– Помнить можно то, что знал. Слышала в общих чертах. А это – не знание, – злясь почему-то на себя, Лялька начала защищаться, хотя никто на нее не нападал, и, как нередко это делала в обычной повседневной жизни, стала выпускать иголки.
– Вы не нервничайте, – с сочувствием он посмотрел на нее, – мы еженедельно принимаем исповедь десятков людей. Но я вас понимаю, это трудно сделать впервые, тем более в неюном возрасте. Вы должны знать, что тайна исповеди священна. И, поверьте, вы уже готовы к этому. Я наблюдаю за вами с начала вашего появления здесь. Но исповедь и причастие – дело исключительно добровольное. Передайте, что я освободил вас от послушания на сегодня. У вас нынче другая, гораздо более тяжкая работа.
Любовь-морковь
Промучившись весь остаток предыдущего дня и вторую бессонную ночь, Лялька поняла, что к исповеди и причастию не готова, зато готова пожертвовать маршрутом остальной паломнической поездки, чтобы неделю остаться именно в этом монастыре, подумать, поразмышлять… Вдруг получится почувствовать эту самую готовность? А потом через неделю присоединиться к своим спутницам и благополучно вернуться в далекий Славногорск. Отец Амвросий ее желанию внимал серьезно. И все же в глубине его глаз ей почудилась легкая добрая смешинка. Такая гремучая смесь сострадания к ее иступленному фанатизму и готовности к самобичеванию. Но все бренно, все проходит… И ты ли выбрал декорации и действо под названием «жизнь»?
Неделя в монастыре превратилась в год, пожалуй, один из самых содержательных в ее жизни. Причем не из-за внешних событий, а из-за каких-то глубинных сущностных вещей, смысл которых открывался ей постепенно в размеренном укладе монастырской жизни, в незатейливом послушании, в котором довольно быстро оказалась востребована ее ранняя комсомольская организаторская хватка, и, главное в постоянном общении с отцом Амвросием. По любым вопросам.
Зато в это время у Любаси, продолжавшей присмотр за цветочками и квартирой Ляльки, происходили бурные события с яркими эмоциями, страстями, заоблачными взлетами и катапультирующими падениями. О, как же ей не хватало своей задушевной подруги! Сколько ошибок она могла бы не совершить, будь Лялька рядом. Девятый вал внезапной, безумной и, как водится, абсолютно парадоксальной любви обрушился на бедную Любасю, когда она была к этому совершенно не готова. Как будто к влюбленности или любви можно заранее подготовиться!
В то время она еще работала в школе, преподавала английский. Педагогическая нагрузка чуть меньше ставки. Все ее время занимала воспитательная работа, она была организатором. В перестроечное время борьба за выживаемость традиционно по-российски не жирующих учителей привела к катастрофическим изменениям в педагогической среде: наиболее активная часть рванула, наступив на горло собственной песне, в бизнес, точнее челночный бизнес, в сомнительные, но приносящие несопоставимые с учительским довольствием фирмы и фирмочки. В Любасиной школе директрисе удалось каким-то немыслимым образом сохранять хорошо отработанную в советской педагогике модель воспитательного процесса. С учебным она справиться была невольна: учебники, методики менялись головокружительно, создавая у «генетических» педагогов устойчивое представление, что кто-то на самом верху и впрямь задался целью ликвидировать то, несомненно, лучшее, что было десятилетиями накоплено, апробировано и давало зримые результаты. Можно оспаривать идеологические подходы в преподавании предметов общественно-политического цикла, но математику, физику, химию, биологию в советской школе давали в хорошем объеме и разумной последовательности. Можно ставить под сомнение выбор для обязательного изучения каких- то произведений советской литературы… Собственно, ничего абсолютно идеального в мире и не существует. Но грамотность, навыки устной и письменной речи, знание основ естествознания и точных наук в общем массовом разливе советская методическая модель выдавала на достойном уровне. Как Агафье Тихоновне (так старорежимно звали Любасину директрису) удалось в годы полного разброда и шатания сохранить школу в ее гуманисти- чески-воспитательной роли, одному Богу ведомо. Складывалось впечатление, что Агафья решила – началась война за души ее учеников. Проигрывать она не собиралась! Бред с учебными программами и постоянно меняющимися учебниками пыталась снивелировать (ее статус заслуженного учителя немало этому способствовал), а вот воспитательную, внеклассную работу она только усилила. Поняла: в борьбе за выживаемость не до своих чад стало многим родителям. А плодить беспризорность в отведенном околотке Агафья не могла. И любасина школа стала работать чуть ли не в восемнадцатичасовом режиме. Кружки, студии, спортивные секции, факультативные занятия… Каждый день происходили какие-то события. В орбиту школьной жизни вовлекли всех вменяемых родителей.
Агафья Тихоновна увидела в новом хаосе перемен и какие-то бесспорные плюсы. Она поняла задолго до введения безумного ЕГЭ: нужно внедрять в учебный процесс производственные принципы контроля качества. Негоже, когда учитель преподает, он же, единственный, и контролирует результат на выходе в виде усвоенных учениками знаний. Исключила соблазн в последние дни перед концом четверти нарисовать или дорисовать в угоду заинтересованным родителям оценки в журнал любимому чаду. Используя платные услуги, лицемерно не пряталась от реальности репетиторства. И, наконец, внедрила систему, в которой дети с разным уровнем способностей могли, не испытывая комплексов неполноценности и ненависти к самому процессу обучения, получить знания в рамках стандарта школьной программы или даже выше: классы одной параллели формировались с учетом индивидуальных возможностей детей. И, если ты способнее в точных науках, обладаешь лучшей памятью, это не значит, что как человек, ты лучше качеством. Люди разные. И все это – в рамках педантично организованного учебного процесса. В ожесточающемся внешнем мире комфортность ученика в школе стала для нее важнейшей из задач. Агафья Тихоновна основала свою реальную территорию здравого смысла. И Любася была правой рукой директрисы, асом в организации внеклассной воспитательной работы. Выкладываться по полной у нее была и личные мотивы – в школе учился, да что там учился, практически жил ее сын Вовочка. Воспитывала она его одна, родила от безумной любви к канадскому инженеру. Он появился в Славногорске для наладки оборудования по розливу минеральной и просто питьевой воды. Словом, того, что впоследствии оказалось в собственности майиного шефа. Уезжать из страны в любасины планы не входило. Да и не могла она оставить здесь одну маму, энергичную моложавую женщину, которая и помогала растить Вовку-«канадца». К моменту начала лялькиного паломничества «канадец» успешно учился на втором курсе губернского вуза, был достаточно самостоятельным, умудрялся сам зарабатывать на жизнь, обожал мать и бабушку, наезжал в гости по праздникам и в телефонном режиме контролировал настроение и общий ход событий их напряженной, но в целом благополучной жизни.
Губернская администрация (надо отдать ей должное) в трудное перестроечное время пыталась поддержать учительство. Зимой, когда наполняемость приморских курортных здравниц была нулевой, в одном из пансионатов, расположенных на крутом морском берегу, организовала курсы повышения квалификации для педагогов, совместив их со всяческими оздоровительными процедурами. И все это совершенно бесплатно! Может, и была корысть кого-то распределяющего бюджетные потоки, как это повелось в нашем Отечестве в последние десятилетия, но педагоги этому обстоятельству были безмерно рады. Это – о возможности совместить полезное с приятным – профессионально обновиться, подлечиться и немного отдохнуть.
Агафья увидела в феврале, что Любася дошла до кондиции усталой лошади и отправила ее на пару недель в такую поездку. Хладное, суровое море, продуваемый ветрами бульвар, практически обезлюдевший курортный городок, вполне приличный пансионат. Ну, не пять звезд… Но вполне сносная еда, чистенький но- мерочек и полная смена обстановки. В первой половине дня нечто, напоминающее курсы повышения квалификации, а во второй – процедуры по желанию и жизненным показаниям. На такие глупости Любася размениваться не стала. У нее – своя стратегия реабилитации – отключающие мозг дамские романы и детективы, прогулки, морской воздух и здоровый сон. Словом, сменила фишку. Это было ее излюбленное выражение. Кстати, стала свидетелем довольно редкого явления: по непонятным причинам огромное количество перелетных птиц из числа водоплавающих – лебеди, гуси, утки, селезни – остались на зимовку в прибрежных водах. Это было красивое, необычное, просто потрясающее зрелище! Любася поначалу после завтрака прихватывала с собой пару кусочков хлеба, чтобы покормить пернатых. Но очень быстро поняла, что парой кусочков не обойдешься – птицы голодны. Заходила в продовольственный, скупала буханки хлеба и какие-то крупы. Ее примеру последовали сердобольные малобюджетные коллеги, так что в те две недели птиц прикармливали.