© Евгений Ткаченко, 2019

ISBN 978-5-4474-5274-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Все мои рассказы разбросаны по книжкам, в которых всего понемногу: может быть и повесть, и воспоминания, и размышления. Где-то я делал это сознательно. Определенный жанровый винегрет в книгах мне нравится – лучше понимаешь автора, его диапазон и глубину мировосприятия.

Получилось так, что некоторые рассказы никуда не вошли как, например: «Физкультура и жизнь», «Жизнь ветерана», «Бабушкины сказки», «Школа жизни», «Деревенская речка», «За рябчиками» и «Старые фотографии».

Достаточно оказалось и таких которые, имея удачный сюжет, написаны были невыразительно, пришлось переделать как «Крестик», «Юбилей» и «Одиночество». Некоторые же переработаны настолько основательно, что даже пришлось изменить название – это «Детское счастье», «И один в поле воин», «Тяжелый крест», «Путь к вере», «Сема», или «Красноярские столбы». Мелкие доработки коснулись почти всех рассказов.

Возникла необходимость собрать часть рассказов в одну книгу. Что я и сделал.

Получилась книга о жизни, вере и любви. Темы бесконечны и всегда интересны. Все это я писал в очень зрелом возрасте и уже видел то, что было скрыто от глаз, когда по своей дороге жизни шел, видел причинно-следственные связи, трансформацию жизненных ценностей во времени и с возрастом, и еще свое место в этом мире.

Уверен, несмотря на то, что описываемые в рассказах события происходили во второй половине двадцатого века, книга должна заинтересовать и современного читателя.

Просыпаюсь от жужжания назойливых мух, и первое, что ощущаю, это аромат свежего сена. Тут дух перехватывает от радости и счастья, ведь я в деревне и это первые мои школьные летние каникулы. Я окончил начальную школу и на целое лето приехал к бабушке. В предвкушении волшебного летнего дня открываю глаза, и… волшебное вот оно, рядом. Солнечные лучики, пробиваясь в маленькие щели крыши, пронизывают все пространство полутемного чердака, выхватывая пятнами света самые неожиданные его фрагменты, и представляют обычный чердак в фантастическом виде. Особенно красиво светятся паучьи сети, которые развешаны старательными чердачными паучками под каждым стропилом. Они поражают своими размерами и, главное, удивительной геометрией. Паучков я считаю своими друзьями ведь они ловят сетями противных мух, которые мешают спать, особенно утром.

Сладостно тянусь, отходя ото сна, тут вдруг окончательно просыпаюсь и резко сажусь на своем ватном одеяле, брошенном прямо на громадную копну сена. Сознание вернулось полностью, и я понял, что проспал. Ведь с вечера договорился с деревенскими мальчишками, что в шесть часов утра встречаемся на речке у моста.

Вечером мельник сказал нам, что будет поднимать шлюзы. А это значит, что вода в речке, что выше плотины, за ночь уйдет и на берегу образуются лужи, в которых останется много дремавшей и зазевавшейся рыбы. Конечно, крупную Мельник соберет еще затемно, но мелких щурят, окушков и плотвиц он не берет и оставляет для нас, мальчишек. Мельник – это старый дед, который надзирает за динамо-машиной, дающей электроэнергию в деревню. Мельником его называют потому, что когда-то здесь была мельница, и он был ее хозяином. Мельник старый, и мы знаем, что порой пропускает он и крупную рыбу.

Однако расстройство мое длилось одно мгновение и быстро улетучилось. Я заранее понимал, что в борьбе с местными мальчишками за эту рыбу мне особо и не достанется. Поэтому вчера вечером к ловле подготовился, но только на удочку. Удочка налажена, и в ручье наловлено полбанки шитиков – рыба их очень уважает, наверное, это личинки маленьких стрекозок. Забавное существо – этот шитик. На вид – обычная серенькая гусеница, только почему-то живет в воде и строит себе панцирь, наподобие черепашьего из крупных песчинок, мелких обломков коры и веток. Смотришь на дно ручья, а там ползет себе кусочек гнилой веточки. Берешь ее, а внутри – шитик. Кроме этого сходил вчера на ферму и накопал в навозе живеньких красных червячков. Даже вечером не поленился и сделал садок для рыбы. На самом деле – это гибкий ивовый прут с обрезанной внизу веткой в виде крючка. В жаркий день он необходим, поскольку сохраняет рыбу свежей и даже живой. Пойманная рыба нанизывается через жабру и рот на прутик и опускается в воду. В общем, к рыбалке я подготовлен основательно.

Мельник шлюзы, конечно, уже опустил; вода поднялась, и рыба давно ушла в реку. Но сейчас самый раз половить на удочку под плотиной, а там приличной глубины ямы, а в них водятся и окуни, и голавли и плотва. И вся-то рыба в этой речке какая-то ядреная, с темными, почти черными спинками и красными яркими плавниками, наверное, потому что вода в речке чистая, но коричневого цвета, поскольку бежит из болот. Если, например, попадается ерш, то уж он уникален и по своим размерам, и по выпученным в постоянном недоумении громадным фиолетовым глазам, и, конечно, по количеству испускаемой слизи.

Спускаюсь по чердачной лестнице и уже в прихожей слышу шум самовара. Захожу в комнату. За столом, у самовара сидит бабушка в своей обычной задумчивой позе: в правой руке блюдечко с горячим – горячим чаем, левой она поддерживает правую руку под локоток. Время от времени левая рука освобождает локоток правой и тянется к конфетнице, берет маленькую конфетку-подушечку и кладет ее в рот. Я говорю:

– Здравствуй бабушка.

Бабушка моя, маленькая, сухонькая и сутулая, смотрит на меня своими совсем выцветшими от времени глазами и, поправляя платок на голове, отвечает:

– Здравствуй, внучек. Маленько проспал, ну да ничего.

Продолжая прихлебывать чай, спрашивает:

– Миша, пшенку с молоком будешь?

– Буду – отвечаю я.

Тем временем стреляю глазами на ходики, которые висят на стене и определяю, что уже восемь утра.

– Чугунок в печи, там и ложка. Положи себе, сколько съешь. А на столе вон яичко. Сварено не крутым, в мешочке, как ты любишь.

Я поблагодарил, быстро поел и выскочил во двор. Яркое солнце на мгновение ослепило и притормозило меня, заставив некоторое время понаблюдать за удивительной, бурной жизнью, которая происходила на территории двора и которая существовала сама по себе, совсем не принимая меня во внимание.

Минут пять я стоял на крыльце, с интересом наблюдая эту дворовую жизнь. У самого крыльца в цветах копошились деловые пчелки. В глубине двора над лопухами причудливо моталось в своем хаотическом танце сразу несколько бабочек-капустниц. Курицы глупо и тупо прохаживались, ковырялись в земле, время от времени наклоняя свои головки, пытаясь рассмотреть что-то подробнее. Между ними шнырял деловой пестрый петух с полуобщипанным хвостом. Должно быть, отношения с соседским петухом у него не очень ладились. Время от времени петух изображал, что нашел что-то вкусное, отчаянно рыл землю и кудахтаньем созывал подружек. Куры бежали к нему сломя головы со всех сторон, но уже через десяток секунд, не найдя ничего недовольно квохча, расходились. Через минуту-две петух снова ловил их на эту же тюльку, и они так же отчаянно сбегались. Эти забавные отношения продолжались и продолжались. Я перевел взгляд на кота, который сидел на поленице, жмурился на солнце, время от времени лениво тер лапой морду и, так же как куры, не обращал на меня ни малейшего внимания.

Зашел в сарай, взял удочку, старую потертую кошелку, в которую с вечера сложил баночки с наживкой, и быстро зашагал по направлению к плотине самым коротким путем, задами. Шел я и по пути жалел, что до сих пор не приехал сосед Шурка. Одному скучно, вот и на рыбалку приходится идти одному, а тут еще тропинка к плотине идет через деревенское кладбище, и здесь одному ходить совсем не уютно, а вечером даже и страшно. Хорошо, что кладбище небольшое, и если зажмурить глаза и по тропинке побежать, то не заметишь как его и пересечешь.