Его величество дождь, которого ждали чуть ли не с благоговением, упрямо не хотел прислушиваться к мыслям миллионов истощенных от жары обитателей столицы. Более того, он даже не обращал внимания на постоянные обещания метеорологов, которые со всех каналов каждый день твердили, что возможны осадки. Сухость воздуха ощущалась повсюду, от Красной Площади до самого забытого закоулка окраины.

В столь поздний час машин по столице разъезжало немного, поэтому громадный джип руководителя СБГ, занимающий добрые две полосы, чувствовал себя вполне комфортно, двигавшись в направлении загородной резиденции Анатолия Меленкова.

Александр Соколов прекрасно чувствовал себя в любое время года: во-первых, его стойкий организм был приучен к самым разным климатическим особенностям, да и вообще от природы не отличался прихотливостью; во-вторых, в его машине, благодаря уникальной системе климат-контроля, всегда было свежо и прохладно, как после дождя. Проезжая место недавнего покушения, Соколов почувствовал странное ощущение, схожее с чувством человека, оказавшимся напротив памятника с собственным именем.

Анатолий Меленков, выглядевший весьма уставшим последний месяц, встретил своего главного защитника в большой и просторной гостиной. Одетый в красивый шелковый халат, небритый и с ввалившимися глазами, президент корпорации «Голиаф», носившей его главное прозвище, медленно потягивал крепко сваренный кофе.

– Да, Петрович, совсем себя запустил, я смотрю, – вместо приветствия начал Соколов, едва шагнув в гостиную и окинув шефа сочувственным взглядом. – Неужели у нас все так плохо? Или у тебя тоже на фоне адских ночей совсем силы истощились? – и он хохотнул, довольный своей шуткой.

– О чем бормочешь? – устало буркнул Меленков.

– Да я о Платоне. Бедняга совсем свалился, температура под сорок, прямо лихорадка. Если бы я рядом с ним не оставил твоего вундеркинда, мог бы забеспокоиться уже.

– Да ты что? Серьезно? А что с Платоном случилось? – оживился Анатолий Петрович.

– Сейчас уже все позади, но точно причину сказать не могу, не врач. Юрка говорит, сильнейшее переутомление, какие-то стрессы.

– Хм, как я его понимаю. Надо парню дать недельку отдыха сразу после полугодового собрания по проектам, которое, кстати, уже пятый раз переноситься.

– Ладно, я к тебе сам знаешь по какому делу. Как я уже говорил по телефону, удалось выследить зачинщиков недавних событий.

– Картель «Кали»?

– Да нет, этими как раз и не пахнет, – поморщился Соколов. – Даже Константин Сычев, командующий войсками Московского Военного Округа, похоже, здесь просто пешка.

– Которая изрядно пощекотала твои нервы.

– Да, было дело. Моему агенту в Марокко удалось выйти на след одного подпольного завода по переработке алмазов, куда Сычев, судя по всему, наведывался семь лет тому назад.

– Причем здесь Марокко?

– Объясню, – терпеливо продолжал Соколов, – раз уж нам пришлось работать в условиях, исключающих контакт с самим виновником торжества, то действовали по всем правилам шпионажа. Как я изначально говорил, Сычев оказался чист как стеклышко, даже диву даюсь, как его берегли, поэтому моим людям пришлось вспахать архивную базу МВД. И что ты думаешь – там сияла полная пустота! Данные на Сычева отсутствовали вообще, словно их вымели поганой метлой. Даже странно, что он раньше никогда не попадал под радар СБГ. Пришлось искать корни его жизни до резкого продвижения по службе, которое случилось около шести лет назад. Мои люди наведались к его родителям, где нарыли наибольшее количество информации, перепотрошив небольшую, но очень комфортную загородную дачу, которую выслеживали около двух недель. Разумеется, старики ни о чем и не догадывались. Кое-какие концы удалось распутать уже позднее, руководствуясь полученными задатками. Так вот, Константин Сычев, оказался вовсе не Константином Сычевым, а погибшим в югославской войне майором Денисом Стрельниковым, чьи награды удалось раскопать недалеко от дачи, в заросшем лесу, рядом с деревом, на котором Стрельников в детстве сооружал себе штаб-квартиру. До югославской войны Стрельников уже побывал в нескольких африканских вооруженных конфликтах, зарабатывая на жизнь в качестве наемника. Между прочим, у него довольно неплохой послужной список был, пока он не вляпался в малоизвестный теперь «марокканский инцидент».

– Что за инцидент? Я тоже о таком не помню.

– Неудивительно, об этом мало распространялись. Я даже подозреваю, что если бы в нашей службе безопасности не оказалось человека, принимавшем в этом инциденте непосредственное участие, вряд ли бы нам удалось что-нибудь разузнать. По большому счету смысл всего «марокканского инцидента» умещался в примитивном понятии грабежа, только с большой наживкой. Пятьдесят наемных солдат, преимущественно славянской крови, решили хорошенько погреть себе руки, напав на тщательно скрываемый караван, который перевозил на корабли обработанные алмазы. Как ты понимаешь, далеко уйти им не удалось, поскольку алмазные короли подняли на ноги всю марокканскую армию и даже разведку. Унесли ноги лишь трое, да и те без добычи – Шумейко, наш работник, Иванов и Костомаров, чьи имена мы добыли лишь при помощи Шумейко. Кстати, не один из них не дожил до сегодняшнего дня, проверять факты их смерти мы не стали, но Шумейко утверждает, что те умерли вполне естественными человеческими смертями.

– Хорошо, а что же Сычев, или Стрельников? – поинтересовался Меленков.

– Вот тут-то самое интересное. Шумейко утверждает, что его боевой товарищ по грабежу был захвачен при нападении на их логово. Других источников мы, к сожалению, не нашли, но факт остается фактом – более года родители Стрельникова знать не знали, что стало с их сыном, отец даже был уверен в его смерти и установил небольшой памятник рядом с деревом, о котором я уже упоминал. В начале 1999-го Стрельников вновь объявился на родине, и, не дав толком опомниться ошалевшим от счастья родителям, кинулся в югославскую войну, где уже и умер документально окончательно.

Поскольку после его смерти и вплоть до того, как четыре года спустя Константин Сычев не засветился в коридорах Генштаба, нам не удалось разузнать ровно ничего, пришлось вернуться в прошлое и раскопать больше информации о «марокканском инциденте». Я печенкой чувствовал, что там что-то есть, и не ошибся. Несмотря на то, что для истории этот малозначительный факт остался покрытым мраком, для местных жителей ограбление века живо так же ярко, как если бы это случилось вчера, поэтому моим агентам не составило особого труда выйти на упомянутый мною заводик, из недр которого богатый груз некогда отправился в запланированное плавание. Позже удалось выяснить, что именно туда привезли десятерых взятых в плен грабителей, которых не успели убить. А еще позже, когда стало окончательно понятно, что именно в этом заводе надо искать корни дальнейшей судьбы Стрельникова, нам пришлось выкрасть одного из старейших охранников, или террористов, как их еще обозвать, кто был свидетелем тогдашних событий. Для этой операции я использовал «Контру».

– Все прошло без сучка?

– Без задоринки, – осклабился Соколов, – а как же иначе? Так вот, старый марокканский наркоман, который и дня не может прожить без щепотки кокаина, и чье имя я даже вспоминать не собираюсь – язык сломаешь – выложил нам все на блюдечке с голубой каемочкой. Стрельников оказался единственным, кому даровали жизнь, остальных же закопали недалеко от завода, порубив на мелкие кусочки.

– Интересно-интересно, чем же он так их подкупил? – любопытно взглянул на Соколова Меленков.

– Не смотри на меня так, я сам не знаю, – потупился Александр. – Но, по всей видимости, Стрельников-Сычев до сих пор сидит у них вот на таком огромном крючке, – и он выразительно согнул указательный палец правой руки, который, если бы превратился в сталь, пронзил бы упомянутого Сычева насквозь. – Не удивлюсь, если выясниться, что для такой свободы ему пришлось укокошить всех своих подельников. Но не в том суть. Наш драгоценный марокканский язык поведал в ломке о том, что последний раз видел Сычева около семи лет назад, когда тот в последний раз появлялся на территории завода. Разумеется, он и понятия не имеет, зачем тот появлялся, но это уже не так важно, тут и простой фантазии достаточно. Сычев с руками и ногами слуга тех, чья алмазная империя вот уже сотню лет разрастается по миру.