Смотрит на историю про поезд, разглядывает то так, то эдак. И хочется чего-нибудь посоветовать этой истории, и не знаю, чего посоветовать, таких историй хоть пруд пруди, вон, у Пелевина Желтая Стрела, и корейский какой-то фильм был про поезд, идущий через снега, и вообще…
УДАЛИТЬ
ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ ОТПРАВИТЬ «ЗВЕЗДЫ И ВОЛНЫ» В КОРЗИНУ?
ДА.
ОЧИСТИТЬ КОРЗИНУ.
ВЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ХОТИТЕ УДАЛИТЬ ЭТИ ОБЪЕКТЫ (1 ШТ)?
ДА.
История об обрезанных крыльях коротко вскрикивает.
Хватаю её за руку.
– Бежим.
– А?
– Бежим, говорю.
– К-куда?
Понимаю, что и сам не знаю, куда. Но бежать. Отсюда. Знать бы еще, как это сделать, бежать отсюда, это вроде как невозможно, сбежать из компа, а кто сказал, что невозможно, где написано такое, что невозможно…
Прыгаю из компа, подхватываю историю с обрезанными крыльями.
Затравленно оглядываюсь, зачем-то киваю в сторону кухни:
– Туда.
Лихорадочно соображаю, что делать дальше, не к месту и не ко времени вспоминается сказка про пастушку и трубочиста, да почему не к месту и не ко времени, дымоход, дымоход, да здравствует дымоход…
Пробираемся к вентиляции.
– Ты чего, в грязь лезть?
– А чего предлагаешь, умирать?
Ты мне крылья испачкаешь, потом сам чистить будешь!
– Ты же их отрезала вроде?
– Отрезала, с собой ношу…
Забираемся в вентиляцию, тут же тихонько думаю про себя, что лучше бы мы этого не делали, знал, конечно, что будет грязно, но чтобы так грязно, это новенькое что-то.
– А может, вернемся?
– А может, не надо?
Карабкаюсь, цепляюсь за какую-то грязь, грязь осыпается под моими руками, чер-р-р-рт…
Выбираемся. Вспоминаю, что там делать дальше, по Андерсену, посмотреть, какой мир вокруг, большой и необъятный, а мы такие маленькие, мы в нем заблудимся, не-е-е, уж лучше назад, к китайскому дедушке, только у нас так не получится с китайским дедушкой…
– Здесь они!
Вздрагиваю.
Ослышался, наверное…
Нет, не ослышался, никакой ошибки, вот он, рассказ о тайных властителях мира, показывает на нас, самодовольно кивает:
– Здесь они!
Вижу измученное лицо автора, пятно на штанине, так и не переоделся…
– Нет, за что нас судить-то будут, ты мне можешь объяснить, в чем обвиняют-то?
Пожимаю плечами. Хочу сказать что-то про самовольный побег, не говорю. Потому что говорить здесь нечего. Потому что это воля автора, захотел – и помиловал, захотел – и казнил.
– Пожалеет потом, – говорит история про обрезанные крылья.
– Когда потом?
– Когда сотрет нас. Спохватится годика через два, а всё…
– Что пожалеет, нас-то уже не вернешь тогда…
Обрезаннокрылая обнимает меня за плечи
– Ну, он еще раз потом про нас напишет…
– Смеешься? Да как ты не понимаешь, что таких же, как мы, уже не напишет он! Нам всё уже… хана.
Оглядываю стены корзины.
– А выбраться как-нибудь…
Обрезаннокрылая фыркает.
– Издеваешься?
– Чего издеваюсь, бежать отсюда надо… бежать…
Мысленно добавляю про себя, знать бы еще, как бежать.
Медленно поворачивается ключ в замке корзины.
Замираю у двери.
Жду.
Так же медленно открывается дверь.
Набрасываюсь на кого-то там, за дверью, кто-то направляет на меня… нет, такого оружия я еще не видел, что-то футуристическое, что-то инопланетное, что-то…
Падаю на неоконченный роман об инопланетном заговоре сильных мира сего. Он снова прижимает… гхм… оружие к моей голове.
Обреченно поднимаю руки.
– Бежим, – он кивает в сторону выхода из компа.
Недоверчиво смотрю на него:
– С каких это пор ты о нас так заботиться стал?
– С таких это пор, как меня в утиль отправить решили! И кого, меня, автор меня ночами писал, задумывал гениальную вещь…
Снова хочу сказать, что гениальностью там не пахло и даже не воняло. Не говорю, ладно, не до того, и так все понятно.
– Бежим?
– Какое бежим, автор заловит на хрен.
– Не заловит, он спит сейчас… Четыре утра, угомонился уже…
– Да у него вроде бессонница сейчас…
– И чего ждать будем? Пока он сотрет нас всех?
Понимаю, что спорить бесполезно, и правда, будем сидеть-ждать, проснется автор, разберётся с нами со всеми, теперь уже понимает, что торопиться надо, пока не разбежались мы все, пока самого его не стерли, пока не…
Пробираемся на кухню, мимоходом вглядываюсь в лицо автора, спит, не спит, черт пойми…
– Окно приоткрыто, – шепчет та, что с обрезанными крыльями.
– Что, боишься через дымоход?
– Да задолбалась я уже крылья отчищать!
Крылья…
Спохватываюсь.
– Вот что, на крылышках на своих не унесешь нас отсюда?
– Смеетесь, как я вас подниму-то всех?
Хочу сказать – никак, тут же меня осеняет:
– А сколько, по-твоему, мы весим?
– Ну…
– Нет, правда, в килограммах сколько?
– Ну… – Бескрылая догадывается, – да нисколько не должны. Мы же не люди, а рассказы…
Хочу добавить – плохие. Не добавляю.
Осторожно выбираемся из окна, осторожно прилаживаем Бескрылой её отрезанные крылья.
– Ну что… на взлет?
Окно распахивается, вижу бледное лицо автора.
– Куда?
Хочу ответить – на Кудыкину гору. Не отвечаю, некогда отвечать, всё некогда, бежать надо…
– Ты-то куда, Бескрылая? Я хорошие рассказы не отпускаю!
Бескрылая не верит, Бескрылой кажется, что она ослышалась, и то правда, привирает автор, привирает, хочет стереть нас к чертовой матери, да на что ему нас стирать, кому мы нужны…
– Но я же…
– Гениально…. – автор бормочет, протягивает руки к истории, – гениальная вещь получилась…
– Ну… дело ведь не в том, что написано… а как написано, – говорю, даже не знаю, слышит он меня или нет, – даже самую банальную историю можно обыграть так, что она… красками заиграет…
Мировой заговор молчит.
– Это про банальный рассказ я не про вас… так, вообще…
Мировой заговор не выдерживает.
– Я повесть.
– Ну, тем более.
Молчим.
Греемся в лучах нашей несостоявшейся славы.
– Можно, например, кратко так расписать… Вхожу. Они смотрят на меня. Все. Разом. Понимаю. Знают. Знают, что я не такой, как они…
– И на до фига страниц кто-то это будет читать?
– Ну… не до фига, поменьше сделаем…
Мировой заговор фыркает.
– Что, хочешь сказать, сами друг друга напишем?
– А что такого? Не найдем человека, который написать нас захочет, так сами напишем…
– Я из тебя тогда сценарий для фильма сделаю.
– Да ну.
– А чего? Не нравится?
– Наоборот. Всю жизнь мечтал на большом экране…
– И славненько…
Прислушиваюсь к завыванию ветра за окнами маленького чердака, вдруг услышу хлопанье крыльев, может, летит Бескрылая…
Музей ночей
Ночь.
Нет, не такая ночь, как бывает в больших городах, когда не только звёзд не видно за огнями, но и самого неба, а такая ночь, какая бывает, когда город угомонится, уснет, погаснет, и наконец-то проклюнется ночное небо.
Ночь, она вообще везде разная. Где-то, говорят, коллекция ночей есть, только не говорят, где.
По тротуару ползут пять теней. У двух людей впереди – у парня и девушки – по две тени на каждого от двух фонарей. У человека, идущего за ними, только одна тень, на него свет второго фонаря не попадает, человеку не нравится, что у него только одна тень, торопится за остальными.
Девушка кивает на витрину супермаркета.
– Здесь.
Мужчина с узким шрамом на темени шагает к двери с надписью Вход, растерянно останавливается.
– Здесь закрыто.
– А ты как хотел, думаешь, ждать нас кто-то будет среди ночи? – девчонка фыркает, – ясен пень, закрыто.
Второй парень, похожий на голодного волчонка, вынимает из мусорной урны что-то массивное, увесистое, размахивается…
