А чему же могли радоваться сегодняшние дедушки и бабушки, когда были детьми? Современные дети могут подумать, что их детство было совсем безрадостным, ведь в своем детстве не ездили они ни в какие страны, не было у них ни компьютеров, ни личных автомобилей, ни, даже, мобильников. А я вот такой дедушка, что уверен – в моем детстве радости и счастья было не меньше, да даже, пожалуй, больше. Ведь мне есть с чем сравнить, я второй раз пережил детство со своими детьми и взрослел вместе с ними, вижу детство внуков, при этом отлично помню свое.

Апогей моего осознанного детского счастья длился беспрерывно несколько лет подряд и начался в момент, когда приняли меня в пионеры. Правда, это событие только совпадение со всем остальным, ведь шел тогда легендарный 1957 год и в этом году Советский Союз вырвался за пределы земного тяготения, запустив первый искусственный спутник Земли. Именно тогда я стал из своего детства с любопытством и большим интересом заглядываться на жизнь страны и мира. Массового телевидения тогда не было, телевизоры и даже радиоприемники были не в каждой семье. Мы испытывали информационный голод. А тут подряд: и олимпиада, в которой мы победили, и запуск искусственного спутника. Я стал не только с интересом слушать, что говорят взрослые, но и читать газеты.

Прошел всего год, как мы победили на олимпиаде в Мельбурне. А ведь соревнуемся с самой главной и сильной капиталистической страной – Соединенными Штатами Америки. И везде мы ее побеждаем – и на олимпиаде, и в космосе. Газеты и журналы тоже соревнуются в карикатурах и насмешках над американцами, их падающими и взрывающимися ракетами, и над всем капиталистическим миром, где человек человеку – волк, а совсем не друг, как у нас. И пишут в газетах, и говорят по радио, что у них там линчуют негров. Что такое линчуют, я не знаю, но понимаю, что это что-то очень плохое и бедных негров искренне жалею. И я тоже насмехаюсь над злыми капиталистами и думаю: «И что они там пыжатся? Ну, куда им до нас, таких великих. Ведь это очевидно, что они обречены на поражение».

Героем олимпиады в Мельбурне был наш легкоатлет-стайер Владимир Куц, который завоевал там две золотые медали. И мы, мальчишки, начали ходить на тренировки по легкой атлетике. В то время нам казалось, что это самый короткий путь, чтобы прославить любимую страну, а еще укрепить здоровье для того, чтобы стать космонавтом.

Учитель физкультуры нашей маленькой восьмилетней школы, в маленьком городке Кировске, расположенном на берегу реки Невы, Травкин, поддерживал наше рвение и тренировал нас в пионерском четырехборье. А это – прыжки в высоту и длину, бег на дистанцию 60 метров и метание гранаты. Учитель был молодым, азартным и тренировал нас увлеченно, хотя по сегодняшним понятиям условий для тренировок не было. Не было даже спортзала, и занимались мы на улице в любую погоду. Зимой, если на улице был сырой снег и наши спортивные костюмы намокали, то мы, с разрешения директора, развешивали их в коридорах школы на батареях отопления. Конечно, Травкин и не планировал, и не подозревал, во что этот энтузиазм может превратиться. А превратился он в то, что сборная нашей школы, неожиданно для всех, и для себя, конечно, тоже, выиграла сначала зональные соревнования, а затем поехала на первенство Российской Федерации и заняла там третье место.

В этом море окружающего меня в то время позитива была и ложка дегтя. Как я ни старался, но в сборную не попал. Физически развивался очень медленно. По габаритам все мальчишки превосходили меня, и в классе в строю я был предпоследним. Такая, видно, программа физического развития в меня была заложена. Однако дружить с чемпионами и болеть за своих одноклассников тоже большая радость и удовольствие. Так что, не попав в сборную, потерял я не так и много. Возможно, даже больше приобрел.

Это было удивительное время. В дальнейшей жизни меня уже никогда не распирала так эйфория и гордость одновременно за чемпионов-друзей, школу и за свою страну. А как же иначе? Ведь мы, маленькая восьмилетняя школа маленького городка, стали третьими в Российской федерации. А Советский Союз совсем недавно победил в самой страшной мировой войне, которая была в истории человечества. И вот теперь любимая страна первой покорила космос. Каждый день по радио передают чудесные позывные нашего спутника: пи, пи, пи, пи…. И каждый день радио рассказывает, над какими городами и в какое время спутник будет пролетать.

Я с нетерпением жду, когда же он полетит над нами. Наконец объявляют, что спутник этой ночью в 2часа 37 минут будет пролетать над Ленинградом, погода ожидается ясной и спутник будет хорошо виден.

Отец заводит будильник, но я его не слышу, просыпаюсь оттого, что отец трясет меня за плечо. Быстро одеваюсь. Почти за десять минут до объявленного времени мы выходим на улицу и какое-то время стоим на крыльце, отходя ото сна, видим, что у подъездов соседних домов стоят люди и глядят в небо. На столбе у нашего подъезда светит фонарь. Отец идет под фонарь смотрит на часы, и говорит:

– Ну вот, Женя, осталось меньше пяти минут.

Я уже совсем проснулся и с жадностью смотрю в небо, мне хочется первым увидеть спутник. Ночь ясная, луна лунит, и куда я ни посмотрю везде звезды, звезды, звезды, и чем дольше смотрю, тем больше их на небосклоне появляется, и проявляются они там, где сначала я их и не видел. Вдруг я пугаюсь, что мы не заметим спутника и спрашиваю:

– Пап, а какой он, спутник, мы его не прозеваем?

Я так волнуюсь, что меня даже слегка лихорадит. Отец же, как всегда, спокоен, медлителен и отвечает после некоторой паузы, которая мне кажется вечностью:

– Конечно, не прозеваем. Он как большая звездочка. Только видишь, все звездочки стоят на месте, а эта будет медленно двигаться по небосклону.

И вдруг среди тысяч звезд я вижу деловито перемещающуюся звездочку. Радости моей нет предела! Я кричу, прыгая от избытка чувств на месте:

– Вижу, вижу – вон он!

Такие же радостные возгласы доносятся и от соседних подъездов.

Я смотрю на эту звездочку, затаив дыхание, и кажется мне, что я не только вижу спутник, но и слышу его голос, слышу эти приятные звуки: пи, пи, пи, пи ….

Вот это и был апогей моего счастья и радости в детстве. Конечно, как и в каждой жизни, мгновений радостных было много. Но такая полоса радости и счастья, длившаяся несколько лет подряд, в моей жизни уже никогда не повторилась.

Первое воскресенье сентября. Раннее утро. Мы с отцом собираемся на охоту. Вынырнул я из своего глубокого детского сна сегодня очень легко, ведь вечером засыпал с приятной мыслью, что утром пойду на охоту. Охотой с этого года я заболел, и от волнения меня немножко лихорадит, поэтому собрался почти мгновенно. Да собирать-то мне особенно нечего – корзина под грибы, а в ней два бутерброда и нож. Теперь вот маюсь в томительном ожидании, когда соберется отец. И кажется мне, что делает он все уж слишком медленно. Я сел на табуретку и наблюдаю за ним. Удивительно, все происходит вокруг, как в замедленной съемке, и нет сомнения в том, что даже газ на плите горит плохо. Вот отец разогревает борщ. Спрашивает, буду ли я его есть. Я отказываюсь, мне о нем даже противно думать, а отец ест и ест почему-то с аппетитом. Про себя думаю: «Как он может, есть такое невкусное, да еще и на завтрак». Однако отец от меня не отстает:

– Женя, попей хоть чаю, и съешь бутерброд. Это тебе не юг, здесь энергии тратится намного больше. Здесь холоднее, и ходить по болоту – это тебе не по степи. Вот увидишь, до леса не дойдем – запросишь еду.

Есть совсем не хочется, но на чай пришлось согласиться.

С этого лета ощущаю я себя совсем взрослым, ведь мне целых двенадцать лет и отец, наконец, стал брать меня с собой на охоту постоянно. Просился я, конечно, и раньше, но отец всегда говорил одно и то же:

– Охотится тебе еще рано, подрасти немного. Охота – работа тяжелая, ты не выдержишь.

Август, как всегда, мы провели на родине отца в Днепропетровской области. На охоту ходили через день-два, и отец каждый раз брал меня с собой. Охотились мы на перепелов и диких голубей. Удивительное дело, но вот дикий голубь оказался на Украине хорошей, настоящей дичью. Летает он там большими стаями и наносит некоторый ущерб сельскому хозяйству. Кормится почти исключительно семечками подсолнуха. Поля же, на которых там растет подсолнух, бескрайни, как моря.