Девять колонн стояли поодаль, равно отстоя одна от другой. Что-то почудилось юноше в очертаниях колонн… но толстый слой отвратительного жирного пепла покрывал в изобилии пол вокруг мозаики и он не стал задерживаться.

Когда мозаика осталась позади, он увидел излучину реки. Узкая песчаная отмель была совсем близко, и пол поблизости изобиловал небольшими бугорками и лунками. Каменный лес продолжался далеко впереди; лишь шагах в пятидесяти от отмели стояла одна колонна, широкая и внушительная, словно вековой дуб.

Кто-то спал, свернувшись, в одной из лунок вдалеке от воды.

Наконец-то!

Кто бы это ни был, решил Таилег, на ходу сбрасывая рюкзак, я сумею с ним договориться. Только бы выбраться отсюда!

Однако с каждым шагом к лежавшему надежда на быстрое спасение таяла и притихший было страх вновь впился в него, лишая последних сил. От лежавшего пахнуло тяжёлой смесью запахов высохшей крови, грязи и чего-то на редкость отвратительного.

Это была рептилия, скрючившаяся кольцом. Широкая ножевая рана пересекала её горло. Другая, не менее смертоносная, была нанесена в правый бок. Третья – насколько мог судить Таилег – была нанесена в спину.

Профессионально.

Глаза были открыты, но закрывавшая их мигательная перепонка придавала лицу жуткое выражение. Одежда – сложная система сплетённых широких полос кожи – была единственной защитой несчастного существа. Хитроумно сделанные сандалии должны были служить отличным средством бесшумного перемещения и заодно не мешали использовать когти длиной в ладонь в качестве оружия.

Не помогли они владельцу…

Что-то источало слабый, едва различимый серебристый свет сквозь сжатые пальцы правой руки. Наклонившись, Таилег осторожно разогнул четыре пальца, обхватившие тонкой работы пузырёк и поднёс добычу к глазам. В руках его содержимое пузырька – почти прозрачная опалесцирующая густая жидкость – стало светиться чуть ярче. Пузырёк был небольшим, на один хороший глоток.

Что это? Лекарство? Яд? Взрывчатая смесь? Что хотело сделать существо, уже истекавшее кровью и захлёбывавшееся ею?

Тошнота подступила к его горлу, но желудок был пуст. Спустя минуту-другую ему полегчало. Кое-как добравшись до каменного «дуба», Таилег воткнул догоравший факел – предпоследний – в расщелину рядом с собой и откинулся.

Запасов еды – на пять-шесть дней. Воды нет вовсе, только два меха (скорее, правда, складные фляги из тщательно обработанной кожи). Ни дров, ни средств освещения. Что ему делать? Питаться всем тем золотом, что составляло добрую треть его поклажи? Привязать рюкзак к горлу и сразу утопиться? Или подождать?

Нет уж, подумал Таилег с неожиданной для самого себя злостью. Уж лучше он будет питаться падалью (начиная с тех останков, что лежали поблизости), чем сдастся. Ещё чего! Все только и ждут, что он сломается. Буду биться до последнего, подумал он и дикая, неуправляемая ярость оставила его. Лишь слабый звон в ушах некоторое время звучал, исчезая.

Он извлёк ломоть вяленого мяса и вздохнул. Скоро захочется пить. С другой стороны, рано или поздно он будет вынужден пить речную воду. Хорошо, если найдётся дерево – котелок у него есть, не забыл захватить, хвала всем богам.

Он отложил пузырёк в сторону и жевал, размышляя. Желудок требовал большего, намного большего, но позволить себе этого он пока не мог. Сначала надо продумать стратегию. Что лучше делать – придумать способ плыть по реке вниз, пока пейзаж не изменится или идти пешком, обыскивая всё вокруг? Последнее могло занять буквально века. Хотя… есть тонкая прочная верёвка, найдётся и крючок – можно ловить рыбу или что здесь водится. Рыба подземных рек славилась странным вкусом, но считалась съедобной.

Ладно, подумал он. Сначала похороню этого несчастного, а там видно будет. Что бы там ни плёл Даал, он-то не станет есть что бы то ни было, если при жизни оно было разумным.

Совершенно невообразимо, когда рядом есть река и рыба.

Покончив с ломтиком мяса, Таилег принялся разглядывать пузырёк. Вряд ли это оружие: уж больно тонкое стекло. Поломайся он случайно в кармане, и всё – доигрался. Значит, какое-то лекарство. Или яд. Хотя зачем яд… раны и так были очень тяжёлыми.

Он аккуратно свинтил крышку и осторожно повёл носом. Очень приятный запах. Девять или десять травяных оттенков мог различить даже его человеческий нос. Было бы ещё представление о том, как они называются… «Говорил же – учи!», услышал он язвительный внутренний голос.

Таилег мысленно отмахнулся от наставника и осторожно коснулся кончиком указательного пальца вязкого состава.

Ничего. Едва заметный слабый холод, словно от мятного настоя во рту.

Он закрыл пузырёк и положил рядом с собой. Серебристое свечение постепенно угасло. Таилег рассматривал светящийся кончик пальца и думал.

Наконец, решившись, он коснулся составом рваной царапины, что по-прежнему тупо ныла и чесалась. Жидкий огонь обрушился на повреждённую кожу и юноша едва не вскрикнул от боли. Однако, ощущения были сродни не яду, пожиравшему тело, но лекарству, уничтожавшему заразу.

Почти сразу кожа стала непереносимо чесаться. Заглянув в лужицу неподалёку, Таилег ахнул: там, где он помазал «сиропом» рану, она затянулась. Розовая, свежая кожа виднелась на месте бурого шрама.

Подождав ещё пять минут, он решился помазать остаток раны. Зашипев от боли, он склонился над лужицей и увидел, как отпадает, осыпается серым порошком мёртвая кожа и присохшая кровь и новая плоть, здоровая и живая возникает прямо на глазах.

Чудодейственное средство! Как ему не хватало его прежде! Таилег вспомнил немилосердные прижигания – едкими травяными отварами, крепкими напитками, а то и просто раскалённым металлом. Да уж, воистину добрые маги создали подобное.

Потратив едва ли пять капель снадобья, он свёл также все ушибы и синяки, доставшиеся ему от последних приключений.

Пока он сидел и наслаждался ясностью чувств и отсутствием боли, слабый шорох померещился ему. Скосив глаза, он увидел полупрозрачную удлинённую капельку, что вилась меж неровностей пола, направляясь к колонне. Вздрогнув и схватившись сначала за кинжал, он опустил его и рассмеялся. Слепая безногая подземная ящерица, стекляница, была его соседкой. Он понаблюдал, как она неторопливо льётся из трещины в трещину и кинул крошку мяса. Стекляница тут же направилась к ней. Открылась и затворилась крохотная пасть. Кусочек исчез во мгновение ока.

Стекляница равнодушно обтекла пузырёк (который вновь разгорелся до слабо-серебристого свечения) и направилась прочь, в своих вечных, но крайне простых заботах.

Пузырёк постепенно переставал светиться.

Таилег развлекался тем, что то придвигал к нему руку, то убирал её. Свечение то нарастало, то пропадало. На что оно реагирует? На тепло? Да нет, стекляница-то холоднокровная. На живое?

Тут словно сместились кусочки головоломки у него в голове и мысль, ранее не приходившая в голову, внезапно поразила его. Таилег вскочил на ноги и аккуратно, с бесконечной осторожностью, уложил пузырёк в кармашек пояса.

Пузырёк он нашёл по свечению. Ничего не лежало в той ямке, кроме тела рептилии. Ничего более – ведь он подносил факел вплотную к телу.

Рептилия была ещё жива.

Следующие полчаса были самыми отвратительными в его жизни. Таилег и раньше не мог понять, как могут люди годами работать в больницах, постоянно имея дело с грязью, гноем, испражнениями. Он, выросший среди отбросов и умиравший от чёрного мора, всё же не смог преодолеть отвращения, когда попытался было наняться в лечебницу.

Теперь предстояла не менее неприятная задача. Вначале он осторожно оттащил рептилию к воде и изучил её одежду. Застёжка была мудрёной, но Таилег не зря ел свой хлеб у Леглара Даала. Спустя всего лишь минуту он смог расстегнуть «сеть» и аккуратно снял её, стараясь не прикасаться к ранам. Рептилия по-прежнему не подавала признаков жизни. Некоторое время он полюбовался «сетью» – к прочной и толстой коже не пристало ни крупицы грязи, не присохло ни капельки крови. Как это достигается? В кармашках и чехлах одежды что-то соблазнительно звенело и шуршало, но не грабить же едва живого!