От дома.

Оборачиваюсь.

Смотрю на дом, белоснежный, с башенками и лестницами, с камином в большом зале.

– Останемся.

– Сдурел?

– Останемся. В доме…

Уже знаю, что она скажет:

– Чуднодурый.

И она говорит:

– Чуднодурый.

…развожу огонь в камине.

Прислушиваюсь к вою ветра за окном.

Страшное еще далеко. Я чувствую, что оно далеко.

По крайней мере, пока.

Дом вздрагивает под порывами ветра, ёжится. Думаю, что надо бы укрыть его пледом.

Выхожу на крыльцо.

Смотрю на север, откуда далеко-далеко идет Страшное.

Пока еще оно далеко.

Вскидываю ружье.

Проверяю патроны.

Жду.

Природа, от природы щедрая и добрая, жестоко обделила меня внешностью – как будто не просто поскупилась на красивое лицо и складное тело, но как будто жестоко посмеялась надо мной. Там, где у всех милые хоботки, у меня на лице короткий треугольный нарост с двумя отверстиями внизу. Тело всех нормальных людей покрыто приятными на ощупь чешуями, тогда как мое тело гладкое и розоватое, как у новорожденного крысёнка. Более того – страшно сказать – у меня нет хвоста. Когда я иду, у меня не получается смешно подпрыгивать при ходьбе, как у других. Дело в том, что мои колени загнуты не назад, а вперед. С самого детства мне приходилось прикрывать своё тело всевозможными балахонами, чтобы спрятать своё уродство.

И всё бы ничего, – в конце концов, мало ли какие бывают уродства – но природа посмеялась надо мной вдвойне и наделила меня еще и невыносимым характером. Я просто физически не мог познакомиться с кем-нибудь так, как того требовали обычаи. Нет, обнюхаться с незнакомцем у меня еще получалось, и получалось произнести свое имя задом наперед, как того требовали обряды. Но жестоко подраться с противником я уже не мог.

Нет, не подумайте, что я трус, и боялся драться: однажды мне пришлось выстоять одному против четверых. Но я не понимал, почему знакомство с кем-то приходится начинать с жестокой драки, ведь мы собираемся не враждовать, а дружить. Кроме того, я не понимал обычая откусывать друзьям кончик уха. Во-первых, это больно. Во-вторых, я не понимал, почему кому-то надо было делать больно.

Моя мачеха спрашивала меня, когда я женюсь, и у меня не хватало смелости честно ответить – никогда. Потому что мне становилось не по себе при одной мысли, что придется принести кого-то из друзей в жертву любимой девушке. И дело даже не в том, что у меня не было друзей. А в том, что у меня бы рука не поднялась убить кого-то даже ради любимой девушки.

Весной прошлого года мы переехали в Крата-Харр – здесь мне нравилось больше, чем в безымянной деревушке, где прошло мое детство. Тут, по крайней мере, никому и в голову бы не пришло нападать на кого-то только потому, что у него не такая кожа или шерсть на голове. Здесь свою неприязнь ко мне проявляли более тактично – как только я подходил к ним, они сворачивали разговор.

С детства я мечтал, что найдутся мои настоящие родители – они будут такие же, как я. и увезут меня куда-нибудь, где все будут такими же, как я. В детстве я еще верил в это почти искренне, но по мере того, как я взрослел, я всё больше понимал, что мои мечты так и останутся мечтами.

Так было до того вечера, когда произошло два события, которые навсегда перевернули мою жизнь. Все началось с того, что старый флюгер на городской ратуше прокричал, что будет буря. Этот старый флюгер не только показывал направление ветра, но и предупреждал о непогоде.

Так случилось и в этот раз – флюгер прокричал, что будет буря, и уличные торговцы кинулись закрывать свои лавочки. Воскресная толпа моментально рассеялась, все поспешили домой. На углу улицы расфранченная дама громко звала своих детей и обещала каждому надрать уши.

Я тоже поспешил домой – попасть в бурю мне нисколько не хотелось. Я так волновался, что даже не сразу понял, что кто-то одергивает меня за рукав.

– Прошу вас…

– А?

– Прошу вас… помогите… пожалуйста.

Я обернулся и увидел девушку, настолько миловидную, что даже не поверил своим глазам. Я не понимал, как такое прелестное создание может заговорить с таким чудовищем, как я.

– А что… случилось?

– Вот, возьмите… – она протянула мне сверток, в котором было что-то тяжелое и металлическое, – сохраните это… пожалуйста!

Тем временем я уже почти дошел до дома, но тут спохватился:

– Вы… вам есть где укрыться от бури?

– Обо мне не беспокойтесь, только сохраните это… пожалуйста… очень вас прошу!

Я хотел сказать ей, что в такую ночь нельзя оставаться на улице, но не успел – налетевший порыв ветра подхватил девушку и унес её куда-то в темноту ночи. Тот же ветер унёс бы и меня, если бы чья-то мощная лапа не схватила меня за шиворот и не втащила в дом. Я узнал отчима и поблагодарил его за спасение жизни, но тут же спохватился, что надо спасти и девушку.

– Мы ей уже ничем не поможем, – отозвался отчим, – будем надеяться, что она не погибнет. А что это ты принес?

Вместо ответа я развернул сверток – в нем оказался предмет настолько странный, что я даже не мог предположить, что это было. Сначала мне показалось, что это плоская шкатулка, но когда я раскрыл её, то увидел на одной стороне шкатулки зеркало, а на другой плитку из квадратиков с непонятными знаками.

– Что это? – спросил меня отчим, – откуда ты это взял?

– Это дала мне она… девушка…

– Невероятно… что же… думаю, пришло время рассказать тебе о том, кто ты, и откуда ты появился…

Мне стало не по себе. Я ждал этого момента, но в то же время боялся его, и почувствовал, что хочу пробыть в неведении еще год или два.

Отчим положил передо мной на стол две книги. Я потянулся к ним, но отчим погрозил пальцем.

– Постой. Скажи мне, что ты хочешь услышать – то, что где-то живут такие же, как ты, или то, что твои мечты о тебе подобных – не более, чем детские фантазии?

– Я хочу узнать правду, – ответил я.

– Правды нет, правда будет такая, какую выберешь ты, – отчим взял у меня из рук плоскую шкатулку, – как ты думаешь, что это?

– М-м-м… не знаю.

– Я знаю, что ты не знаешь, а как ты думаешь?

– Гхм… шкатулка… с зеркалом.

– Признайся, Тэмми, ты думаешь совсем другое.

– Да. Я думаю… здесь какая-то тайна. Связанная с моим рождением.

– Верно, тайна. Зеркало на этой шкатулке может показать тебе правду о великом народе, к которому ты принадлежишь, о народе, которого больше нет. А может оказаться обычным зеркалом.

– Я хочу правду.

– Правду о народе, некогда населявшем нашу землю?

– Да.

– А что ты думаешь о той девушке?

– Я надеюсь, что она не погибла.

– Не беспокойся, она жива. По крайней мере, пока. Она успела ухватиться за шпиль высокой башни и заночевала в гостинице.

– Хвала небесам, – сказал я. И только тогда спохватился, откуда отец это знает.

– Я имел в виду другое: что ты думаешь об этой девушке? Кто она?

– Мне кажется, милое создание.

– Милое создание, которое стало жертвой какой-то интриги? Или коварная обольстительница, которая плетет козни?

– Дорогой отчим, я понял ваш намек. Вы советуете мне не делать поспешных выводов и присмотреться к той, которую я уже мысленно назвал своей избранницей.

– Нет, я не это имел в виду. Я прошу тебя выбрать, кем ты хочешь видеть эту девушку – юной прелестницей или коварной змеей?

– Конечно же, первое.

– Но в таком случае все твои мечты найти себе подобных останутся мечтами, – отчим показал на первую книгу, – тебе придется многое пережить, чтобы спасти девушку от тех, кто её преследует… и чтобы сохранить её фамильный артефакт. По пути тебя неоднократно будут одолевать сомнения, правда ли она та, за кого себя выдает… но твое сердце будет мудрым и не позволит одурманить твой разум.

– Но… я хочу встретиться… с такими же, как я.

– Это невозможно. Ни в одной из реальностей. Но есть вариант, где ты найдешь остатки цивилизации своего народа… передашь нам мудрость своих предков… Ты столкнешься с непониманием и одиночеством, только через много лет после твоей смерти наш народ поймет, как много ты сделал для нас…