– Я услышал, Вы пострадали…

– Да, пустяки.

– Не думаю. Через несколько часов Вы поймете, как Вам не повезло.

– Откуда вы знаете, что на меня напали?

– Говорят…

– Хуже всего то, что я не нашел объяснения этому недоразумению.

– Вы действительно не поняли?

– Нет.

– Цветные дети хотят, чтоб Вы улетели с Наоль.

– Они думают, я виноват в цвете их кожи?

– Частично это так.

– Неужели я действительно принес заразу? А земляне до меня? А капилы?

– Причина в Вас.

– Я не понимаю.

– Присмотритесь к тому, что вокруг Вас. Вы все поймете.

– Я запутываюсь все больше и больше. Но почему никто из Вас не хочет объяснить мне, что здесь происходит?

– Все чужие думают, что мы должны раскрыть себя, или лишь земляне такого мнения? Нам истина известна, но она не для чужаков. Если вы все узнаете, вы все равно многого не поймете и причините нам вред. На прощанье вот Вам мой совет – решите, что для Вас важнее – разрушить тайну или понять нас. Всего хорошего! – отрывисто бросил Рауз~ и растворился в сумраке коридора.

Мне не хотелось оставаться одному. Меня охватило беспокойство, начало казаться, будто сама комната настроена ко мне враждебно. Я предпочел прогулку прозябанию в номере.

Душный пасмурный вечер поманил меня ритмичной мелодией, чье эхо наполняло смутные улицы и пробуждало в душе забытые чувства. Конечно, надо было бы отлежаться, но мне решительно не сиделось на месте. Я и так всю долгую зиму старался поменьше бывать на воздухе, потому что наольская зима и земной организм – практически смертельное сочетание.

В туалете я загримировался под ронита и начал облачаться в их одежду. Одежду я решил надеть еще зимнюю – она приятно обдувает изнутри теплым воздухом. Хитрая такая система; берет воздух из внешнего мира, согревает и дует на тебя, а в качестве топлива для агрегата берет энергию того самого тела, на которое надета. Рауз~ оказался прав – я с большим трудом натянул на себя рубашку, потому что рука все больше распухала и противно ныла. Подбородку, вроде, досталось меньше.

Весна уже пропитала даже затхлый воздух. Холодные дожди сменились теплыми, пробуждающими к жизни сосущие влагу растения. Потому, как ни парадоксально это звучит – чем больше дождя весной, тем суше почва Наоль. Стало гораздо теплее, на небе дольше держалась Иллийр, порой сквозь облака даже удавалось разглядеть кусочек неба. Из грязи показались верхушки растений. Я ощущал, как пористые стены домов раскрыли какие-то внутренние клапаны и степенно закачивали в себя воздух – дышали весной.

Я намеревался прогуляться к окраине столицы и поближе рассмотреть неприступные высотки, обнесенные солидным забором, напоминающим безумное сплетение толстенных искореженных корней.

Несмотря на повсеместную слякоть Кьюкобар производил впечатление относительно ухоженного города. Вдоль домов улицы были закрыты гладким темным камнем. Каждый дом, так сказать от рождения, имел уникальный цвет, что создавало даже некое ощущение красочности улицы. Обочины тротуара были заселены невысокими жирными растениями, худо-бедно пьющими воду рядом у домов.

Я все перебирал в памяти, ощупывал какие-то детали, которые, как мне казалось, могли подтолкнуть меня к разгадкам многочисленных тайн; угрозы, смерть продавца фруктов, цветные дети, прогресс нурков… Последний месяц был щедр на события.

Я брел по тихим час от часу тускнеющим улочкам, щурился от неожиданно слепящего света Иллийр и в какой-то момент признал странный факт – грязь попадалась мне на глаза гораздо реже. В том смысле, что я реже замечал ее.

Мимо меня торопились домой нурки, пробегали дети, две женщины бронзовая и золотая, неспешно вели беседу, остановившись прямо посреди дороги, юркала под ногами какая-то скользкая живность, чинно шествовал вдоль обочины огромный рыжий блук и, с опаской косясь на нурков, периодически хватал кого-нибудь из этой самой скользкой живности и заглатывал добычу целиком.

Я остановился у синего дома, повернулся к Иллийр и замер, желая хоть немного прогреться тусклым весенним теплом. Внезапно ко мне подбежал золотой ребенок-девочка. Так как от детей теперь я ничего хорошего не ждал, я весь напрягся и посмотрел на ронитку весьма недружелюбно. Девочку это ничуть не смутило – она потянула меня за край рубашки, указывая кривым пальчиком куда-то в сторону. Я взглянул туда, куда она показывала, и увидел торчащий из лужи, как мне показалось, обломок палки. Воспитанная девочка ничего не объясняла, ожидая, пока я заговорю первым.

– Вытащить?

– Да, – пролепетала она.

Лужа казалась не очень глубокой, но первая попытка вытянуть «палку» не увенчалась успехом. Я потянул сильнее – не тут-то было. Я тащил, что есть мочи, но проклятая палка продолжала нагло торчать из воды, даже не покачнувшись. У меня закружилась голова, замутило и дико захотелось пить, к тому же с новой силой заныла рука. Но я не сдавался. Добросердечный ребенок, видя, как мне тяжело, схватила за палку пониже и, смешно надувшись, принялся помогать тащить. Когда я был уже близок к обмороку, лужа глухо булькнула и словно выплюнула палку.

«Палка» оказалась живым существом. Крохотный глаз на одном конце твердого, как камень, испещренного короткими гнутыми бороздами туловища и сплющенный противоположный конец. Существо задрожало у меня в руках всем тельцем, волнами перекатило мышцы от хвоста до глаза, выплюнуло жидкость и замерло.

– Он умер? – я протянул зверя девочке.

– Нет. Он заснул. Он всегда такой.

– Кто это? Откуда он у тебя?

– Это клубак. Брат принес. Где он работает, раньше много таких было.

– А теперь?

– А теперь нет. Они жили там в конвах. А теперь конвы не нужны.

– Что ж сейчас вместо конв?

Я и понятия не имел, о чем идет речь, но, чтоб не обидеть ребенка невниманием, поддерживал разговор.

– Сейчас вторые конвы.

– Ясно, – устало вздохнул я.

– Ну, мне пора. Спасибо. Лигани!

– Лигани!

Я без приключений добрался до высоток. Подоспел как раз к тому моменту, когда служащие «вытекали» из трубки на круглом углу основания здания и расплывались в скнотах домой.

«Конвы. Вторые конвы», – навязчиво постукивало у меня в голове. Тут я увидел одного из своих бывших клиентов, по имени Паверел. Он попрощался с коллегами и слегка подпрыгивающей походкой направился к заводи, где на мутной воде обдуваемые весенним ветерком покачивались скноты. Я догнал его:

– Лигатаум!

– Лигатаум!

– Вы помните меня?

– Я не стану возражать, если Вы освежите мою память.

– Я Ваш бывший доставщик фруктов.

– О, да! Фрукты были прекрасны. Вы служите теперь другому хозяину?

– Нет. Я занялся иным делом.

– Неудивительно! Вы, верно, были потрясены, узнав, что вашего хозяина убили дети.

– Как Вы сказали? Дети? Я не знал…

– Да! Цветные дети, которые не раз приобретали у него фрукты.

– Но почему?

– Они отказались рассказать. Их нашли в третьей части этого периода. Странно, что Вы не знаете…

– Я не был в Кьюкобаре.

– Верно, ездили на родину? Вы ведь от западной стороны?

Паверел намекал, что понял по акценту о моем западном происхождении. Я не стал его разубеждать.