– А что – жизнь? – не понял тогда спросони Семен.

Но вопрос повис без ответа. Алекс просто положил на все и стал торговать компьютерами, пивом и недвижимостью. Как самый обычный барыга. И Семен так и не понял, что это было, протестом против оторванности их с ним музыки и искусства вообще от жизни или поиском простоты бытия. Но, что бы не происходило с ними обоими, Семен знал, что в его жизни не было, и никогда не будет лучшего друга, чем Алекс. А то, что так сложилось, – он же не нарочно. Он же не знал. Не знал? Не видел?

А если бы все было наоборот?

Семен лихорадочно думал несколько дней и пришел к жесткому, но логичному выводу. Это все, понял он. Все, полная и совершенно безнадежная пустота. Он даже успокоился, бросил пить, и вспомнил, что когда-то, еще студентом, пробовал писать картины, и даже брал уроки у одного из друзей Алекса – старика архитектора, который когда-то жил в этих местах. И, вспомнив, утроился делать иллюстрации книг на околоцерковные темы. Видимо, тщательная прорисовка деяний святых его успокаивала, уводила, убаюкивала. Но вот, оказывается, убаюкала не до конца. Где-то в глубине души все время сидела надежда, может быть, она все-таки любит его? Его, Семена?

Семен сморщил лицо и стащил с головы шапку. Мороз начал медленно пробираться сквозь волосы. Как хочется в это верить! Вдруг она тоже мучается? Где-то под этим же небом… Увидеть бы вновь ее рядом. Просто побыть. Какой смысл в том, что он запретил себе общение с ней? Она даже не подозревает, об этой его, Семена жертве, о том, как для него это важно. Она не знает, а его жизнь ушла вместе с ней, и это не он, Семен, сидит тут на морозе, распустив нюни. Это всего лишь то, что от него осталось. Его нет. Без него настало лето, и пришла зима, без него дуют ветры в вышине над елями, и трещит мороз. И эта наступающая ночь – без него. Есть лишь оболочка жизни, лишенная смысла. Эх, нажраться бы сейчас до полной отключки! И что бы все происходило уж полностью без него, по-настоящему! – подумал он. И в этот момент холодные стволы деревьев высветил свет чьих-то фар.

Джип. Она любила джипы. Уютные и проходимые. И вся она была такая уютная…. Он бы купил ей самый лучший и самый красивый. Во всяком случае, тогда, когда у него еще были деньги. Если бы это что-то могло изменить! Дегенерат, нужно было делать все. На этой машине могла бы ехать она, а теперь какие-то бандиты едут на станцию за водкой. Ох, если бы это была она!

И тут все жизненные процессы в организме Семена приостановились. Легкие застыли на полувдохе, тело напряглось и замерло, и даже сердце, провалившись куда-то вниз, перестало биться. Потому что проехавший уже было мимо джип, остановился. И – уже совсем как в сказке – из него действительно вышла ОНА. И, сказав кому-то в машине, что тут в лес идут какие-то следы, направилась в его сторону.

– Это мои, – сказал Семен, и услышал свой голос будто со стороны.

– Ой! – воскликнула Настя.

Пока Семен гадал, что за хрень случилась с его сознанием, из внедорожника появилась еще одна женская голова. Его Семена осветили довольно сильным фонариком, и удивительно знакомый голос с еле заметным акцентом произнес:

– Вау! Да это Семен!

– Семен!? – ему и против светящего в лицо фонаря было видно, как Настя широко вытаращила глаза. – Семен… Ничего себе. А чего ты тут делаешь?

– Да это… ссу вот, – честно признался он.

И тут же попал в объятия другой женщины.

– Семка! Красный! Красннький! – запищала та. И Семен решил, что он окончательно сдвинулся крышей. Эта другая женщина была не кто иная, как Люба, первая жена Алекса. Вместо того, что бы сидеть и работать в своем Голливуде, она почему-то тоже была здесь, в этом лесу.

– Ни фига себе! – прохрипел он. – Сюр! Может, я умер от простатита? Нет, я реально ничего не понимаю!

И, неожиданно для себя обнял обоих женщин и даже попытался поднять.

– Ой! Сто-о-ой! – закричала Настя.

– Ты это.., ширинку-то застегнул? – поинтересовалась Люба.

– Да вроде. А что? – пробормотал Семен и только тут осознал, что вот этой вот своей правой рукой обнимает Настю. Которую почему-то не обнимал до этого, кажется, никогда. И обнимает сильно, сильно.

– Нет! – вскрикнула Настя, и, высвободившись, смущенно поправила на себе курточку.

– Прости, – похрипел Семен и отошел в сугроб.

– Я тут тоже… Только, в отличии от тебя еще не успела. В общем, на меня нельзя сильно давить, – тихо сказала Настя.

– Извини! Извини, я не понял, я не подумал, – энергично замотал головой Семен. В голову ударила сильная, просто сногсшибательная волна нежности. Эта волна мысленно поглотила Настю, и внутри Семена стало тепло, легко и пусто.

А дальше все понеслось как во сне. Кажется, Семен стоял в снегу, мотал головой и хрипел: «Офигеть!», Люба, что бы отвлечь его от Насти, рассказывала что-то про аэропорт, про их случайную встречу. И что было уже совсем нереально, сообщила, что они, без всякого приглашения собрались в гости к Алексу! Семен в очередной раз прохрипел «Офигеть!» и понял, что выглядит полным идиотом.

В машине было тепло и уютно. Неяркая, какая-то новогодняя подсветка приборов, снежинки, медленно таящие на ветровом стекле. Погрузившись на заднее сиденье, Семен настойчиво пробовал придти в себя, но каждый раз снова оказывался тут, на заднем сиденье, и впереди все так же сидела она.

Она! Боже, сколько раз он мечтал, что бы вот так случайно встретить ее. Ходил теми же переулками, задерживался на «ее» станциях метро. И вот теперь – случилось. Он в полуметре от нее и даже может чувствовать запах ее духов. Ексель-моксель, он даже видит со спины, как она улыбается!

А что вообще происходит?! Сейчас они как нагрянут к другу Алексу с двумя его женами! А у него там какая-нибудь оргия. Кажется, будет яркий вечер. Но… Но, Господи, какая же красивая у нее сегодня прическа! И вся она… Светится еще больше! А он, идиот, то несет какую-то жуткую чушь, то забрался в машину и молчит.

Переезд. Машина остановилась. Исчез хруст снега под колесами. Полосатый шлагбаум, заснеженная будка стрелочника, два мигающих по очереди глаза светофора. Семен вдруг успокоился. Скоро приедем. Такой веселенький рождественский сюрприз другу-Алексу. Но, как бы не случилось, это здорово – делать сюрпризы. А Алекс поймет. Он обрадуется и обязательно что-нибудь придумает; они приготовят вкусный ужин, а это так здорово – есть, когда голоден. И, конечно, согреются изнутри; это так к месту – согреваться изнутри, когда за окном снег и мороз. И он будет говорить, говорить, говорить… Может быть, раз все складывается таким волшебным образом, она все-таки что-то почувствует? А как она улыбнулась, когда его увидела!

– Эй, женщины, а мы водки-то взяли? – на всякий случай спросил Семен.

Женщины сидели и смотрели, как под белым светом фонаря окутанные мелкой снежной пылью проносятся вагоны поезда. И обоим им это шло. Зима, тепло, снежные облака под колесами.

– Что бы у Алекса не нашлось водки…, – обернулась Настя. – Но мы можем заехать на станцию.

– Отлично! – поддержал Семен. – Я видел. Там пивняк, а кругом киоски. Возьмем какой-нибудь бормотухи и ужремся.

– Ага! – потерла красивые пухлые руки Люба. – А сейчас у вас тут не стали выпускать эти… ну Белое крепкое, Солнцедар? Помню, когда я была маленькой, мои родители… Ой, а разве нам туда? – не поняла она. Потому что шлагбаум открылся, и машина уже ехала через линию, поворачивала вдоль рынка, заворачивала к станции.

Пара фонарей, плохо очищенный круг для разворота автобусов, полупустой пивняк в глубине, несколько заснеженных фигур, которые чего-то ждут. Родина.

Семен вылез из машины, запахнул дубленку и медленно двинулся к киоску. Тусклый свет, длинные ряды разнокалиберных бутылок, мрачная фигура где-то в недрах этого странного сооружения.

Толстая пачка денег в кармане оказалась очень кстати. А может быть, Настя его подвезет, и он упросит ее зайти куда-нибудь посидеть? Почему она никогда не заходила к нему? Вдруг в этот раз все будет хотя бы немножко не так? Господи, скажи, это шанс, снова шанс?