В поездку она ехала с единственной установкой – отдохнуть, эмоционально обнулиться, поэтому все мероприятия первой половины дня пропускала через себя, как свозь сито. Тянуть на себя одеяло и активничать в ее жизненные планы не входило. Того, что затеяла в школе Агафья Тихоновна, хватило бы не на один день обмена опытом с региональными коллегами. Они были только на подступах к тому, что Агафья внедрила давно, выйдя на тропу войны с повседневными парадоксами реальности. Первая неделя прошла в безмятежном спокойствии, вежливом, но довольно отстраненном общении с коллегами, пробежками по морозному свозняковому бульвару, последующим испитием горячего чая и глинтвейна с местными винами – дегустационный зал был рядом с пансионатом.

Послеобеденный сон позволял до глубокой ночи погрузиться в чтение очередного головокружительного любовного романа либо напряженно от страницы к странице отслеживать ходы расследования идущих по пятам преступников современных Пуаро и мисс Марпл.

Пансионат был полупустым. А точнее был скорее пуст, чем заселен. В отсеке с любасиным номером, казалось, она проживает одна – только редкое хлопание открывамых и закрываемых дверей обнаруживало присутствие иных постояльцев. Прекрасное чувство – ты наслаждаешься уединением, но где-то поблизости есть не докучающие соседи! А ей нужно было именно такое ощущение реальности – оно врачевало и восстанавливало. И вдруг поутру она проснулась от весьма характерных звуков, долетавших (ну, и звукоизоляция!) из номера где-то рядом. Накануне допоздна дочитывала бурный любовный роман с сексуальными сценами на грани откровенного физиологизма, достаточно изобретательного и эротичного, чтобы вызвать и в ней самой какое-то подзабытое томление в части тела, откуда поднимается Кундалини. Спросонья предположила, что это – звуковой ряд снившегося ей сладкого эротического сна. Звуки были реальны и не допускали двойственности: за стеной брутально занимались сексом. В иных ситуациях вы никогда не услышите этих неповторимых соло женского сладострастия. Ей стало реально неудобно, будто она подглядывает за кем-то в замочную скважину. Быстро поднялась, отправилась в ванную – разбудили ее вовремя – завтрак через пятнадцать минут, а на занятия опаздывать просто неприлично.

За завтраком выяснилось: постояльцев в пансионате поприбавилось – накануне заехала многочисленная группа на семинар по не вполне традиционному чему- то. Прослушав за омлетом комментарии коллег, поняла, что некий региональный центр занимается оздоровлением и социальной реабилитацией соотечественников, изрядно ошарашенных социальными катаклизмами последних десятилетий. Использует современные психологические технологии с крутым замесом восточной и народной медицины. Здесь они проводят трехдневный семинар своих региональных представителей. Мужчин в прибывшей команде было несравненно больше. Любася подивилась, как моментально изменилась атмосфера в уже привычном за неделю зале: и ее «педагогини» как-то приосанились, и общий тембр щебета при совместном массовом поедания пищи, стал иным. Вот оно – магическое слово «полярность»!

Потом публика разбрелась по разным конференц-залам. День пошел по довольно привычному руслу. Любася была не в себе. Все же нужно раньше отходить ко сну. Ну, дочитала бы сегодня роман. Да, захватил в момент чтения. Но память уже почти ничем не обременял. А тут еще такое пробуждение, как нынче утром! Потерла виски, открыла сумочку. Где-то должен быть цитрамон. Копеечный препарат, который лучше всего помогает при головной боли. Болеть не собиралась, забыла дома и, конечно, ничего не нашла. Спросила у соседки – темпалгин, спаз- малгон, но-шпа… Все есть, кроме того, что нужно. Во время кофе-брейка решила подойти к администратору на ресепшен: в постсоветском пансионате должна быть аптечка, обращаться к медперсоналу совсем не хотелось. Еще и погода подкузьмила: началось резкое потепление. Февральские окна?

– Девушка. У вас есть аптечка? Не найдется ли пара таблеток цитрамона? Схожу в обед в аптеку и обещаю вернуть.

– Зачем нам цитрамон? – услышала неожиданно приятный мужской голос, подкупивший еще и этим местоимением «нам».

Повернула голову, и поняла, что пропала. Вот так в одну секунду! Перед ней стоял не красавец, не Аполлон – седые виски, прямые волосы, зачесанные наверх, довольно аккуратная стрижки. Для Любаси это было почему-то важно: кого- то волнует обувь, кто-то смотрит на руки, для кого-то губы говорят все… Для нее были важны ухоженные волосы и лучше стильная, но пойдет и просто аккуратная стрижка. Голова ее устроила. Глаза тоже. Сине-серый оттенок радужной оболочки и взгляд такой бегло-сканирующий. Нет, не бегающий, а спокойно считывающий. Ботинки, темно-синие джинсы и мягкий черный свитер, удивительно хорошо оттенивший и седину, и цвет глаз.

– Голова болит – погода меняется.

– Дайте руку. Да не бойтесь, не откушу же я ее. Нажму на точки, может быть неприятно, потерпите, зато обойдетесь без таблеток.

Он мастерски повертел ладонь правой, потом левой руки, нажал на какие-то точки. Было ощутимо. А потом на одну нажал так, что она вскрикнула от боли и решительно отдернула руку. Разозлилась.

– Ну, вот и все. Но вам надо проверить почки.

Удивительно – голова не болела, заболело сердце: поняла, ей хочется прикосновения этих рук. А он развернулся на обращение «Аполлон», кивнул ей, в смысле: «Увидимся!» и пошел, как-то, как показалось Любасе, неестественно прямо держа спину. Кофе-пауза закончилась. Стоит ли говорить, что Любася просто тупо физически существовала в пространстве. С давнего бурного романа с канадцем ее так не поражал ни один мужчина! Нет, она не была святой! Что-то и кто-то мелькал в ее личной женской судьбе, временами оказываясь и в спальной. Но все было не то и не так. Да и ритм выживания, Вовка, Агафья и ее мама, параллельно с работой сутками, опять же практически женская среда в среде педагогической романтическим отношениям не способствовали. А этот не Аполлон, к которому обратились, используя, по иронии судьбы, именно это имя собственное, вдруг ни с чего ворвался в ее внутренний мир!

За обедом, где встречались все постояльцы пансионата, он сидел рядом с довольно статной, пожалуй, лет на пять старше женщиной, приятной внешности, не красавицей, явно главной в той, непедагогической тусовке. Была она внешне демократична, мягка и предельно корректна. Но Любасю не проведешь – заметила комплекс императрицы. Это когда в даме (а в наше время появилось много руководящих дам) прочитывается: да, я смогла, да, я достигла, да, я – здесь самая главная, и этот мужчина – мой, сколько бы вы не пялили на него глаза! Я отвоевала его у остального мира! И он – сертификат моей женской ипостаси!

А он взорвал ее изнутри тотально – душу, сердце, мозг…? Кто разберет? Причем, практически ничего для этого не сделал. Появилось ощущение, будто он все время рядом. А он и был рядом: в коридоре она нос к носу столкнулась с «императрицей», выходившей из соседнего номера.

Вечером после ужина тихой мышью пробралась к себе, запечаталась в номере, включила фоном без дела простаивавший до этого телек и вцепилась в свои спасительные книжки с надеждой выдавить образ. От греха подальше, лучше от этого отказаться сразу. В коридоре ближе к ночи раздавались громкие голоса. Делала вид, что погружена в чтиво, но голос Аполлона узнала. Правда, ей почудилось, был он хорошо под «шафе». Засыпала сложно, ругала себя на чем свет стоит. Что за легкомыслие – ничего ведь не знает о человеке, даже придумать что-то в традиционной ее манере затруднительно. Есть только звуковая память о сладострастном соло «императрицы» и минутное прикосновение к рукам, приятный тембр голоса, не раздражающая манера одеваться и, о да, аккуратная прическа «врачевателя».

На следующий день пробуждение было не столь оригинальным, как накануне. Мельком взглянула за завтраком в сторону своих соседей по номеру, отметила поколебавшуюся безмятежность «императрицы», некую «помятость» лица Аполлона и почти зримую трещину их общего энергетического поля. Эти двое накануне, находясь рядом, производили гораздо более органичное впечатление. Или это Любасе только казалось.