались оно всё, – произнёс он вслух и, после короткого раздумья, забрался под плед. Когти рептилии упирались ему в спину и в лопатки… но это было лишь мелким недоразумением.

Ему наконец-то было тепло.

Сны не удостаивали его визитами вот уже несколько лет. Таилег отвык от них и недоумённо пожимал плечами, если кто-нибудь принимался рассказывать свой сон или, что ещё хуже, толковать его. Кому-то они снятся, кому-то нет.

Сейчас же, затерянный где-то под землёй, он вообще дремал, почти не засыпая глубоко. Журчание воды, редкая капель, от которой разносилось неожиданно гулкое эхо, глухое бурчание в животе, раздражавшее его больше всего, ощущались, несмотря на то, что на веках висел чудовищный груз и только могучее колдовство помогло бы ему открыть глаза снова.

Постепенно звуки и ощущения уплывали вдаль… и новые, живые и яркие образы начали проявляться в его сознании.

Поздний вечер, молодой человек в накидке с вышитым знаком Шила осторожно пробирается по тёмным и узким улочкам. Почему Шило, понятно. Как ещё изображать себя Гильдии воров? Только чужими символами могли украсить они свои одежды, только в маске могли безбоязненно расхаживать по городу. Семь веков все правители изживали Гильдию, бились с ней, подкупали её – но рано или поздно талант её мастеров становился позарез необходимым.

Не все же они обирают ротозеев, срезают у почтенных горожан кошельки или крадут фамильные драгоценности, заменяя их разной дрянью.

Впрочем, сейчас юношу интересует не его будущая профессия. Он крадётся, выискивая некий знак, начертанный в условном месте и, обнаружив его, спускается по бесконечно глубокой винтовой лестнице куда-то под землю.

…Когда пришли люди, пришло и буйство чувств. Лишённые возможности жить долго, не наделённые магическим даром, вечно обиженные на всё и вся, люди открыли, что органы чувств могут приносить наслаждение. Не одним Людям, конечно. Всем двуногим и похожим на Людей. Изысканные кушанья, благовония, театр, музыка… только гуманоиды изобрели способ наслаждаться всем этим.

Чем немало потрясли остальные расы.

Любовь телесная не была исключением.

Окутанная множеством запретов, бессильных управлять ею, порождающая хаос во внутреннем мире людей – как и прочие зыбкие изобретения их разума – она оказалась мощным топливом, способным питать частицы божеств, разлитые в окружающем мире.

И появлялись постепенно у каждого божества странные, привлекательные и жуткие одновременно ипостаси, и всё новые и новые культы соглашались даровать людям своё расположение.