Иду домой и ловлю себя на том, что улыбаюсь, а улыбаюсь оттого, что в памяти всплывают забавные фрагменты из школьной и студенческой жизни, которые мне суждено было прожить рядом с Борей.

Борис – человек колоритный, рост за 180 и вес за 80. Парень симпатичный, короткие каштановые вьющиеся волосы, спортивная фигура. Мы с ним не только вместе оканчивали школу и больше года отучились в одном институте и на одном факультете, но и лет пять отзанимались в секции легкой атлетики. Борина специализация – бег 100 метров и прыжки – в длину и тройным. В тройном прыжке был рекордсменом и неоднократным чемпионом Ленинградской области. Еще в школе Боря получил меткую кличку «Кабан». Близкие друзья до сих пор его иногда так называют. Кабана он действительно напоминает, особенно на стадионе. Эта ассоциация возникает тут же, когда видишь бегущую по дорожке Борину мощную фигуру. Да и имя как-то соответствует кличке.

Главное же качество, которое заставляет вспоминать его с неизменной улыбкой, – это оригинальный юмор. Юмор странный и неожиданный, весь построенный на искренности и непосредственности.

Каждый, играя свои роли в жизни, боится показаться простым или примитивным. Боря не боялся и был в нашей компании человеком, раскрепощающим всех. С ним было легко и всегда весело.

Вот иду, а смех душит – всплыл в памяти эпизод из школьной жизни.

Кабинет физики. Должен начаться урок, который ведет наш классный руководитель Владимир Александрович. Учитель задерживается. В классе атмосфера встревоженного улья, шум такой, что нужно кричать, чтобы тебя услышали. Треть класса, носится с визгом, волтузя друг друга, треть что-то шумно обсуждает и оставшиеся лихорадочно придумывают и тут же реализуют всякие козни и пакости. Наконец входит Владимир Александрович, как всегда чистенький, аккуратненький, в темном костюме и галстуке. Быстро идет к своему столу, в левой руке классный журнал, в правой портфель. Сегодня лицо учителя озабочено больше, чем обычно. Только самые активные и суетливые заметили его появление и остановились запаренные и растрепанные, у своих парт, продолжая между тем выяснять отношения в словесной форме. Должно быть, учитель перекрыл им жизненное пространство. Остальные продолжали свой базар.

Секунд тридцать Владимир Александрович ждет, постепенно напрягаясь и багровея. Вдруг со страшной силой бросает журнал на стол и кричит высоким женским голосом:

– Маааалчааааать!!!

От неожиданности класс замер. На мгновение установилась абсолютная тишина. И в этой тишине раздался Борин голос:

– Я чуть не обосрался!

Класс попал в ужасную ситуацию. Смеяться нельзя и не засмеяться невозможно. Все извиваются, как червяки на крючке, кто всхлипывает, кто рыдает.

После окончания школы ученики нашего класса, конечно, разлетелись кто куда. Но пятеро приятелей – Боря, Стас, Толя, Вадя и я – приняли решение поступить в один институт – Ленинградский политехнический. Все, что нам хотелось, там было: и военная кафедра, и студенческий городок, и хорошая спортивная база, и, наконец, престижность. Несмотря на довольно серьезный конкурс, все успешно сдали экзамены и были зачислены. Нас, теперь уже студентов, поселили в студенческом городке на Лесном проспекте. Были мы в состоянии эйфории, считали, что дело сделано, армия не грозит и ждут нас счастливые, беззаботные студенческие годы.

Как же мы, глупые, заблуждались! Политехнический оказался уж больно серьезным и безжалостным учебным заведением, не пожелавшим поощрять наше шалопайство. К сожалению, мы поздно поняли, что институт – это не средняя школа. Здесь асы, изображающие высший пилотаж, долго не летают. Высший пилотаж – это когда студент на лекции не ходит, знакомится с предметом, который надо сдавать, за три-четыре дня до экзамена и таки умудряется его сдать.

Уже на втором курсе мы не досчитались в своих рядах большинства. Вадя, Толя и Боря были отчислены за неуспеваемость. Одним словом, трое не дотянули до «аэродрома» третьего курса и совершили «вынужденные посадки». Двое оставшихся вовремя спохватились. Побитые и помятые, они все-таки умудрились преодолеть страшную полосу первых двух курсов. Как выяснилось позже, почти половина студентов, поступивших на первый курс, остались в этой полосе.

Это был момент, когда каждый из нас, пятерых приятелей, пошел по жизни своей дорогой.

Начнем с Вади. Весь первый курс бедняга разрывался на части, пытаясь не пропустить ни одного «культурного мероприятия с друзьями», а мероприятия были почти ежедневно, и параллельно вести бурный роман со своей будущей супругой Людмилой. Результат известен.

И пошел Вадя своей дорогой, с первых шагов проявляя чудеса изворотливости и умение выплывать из почти безвыходных ситуаций. Было сделано так, что военкомат извещение об отчислении этого студента не получил. Поработал Вадя гардеробщиком в институте и через год восстановился.

Толя завалил математику. А два дня спустя, впал он в депрессию, получив «небольшой» довесок к этому «приятному» событию – признание подружки Любаши, что та беременна.

Встречаю в институте нашего общего приятеля и он мне тут же:

– Жека, Толя уже два дня не ест, не пьет, ни с кем не разговаривает. Ты бы зашел.

Жил Толя в то время в другом корпусе, третьем. После занятий захожу, в комнате накурено – хоть топор вешай. Толя одетый лежит на кровати, смотрит не мигая в потолок, во рту папироса, «Беломорканал».

Зашел, сел. Молчим. Минут через пять Толя произносит первую фразу:

– Жека, видишь грязное пятно на стене под потолком?

– Ну, вижу.

– Ты ногой до него достанешь?

Я прикинул:

– Вряд ли. Уж больно высоко.

– А я достану.

Толя встает, подходит к стене. Не вынимая папиросу изо рта, делает резкий мах правой ногой, левая подхватывается вслед за правой. С грохотом, как бревно, падает у стены, папироса вываливается. Комната наполняется басовитым звуком:

– Уууу….ууу.!!!

Полежав с минуту, он встает, ложиться на кровать, закуривает очередную папиросу и опять смотрит в потолок.

Через три дня депрессия закончилась. Толя тоже пошел своей дорогой, решил забрать документы из института и жениться.

Боря также не сдал математику. Вдобавок к этому невзлюбил его ассистент кафедры физики и не допустил до экзамена. Видимо, непосредственность, и искренность Бори принял он за тупость и недалекость. Лектор, старый профессор физики Голубева, отнеслась к представлению ассистента с недоверием, почувствовав в его мнении личную неприязнь. Через неделю профессор должна была принимать экзамен у очередной группы и попросила Борю прийти к ней во время экзамена на собеседование. Боря завелся и на неделю забыл обо всем на свете, кроме физики. Это было похоже на тренировки с полной отдачей, как перед чемпионатом. Память у Бори отличная, в физике он ориентировался и неделю потратил на постижение тонкостей и глубины понимания.

Целый час длилась беседа Голубевой с Борей. В результате профессор потребовала от него зачетку и поставила «отлично». Этот случай разбирался на одном из заседаний кафедры физики, где Голубева поделилась своим удовольствием от беседы с таким знающим студентом и потребовала от ассистентов пересмотреть свое отношение к студентам с субъективного на объективное.

Институту Боря все доказал, но математику пересдавать не стал, документы забрал и пошел тоже своей дорогой. Он видимо понял, что механика – это не то дело, которым должен заниматься в жизни. Через пару месяцев Борю уже призвали в армию. С тех пор мы и не виделись.

…И вот, наконец, встреча. Выглядит отлично, ладный, плотный, румяный. Энергия прет, в глазах чертики, значит все еще заряжен на всякую шкоду. Гуляем по городу и разговариваем, разговариваем и не можем наговориться. Выяснилось, что Борис – старший сержант и только что работал на выставке вооружений, обслуживал современную технику своего рода войск. В их раздел заходил Юрий Гагарин, задал несколько вопросов. Отпуск домой на две недели – это поощрение за хорошую работу на выставке.