– вставила Настя, направляя машину в какой-то едва заметный прогал в лесу. —

В наступившей тишине и темноте четверо обитателей машины переглянулись и посмотрели вперед. Там, где небольшое поле уходило вниз, неподвижной стеной стоял лес.

– Ребята, знаете, но, по-моему, это не здесь, – тихо проговорила Настя.

Алекс в это время был уже дома. Он слушал, как трещат дрова, как поскрипывает своими углами его деревянный дом и пытался осознать, как ему хорошо. Незадолго до этого он поместил свое тело в удобное кресло и откинул голову на спинку. Телу стало приятно. А почему ему, телу, должно быть плохо? На него надета сухая теплая одежда, и оно, наконец, приняло то положение, к которому стремилось. И теперь его в этом положении можно оставить на несколько минут. Ведь в печи горят дрова, чайник греется, яичница жарится. Старый лыжный костюм сохнет, поднявшийся ветер гудит где-то снаружи. Где холодно, темно, колючие снежинки и никого.

За исключением того психа с пистолетом.

А ну и хрен с ним.

Алекс улыбнулся. Иногда нужно так мало, подумал он в тот момент. Такие вот несколько минут, когда кажется, что все может быть только здорово. Ибо знаешь, что яичница будет вкусной, чай превосходным, а книга – обязательно интересной. И даже, может случиться, что завтра утром он станет настолько собой, что сможет что-нибудь придумать. Написать нечто такое, что станет началом. Славным началом, по которому будет сразу ясно, что это начало чего-то стоящего. Как изучение карты перед выходом на маршрут, как сбор рюкзака. Таким началом, которое он, наконец, сможет продолжить.

Если уж не сейчас…

Много лет Алекс пытался написать роман. Или сценарий. Или пьесу. Написать, чтобы затем поставить, снять фильм или прост издать. Написать, что бы созданное того стоило. И, если уже не сейчас, когда он один, когда его ничто не отвлекает, когда он и мир вокруг него стоят в равновесии очень смахивающим на гармонию – если не сейчас, то когда?

Впрочем, сколько раз он пробовал? Пробовал вот так как сегодня, уйти, сосредоточиться, и затаиться, стать охотником, который сможет поймать нечто, лежащее в основе реальности. И выразить это. Пусть не гениально, пусть просто красиво. Сколько раз он начинал и понимал, что все его охотничьи трофеи – пустота. Мыльные пузыри наполненные трепом. Понимал, но пробовал все снова и снова.

А может быть, в этих попытках и есть, счастье? – улыбнулся Алекс. Раньше такая мысль вряд ли пришла бы ему в голову. Что-то здорово изменилось. Удивительно, еще совсем недавно, казалось, что его слово и ритм могут порвать этот мир на куски. Порвать и склеить во что-то более близкое к божественному замыслу. Ему казалось, что он зрил его, этот замысел, и эти удары по миру шли точно в те узлы, на которых держится его, мира, лицемерие и глупость. А хвала возносит то, что в этом мире еще способно вести к свету. Что-то изменилось. Что?

Он, Алекс, всегда хотел слишком многого. И слишком разного. С одной стороны – легкости бытия, достатка и удовольствий, с другой – творческого горенья и взлетов духа; днем умно разрулить сложные жизненные ситуации, вечером придти домой и выразить невыразимое. Или наоборот. А отказаться от одного в пользу другого означало для него чувствовать себя неким уродом.

Но, если смотреть на ситуацию до конца честно, дело не в этом. Видимо, он расплачивается. Расплачивается за свое любопытство. Которое он слишком сильно удовлетворил. И, если раньше мир вдохновлял его своими вопросами, и Алекс чувствовал себя поэтом, то теперь вместо рифмы его мозг начинает искать объяснение. И слишком часто находит.

Он стал чересчур взрослым, слишком тяжелым, и вот, ветер вдохновения не может его поднять. Он этот ветер, приходит к детям и несет их с собой, а он своими длинными мыслями и вправду понимает и цепляет слишком много. И очень мало из этого может объяснить другим. Жить нужно постепенно, из раза в раз повышая планку, а он оказался слишком активен, и теперь жизнь мстит ему таким оригинальным образом.

Нечего нарушать границы. Полки умных книг, упражнения, тайные практики, глупые и не очень эксперименты над собой, и вот результат – вместо вдохновения его тайнами, мир дает Алексу только банальные объяснения оных. Из которых вырастает громадная стена. И он уже давно не знает, что с этим делать, поскольку единственный человек, который мог объяснить, что с ним происходит, давно умер.

Алекс грустновато усмехнулся. Когда-нибудь, когда это случиться и с ним, на могильном камне, прихлопнувшим его писательские потуги, будет написано «Он слишком много знал». Затем поднялся, чтобы снять яичницу с огня, потянулся и в этот момент услышал громкий стук в дверь.

– Д-добрый вечер! – на крыльце стоял местный лесник Сергей.

– Здорово, – ответил Алекс. Затем спрятал приготовленный на всякий случай газовый пистолет в карман просторных домашних джинсов и вопросительно посмотрел на незваного гостя. Судя по всему, его планы побыть наедине с собой снова летели к черту. Несколько несильных ударов кулака в дверь и все. А за что?

– Прости, что беспокою, – начал Сергей, – но я з-з… Можно войти?

И Алекс понял, что пора переключаться на вход. При освещении лицо Сергея выглядело довольно непривычно. Всегда задумчивый и уверенно-серьезный, он был явно взволнован и чем-то обескуражен.

– Ты д-давно был в лесу? – спросил Сергей, как-то чересчур машинально расстегивая тулуп. И, вдруг, осененный своей догадкой выпалил, – Ты тоже слышал? Ну, какой-то урод…?

– Как бы это поточней сказать…, – почесал бороду Алекс. И решил – пусть расстегивает.

Сергей ему нравился. Алексу вообще нравились люди, способные бросить избранный ими когда-то жизненный путь и не побоявшиеся пойти по иному. В них чуялось что-то родственное. Какой-то внутренний импульс, способность к движению, к удивлению, к поиску. В сущности, не важно чего и где, так как эта искренняя потребность в поиске, видимо, действительно важнее многих других вещей, которым почему-то придают значение.

– В общем, я его видел, – как можно спокойнее ответил Алекс, – Какой-то свихнувшийся вояка. Недалеко от болот.

– От болот? – Сергей странным задумчивым движением наконец высвободился из тулупа и бросил его на скамью. – Что он там делает?

– Орет.

– Как это…?

– Да вот так вот: «А-а-а-абля-а-а-а-а-а!» – попытался изобразить Алекс. Но попытка вышла довольно бледной. – Ты яичницу будешь?

– Ага. Точно, – согласился Сергей. – Мне даже показалось, там кто-то стрелял.

– Да это он в меня, – скромно признался Алекс.

– В тебя?!

– Ну. Ты с хлебом будешь?

– А ты?!

– Чего я? Я туда прямо в сковородку немного черного покрошил. Горчицу принести?

– Дык… Какой горчицы? Он тебя не ранил?

– Контузил, – ответил Алекс и поведал, как все происходило. Немного подгоняя повествование из-за обострившегося при виде яичницы чувства голода. И, пока говорил, отметил, что в его голове крутиться странная, но четкая, словно не его, мысль: «Приближается… Приближается…» – снова говорил некто внутри него.