Пиво сипло сквозило в глотке. Повисло пьяное молчание. Танцевала луна в доме, одна. Натирало полы безмолвие. Светилась конфета ответом на подоконнике. Запах плоти иссяк. Молибденовая улыбка сияла во сне – мне. Понял, что потух пастух – и погас глаз. Пол оторвался и плыл, плыл по глади – меня по голове гладя…
3
Зыбкий узор памяти… я не знаю – Кто Он?
Зубы скрипели как колеса – телега катила в мягкой пыли, словно волны меня несли – от родного порога – в дорогу, в дорогу
Костер жечь в степи, в печи… Судьба-калека. Тоже Ты?
поможешь сжигать мосты. Глицинии жирные: лоснятся, снятся. Вы будете жить, смеяться! Человеко-орудия: они настолько парализованы его волей – что у нас всех просто нет выбора: хоть не ходи на выборы… такова парадигма – в Дигме.
Мы будем жечь глаголы. Сердца. Улыбки липкие наклеивать на перекладины. В ленивых обличьях – зачем от них прятаться? Такова их природа овечья… человечья.
Нас всех не будет.
Служим ему и умрем. Рот забит углем.
Это Бездны глаза горят – вместо того,
что бы быть мертвым
В легком безумии…
в легком безумии тополином
глазами ангелов парили – совокупляясь,
разваливаясь на части – терзаемые ветром
оригами на затхлых задворках, преступления совершённые по-русски – ангел тряс за плечо – нам нужна космическая соль в волосах изменяющая сознание
Девочка по имени Россия —
не захотела оставаться проституткой.
Сутенеры будут пиздить, пока не одумается.
Ветер перемещает свои пиксели легко и забавно.
Щекочет ноздри вялой кофейной благодатью. Слова —
для них есть запасное сердце. Искусственное. Красоту не спасет мир заключенный нашими отцами: по логике вещей, будущее никогда не наступит – единственная армия, которую не победить. Так и хочется сказать: блядь!
…пушистые скалы шевелились дуновениями,
словно вновь вышел из тела… поля памяти как жесткие диски – берущие последнюю ноту октавы – всё или ничего: но это только до начала безмолвия
– Они крэйзи!
ну, да… как только ты обнимешь меня
Ночь пылала, звезда сияла…
Ночь пылала, звезда сияла
Дни разбрелись по-собачьи, случились:
белые мальчики – ружья и птенцы. Рука
полная власти. Мертвые царицы.
Особенно на заре…
Глаза заглядывают в глаза —
побудь со мной, моя тень.
Сверни с мыслей на проселок.
Звери в коже. Дни-покойники заходят
в гости: сладости от отца. Случайная боль
влетела в тело, разворачивала сладость мучений.
К окнам приникли тени. Замостили лицами город.
Счастье грело колени. Сошло с ума в тишине.
Лошади стонали, мертвые пели.
Ведомый спутником за бортом тела.
Окна замазали глиной. Мертвый цветок —
будешь первым в мае! Получишь письма из
прошлого (ничего хорошего). Метель замела слова,
сладкие как халва. Мрак отутюженный. Молнии под
ногтями: метались во сне занавески-невесты…
Мы по-прежнему одиноки.
Ночь устала, звезда сияла.
Ломтики булки на счастье…
Блестело окно…
1
Блестело окно в сероватой кухне.
Хореографией пах пол, атласом памяти.
Хотелось времени, зеркал. Хмель и чай,
и пушистые осы. Целовало запястья солнце —
было мало сказать: «любимая…» —
полсвета молчало в ответ
Солнце распустило свои патронташи…
Ныла музыка в окна – Эверест потухал в заре.
Колкое море цикад в тишине, жаркие воспоминания
Мела метла, бережливо сметая деревья… ослиный
оклик теребил время – шлёпали босые ступни по
полу: звезда на небе – кораблик жгучий…
Звездные меха метели.
Эхо было нелепо, бессмысленно —
бродило по площадям аллергическим ветром…
Приходил дурак: угадывать имя.
Порошок его шепота всю ночь: черный…
Солнце мололо чепуху в своей мельнице:
выпекались дни – сухие, жаркие… Мы еще
надеялись на чудо. Качели пели мечтательно.
Сквозняк согревал… мухи роились на памяти,
соленые атомы на языке: прости, милая…
Тараканы счастья, расползающиеся по углам.
Нас оставалось мало… Пепел, пересыпаемый из
ладони в ладонь. Я шел вдоль булыжного меллотрона
набережной, сфокусировал внимание в Тибете —
арифметика истребителей свернувшаяся в небеса
2
Магия лета успокоила город. Золото коней…
Жажда тяжелила дни. Нелепый поезд пытался
ползти – рядом с телом, в песках. Колкие звезды
в волосах как репейник… колеса прибоя катились
влажно, солнце обжигало тюльпанами.
Жаркий ветер – Магритт полей… уголь
печали сладкий как поцелуй. Ноктюрн висящий
над катастрофой. Мир – дьявольский выпрямитель.
Божественный громоотвод.
…трахались с пустотой: блаженство
сумерек без нас! Мир приоткрыл губы…
Колокольчик пах синевой… горы присели
на корточки, как кельты:
я парил
…горизонт лежал голый…
Несло вальс на тополя пыльное время
В пустых кофейнях чирикали воробьи – били посуду.
Солнце разбросало свои кости – раздарило:
был полнейший бардак!
3
теряемое спокойствие тополей, солдат…
боевики минировали небо. Натер зеленью тело,
травой – слился с желаниями земли, мертвецов.
С небес рулили черные машины, все возвращались
домой
Нас не тронули зеркала, звери.
Смерть капризничала, в колыбели, не могла заснуть.
Наши глаза слипались… в шагреневой дымке —
солнца, реклам…
Голодный огонь, опустошающий души.
Тянем время, спрятавшись в коже,
караулим смерть у водопоя:
она никогда не придет
кафельная вонь в туалете… вокзал
Дневной свет… выхожу в его жемчужный
воздух
Жнецы
Соловьи затравили Боттичелли тосканской зарей!
Планетарное слабоумие, мертвецы в глубоком
самадхи… инкарнации окраин в ренессансах
рассветов – взяли эту бедняжку с собой,
поместили голод в сердца: его глаза
как желтые апатиты
…отблеск зари над рельефом объятий,
ожидание лихорадки – для них это привычно,
но не для нас… любовь свободна на уровне лета,
словно гончая посланная на перехват солнцу.
Твои астральные глаза как созвездия:
Льда и Козерога. Мелиссы и Памяти.
Рассматривая отражение бога
можно уловить сходство,
в котором
…под давлением сумерек улицы зажигают
огни. На аренах проспектов кислотный саспенс
затягивает горло, торопится овладеть.
След прожектора протягивает ожег
жаждущим одиночества.
В полной тьме любовники охотятся
друг на друга: не видишь, кому причиняешь
раны. В полной тьме все сердца открыты…
менты не узнали в неоновом безмолвии кофейни:
застывшие маски мертвецов вдоль стен —
таинственная кристаллография мозга